Заговор францисканцев

Старшие мужчины спали беззвучно. А дома Энрико подолгу не мог уснуть, слушая, как храпят мама с папой. Постель, на которой спали они с братьями, была на вытянутую руку от родительской – в той же комнате, где готовили и ели. В иные ночи храп грохотал так, что он пробирался в калитку, отделявшую жилую половину от стойла, и спал до утра вместе со скотиной.

Энрико выглянул в темноту за устьем пещеры. Где-то там бродил в одиночестве Фабиано. Паренек восхищался отвагой послушника. Братья не раз подначивали его переночевать в лесу, чтобы доказать, что он не трус, но Энрико предпочитал выслушивать их насмешки.

Энрико честно старался не заснуть. Ему хотелось послушать еще один рассказ этого послушника, но сонливость понемногу одолевала, веки стали тяжелыми и уже опустились, когда снаружи послышался голос Фабиано: «Конрад? Сиор Джакопоне?» – тихонько окликнул он и, не услышав ответа, опустился на колени рядом с Энрико, прижал палец к его губам. Энрико перевернулся, приподнялся на локте. Послушник знаком позвал его за собой.

– Подожди здесь, – шепнул он, выводя мальчика из пещеры. – Я подброшу в костер хвороста и сразу вернусь.

От света костра и почти полной луны под деревьями дрожал вечерний полумрак. Листья шуршали, но совсем тихо, колеблемые чуть заметным ветерком. Энрико прислушался, не звучат ли рядом шаги дикого зверя, всмотрелся, не горят ли в кустах хищные глаза. Он с радостью встретил вернувшегося Фабиано. Тот за рукав потянул его от пещеры.

– Разве можно уходить от костра? – шепотом спросил Энрико.

– Я нашел полянку по ту сторону от дороги. Ты что, темноты боишься?

Энрико уклонился от ответа.

– Ты обещал сторожить.

– Мы же рядом будем. Моя история не такая уж длинная.

Поодаль от света костра Энрико стал спотыкаться. Под ногой у него вдруг громко хрустнул сухой сучок. Фабиано замер, обернулся к пещере.

– Потише ты! Не надо их будить.

На поляне послушник обернулся к нему лицом. В лунном свете Фабиано казался совсем маленьким. Они стояли так близко, что послушнику пришлось откинуть голову, заглядывая в лицо Энрико.

– Это история молодого отшельника по имени Рустико и прекрасной девицы Алибек.

– Отшельника, значит, не Конрад звали?

– Нет, уж верно не Конрад, – хихикнул Фабиано.

– Совсем молоденькой, – продолжал послушник, вернувшись к рассказу, – эта Алибек убежала из дома, потому что не хотела, чтоб ее выдали замуж. Она мечтала только о том, чтобы вести святую жизнь в пустыне и молиться Богу. Она шла от пещеры к пещере, упрашивая отшельников наставить ее на путь Господа. Но мудрые старцы, сознавая, что и они не свободны от искушения, давали ей травы и коренья, дикие яблоки и сухари и отсылали за помощью к другому отшельнику. Так она добралась наконец до пещеры Рустико. Тот в своей юношеской гордыне счел, что устоит перед искушением, и ввел ее в свою келью. Однако он скоро понял, что беспомощен перед ее красотой и невинностью, ибо он обнаружил, что девица ничего не знает о мужчинах. И не прошло нескольких дней, как огонь, горевший в его чреслах, растопил его твердость. Он предложил девице встать перед ним на колени, дабы он поведал ей, как отправить дьявола в ад.

Фабиано потянул Энрико за рубаху.

– Встань на колени. Ты будешь играть Рустико. Энрико повиновался, и Фабиано тоже встал перед ним на колени. Под ними зашуршал сухие листья, но Фабиано больше не беспокоился о тишине.

– «Сперва, – сказал Рустико девице, – нам нужно снять с себя всю одежду».

– Мне и это делать? – заныл Энрико. – Без костра холодно будет.

– Слушай, – зашипел на него Фабиано, – если ты будешь все время хныкать, испортишь рассказ.

– Извини. Просто я раньше ничем таким не занимался. Послушник улыбнулся:

– Это и видно.

Энрико стянул через голову капюшон с пелериной и тунику. От ночного воздуха кожа покрылась мурашками, и он вцепился в снятую одежду, бросив умоляющий взгляд на рассказчика.

И чуть не захлебнулся холодным воздухом от увиденного. Ему приходилось прежде видеть голой младшую сестренку, но у той груди были просто бутончиками, вовсе не похожими на спелые плоды, колыхавшиеся теперь перед ним – почти такие же огромные, как у мамы, когда она вскармливала нового младенчика. Он обвел глазами хрупкий очерк тела до крутых бедер и скользнул взглядом ниже, к завиткам густых черных волос, которые так и манили разведать, что скрывается под ними. Ямка пупка в темноте казалась бездонной. Рука его сама потянулась к мягкой коже ее живота, но замерла в воздухе: Энрико не смел испытать реальность происходящего, коснувшись ее. Он хотел заговорить, но девушка снова прижала палец к его губам. А сама, как ни в чем не бывало, продолжила рассказ.

– «Рустико! – Алибек. – это такое, чего нет у меня, поднимается перед тобой, будто купол? – Увы, дочь моя, – отвечал отшельник, – это и есть тот дьявол, о котором я говорил. Господь поразил меня этим зверем, и он мучит меня целыми днями, так что порой мне кажется, я умру от боли. Но ныне Бог ответил на мои молитвы, послав мне тебя. Ибо Он дал тебе нечто, чего нет у меня – адскую дыру, в которую можно погрузить этого беса, облегчив тем мои страдания».

Девушка принялась тормошить Энрико.

– Видно, ты и вправду замерз, – приговаривала она. – Я тоже окоченела, но на меня холод совсем иначе действует.

Она направила его руку к своей груди – к твердому выпуклому узелку соска.

– Я не могу рассказывать без твоей помощи. Ты же слышал, что сказала Алибек. Ты должен подняться, как купол. – Она ободряла его словами. – Ты боишься? Успокойся. Помнишь, что они сказали? Ты должен испытать жизнь. Даже ночи с белокожими женщинами.

Он сжал сосок двумя пальцами, нежно, любопытствуя и опасаясь причинить боль. Дыхание стало прерывистым и коротким, а в висках стучала кровь. Он моргнул, отгоняя пелену перед глазами.

– Так-то лучше, – шепнула она, продолжая поглаживать его. – Тут нет ничего плохого, знаешь ли. Ты ведь еще не давал обетов. Ну вот, теперь куда лучше. Придется мне называть тебя большой Рико. А ты зови меня Амата. Это мое настоящее имя.

Он тихонько засмеялся, уже двумя руками сжимая и поглаживая ее грудь.

– Большой Рико. Прямо как сиор Джакопоне, – повторил он и почувствовал, как замерли ее пальцы.

– Джакопоне? Зачем ты вспоминаешь его в такую минуту?

Парень открыл глаза.

– Джакопоне. Это ведь прозвище, а не настоящее имя. Он мне сказал, оно значит большой Джакопо. Так его прозвали соседи за высокий рост.

Ее пальцы перестали двигаться и сжались так крепко, что парень охнул:

– О-о! Что я такого сказал?

– Какие соседи? В Губбио?

– Нет, не в Губбио. Он говорил, он из Тоди – это в дальнем конце Умбрии.

Девушка села на пятки, обхватила себя руками и заскулила.

– За что? – всхлипывала она. – Почему ты отнимаешь всех, кто мне дорог?