Заговор францисканцев
Шрифт:
– Un drago! [23] – выкрикнул другой. Обернувшись, Амата увидела два огромных пылающих глаза, несущихся на них сверху. На миг банда остолбенела, потрясенная видением, и за этот миг Джакопоне оказался среди них. Он ткнул головней в лицо главаря, в то время как второй факел в левой руке поджег его рубаху. Бандит взвыл и понесся в лес – ослепленный, в горящей одежде. Остальные трое устремились по дороге к Вальфаббрика, преследуемые ревущим чудовищем. Прежде чем прекратить погоню, Джакопоне сумел своим факелом поджечь плащ отставшему разбойнику.
23
Дракон (ит.).
Когда
– Слишком поздно давать ему отпущение, – вздохнул отшельник. – Душа уже удалилась в вечную обитель.
– Надеюсь, прямо в ад, – вставила Амата.
– Это ты его убила?
Польщенная благоговейным трепетом в его голосе, она снисходительно отозвалась:
– Боец был не из лучших.
Оставив Конрада над телом разбойника, Амата пробежала несколько шагов по дороге в сторону Ассизи. Здесь развернулась первая схватка.
– Энрико, – позвала она. – Энрико.
Когда к ней подошел Джакопоне с факелом в руке, она разглядела у придорожного куста неподвижный холмик. Заставить себя его потрогать она не сумела, но не сомневалась – человеческое тело. В животе у нее что-то перевернулось и к горлу подступила рвота.
Амата упала на колени рядом с лежащим.
– Нет, Рико, нет, – плакала она. – Неужели и тебя?!
11
Конрад отодвинул Амату плечом, ощупал грудь Энрико, так же как только что у мертвеца. Потом он склонился к самому лицу мальчика. Амата беспомощно заламывала руки – жест молитвы и отчаяния.
– Он еще дышит, но едва-едва. Где сиор Джакопоне?
– Рядом, падре. Вот он. – обернулась к дороге: – Скорей!
Кающийся высоко поднял свой факел и победно взревел, приближаясь к ним.
– Я не пробовал такой драки с тех пор, как мы гнали из Тоди Бенедетто Гаэтани с его сворой гибеллинов, – сказал он.
– Нас вы несомненно спасли, брат мой, – кивнул Конрад, – но боюсь, мы уже не успеем помочь Энрико. Он на краю смерти. Надо унести его, пока не вернулись banditi, – он махнул рукой в сторону леса. – Оставьте Фабиано один факел, сиор Джакопоне. И поищите тонкие деревца на жерди для носилок.
Джакопоне бросил всего один взгляд на мальчика и тут же бросился к зарослям. Затрещали ветки. Конрад обдумал что-то, прижав ладонь ко лбу, и принялся бродить вокруг.
– Пойдем со мной, сестра, – сказал он чуть погодя. – Гадкое дело – обдирать трупы, но одежда преступника нужна нам, чтобы перенести Энрико. Мы проденем жерди в рукава.
Она побрела за ним, как в полусне. В голове было одно: если бы не она, Энрико не лежал бы сейчас на дороге полумертвый, хотя, может быть, ее саму тогда убили бы. И лучше бы так. Господь явно наложил проклятье на всех, кто ей дорог.
Конрад приказал ей отвернуться, пока он раздевал тело. Амата медленно обернулась и стояла, уставившись в темноту, пока он не вскрикнул:
– Dio mio [24] , сестра! Что ты наделала? Ты убила брата! Конрад снял с убитого верхнюю накидку. Под ней была серая ряса, перепоясанная
веревкой – такая же, как у них с Конрадом. И на шее, на завязанном узелком кожаном шнуре, висел простой деревянный крест.– Он старался убить меня.
Амата вдруг обмякла, слова шли из горла хриплым шепотом. Не осталось сил даже оправдываться и защищаться. Рука с факелом опустилась к самому лицу мертвеца, осветив лысую макушку и искаженные застывшие черты.
24
Мой бог! (ит.)
– Падре! Я же его знаю. Только сегодня утром видела.
– В Губбио?
– Да, на пьяцце. Он стоял чуть позади толпы, и с ним еще несколько из нашего ордена. Он откинул капюшон, и я, помню, подумала, что он будто радуется холоду.
– Почему же они напали на нас? Амата вскинула голову.
– Один сказал, что они искали тебя.
Она оглянулась на неподвижное тело Энрико по ту сторону дороги и вцепилась в рукав отшельника.
– Мне страшно за вас, падре. Пожалуйста, не ходите в Сакро Конвенто. Вы попадете в смертельную ловушку.
– Решать мне, – напомнил он девушке, – и пока я не вижу перед собой выбора. – Он еще минуту рассматривал мертвого монаха. – Да и так ли важна жизнь? Если бы эти люди убили меня, я уже радовался бы встрече с Лео и святым Франческо. – И, с улыбкой похлопав себя по груди, добавил: – И уже понимал бы смысл письма.
– Но Лео хотел, чтобы вы жили и рассказали всем то, что узнаете. Я в этом уверена.
Из кустов появился Джакопоне, волочивший за собой два тонких, но крепких деревца с обломанными ветками. Он оставил жерди рядом с Энрико, а сам подошел к Конраду и Амате.
– Сперва надо похоронить этого брата, – сказал Конрад.
– Похоронить? – крикнула Амата. – Да разве можно терять время? Прежде всего надо унести отсюда Энрико.
– Он был нашим братом. Его должно похоронить по-христиански, а не оставлять в добычу хищникам. – Конрад снял с шеи убитого крест и отдал девушке. – Подержи пока – отметим его могилу. Сиор Джакопоне поможет его раздеть. Можно будет завернуть тело в плащ и завалить камнями.
– Дайте мне его пояс, – попросила Амата. – Пригодится.
Она ждала на дороге, сжимая в одной руке факел, а в другой крест, пока мужчины уносили останки монаха за деревья. Не сводила глаз с поворота тропы, с минуты на минуту опасаясь возвращения бандитов. Трое удрали в Губбио, но тот копейщик может оказаться где угодно. Его вопли давно сменились тишиной холодной ясной ночи. Напрягая слух, она слышала только, как возились в подлеске Конрад с Джакопоне, разгребавшие землю и ворочавшие камни. Даже Энрико не стонал, не вскрикивал от боли. Мертвенное молчание пугало девушку больше всего.
Через какое-то время из кустов появился Джакопоне. Он отдал девушке веревочный пояс и забрал у нее крест. Амата бросилась к Энрико, связала вязанку тонких веток, подожгла своим угасающим факелом. Огонь перебирался с ветки на ветку, и вскоре ей стало ясно видно его лицо. Чистую кожу испятнали синяки и царапины, светлые волосы запеклись в крови и торчали грязными пучками. Такой молодой – ее брату Фабиано теперь было бы столько же. Она села рядом с ним на землю и гладила его лоб, перебирала пальцами спутанные волосы, разбирая колтуны.