Заговор, которого не было...

Когда следователи Петрочека начали «раскручивать» «Заговор Таганцева», когда наряду с основным «Делом» де­сятки особоуполномоченных трудились в поте лиц над ма­ленькими «делами», и вспомнили о военном моряке, при­лежно трудившемся во 2-м лагере принудработ «Кресты». Уже 3 июля 1921 г. Сергея Ивановича привозят на допрос в «Большой дом». Понимая, что по пустякам сюда из «Крес­тов» не возят, Романов чистосердечно рассказал все, что знал. А так как не знал он почти ничего, о существовании «Петроградской боевой организации», по его словам, представления не имел, и даже стойко отрицал знакомство с профессором Таганцевым (которого действительно в гла­за не видел, как-то не пересекались ранее их жизненные пути), то полагал, что отпустят его в ставшие родными «Кресты» для короткой, как он думал, дальнейшей от­сидки.

Наверное, наш искушенный читатель уже не сильно удивится, если скажу, что никуда Романова не отвезли, тем более — не отпустили. А приговорили — по постановлению Президиума ПЧК от 24.08.21 г., «на основании имеющихся в деле данных», к расстрелу.

А теперь представьте себе удивление прокуроров Ге­неральной прокуратуры РФ, не обнаруживших в «Деле» С. И. Романова никаких свидетельств его преступной жизни.

При первом чтении материалов «Дела В. А. Матвеева» мне казалось, что этому «финскому шпиону» повезет боль­ше, чем кронштадтскому моряку (к тому времени у меня уже сложилось представление о горестной судьбе людей, короткое время принадлежавших к суровому кронштадтс­кому братству).

«Дело Матвеева»

Матвеев Виктор Александрович, 1891 г. р., уроженец Петроградской губернии (разумеется, в 1891 г. она называ­лась иначе), надсмотрщик телеграфа на Николаевской же­лезной дороге. Чувствуете социальную разницу: не офицер какой-нибудь, хотя бы и младший, а пролетарий железно­дорожного труда. Арестован был по доносу. Но в чем его обвинял анонимный «друг народа» — неизвестно. Что соби­рались ему инкриминировать следователи поначалу — тоже остается только гадать. Но факт остается фактом: сам ли, по собственному желанию, с подсказки ли следователя или под некоторым легким нажимом с его стороны, но дал скромный провинциальный телеграфист сенсационные показания (для нас сегодня и не такие удивительные, читателю наших очерков уже попадалось подобное обвинение, предъявляе­мое некоторым проходившим по делу гражданам).

Оказывается, В. А. Матвеев всего за 100000 (еще раз на­помним читателям — это всего несколько рублей по курсу 1913 г.) вызвался устроить тайное телеграфное сообщение между Россией и Финляндией! Поскольку предъявить сле­дователям какие-либо устройства или чертежи будущего «проекта века» он не смог, в его показаниях появилась при­мечательная фраза о том, что обещание-то он дал, но «за­тем отказался от этой затеи».

Начальник оперативного отдела ВЧК товарищ Гольдсгейм над показаниями Матвеева, должно быть, всплакнул и, будучи сам чисто пролетарского происхождения, решил помочь брату по классу.

И написал докладную записку по инстанции с ходатай­ством за наивного пролетария, а в заключении по делу предложил ограничиться направлением Матвеева в конц­лагерь сроком на два года.

Опытный работник, товарищ Гольдсгейм хорошо по­нимал, что и за меньшие преступления участников «За­говора Таганцева» вели на расстрел. А Матвеев, как ни кру­ти, уже попал в группу «финских шпионов», и изъять его оттуда не представлялось возможным. Так и родилось замечательное творение начальника оперативного отдела в жанре социальной оды, уникальный исторический до­кумент:

Отбираю из него аргументы Гольдсгейма:

«1. Г-н Матвеев впоследствии категорически отказался от своих услуг белому агенту (предлагавшему изобрести те­леграф между Россией и Финляндией. — Авт.).

2. Он по своему социальному положению пролетарий.

3. Он за преданную и усиленную работу на телеграфе Николаевской железной дороги был избран рабочими ге­роем труда.

4. Он действительно был введен в заблуждение о дей­ствительной цели Сергеева» (это тот самый «белый агент», который якобы заставлял телеграфиста провести телеграф между двумя державами. — Авт.).

Что ни фраза — штрих к портрету эпохи. Чего стоит хотя бы трогательная и романтическая страница биографии: «был избран рабочими героем труда»...

Читатель, наверное, уже совершенно спокоен за Матве­ева. И готовится в следующей фразе прочитать об освобож­дении из-под стражи или, на худой конце, об отправке на принудработы в лагерь робкого телеграфиста. Не спешите радоваться.

В справке, подготовленной прокурором, с печальным юмором констатируется:

«Учитывая изложенные в этом заявлении заслуги, Пре­зидиум Петроградской губчека 3.10.21 г. приговорил Мат­веева В. А. к расстрелу».

«Дело» об «информаторах-иностранцах»

Всякая уважающая себя шпионская организация кроме резидента имеет еще и сеть информаторов, тех, кто по идейным соображениям или за деньги передает разведыва­тельные данные.

Естественно, были «назначены» в «финскую шпионско-белогвардейскую группу» и информаторы.

Первым среди них был Нильс Баклунд. Но с ним, судя по сохранившимся в архивах материалам дела, вообще стран­ная история приключилась. Н. О. Баклунд, слушатель Се­веро-Западного управления водного транспорта (уже про­фессия вызывает некоторое удивление, но так записано следователем в 1921 г.), по делу допрошен не был. Нет ни­каких данных ни о его аресте, ни о его жизни до момента приведения приговора в исполнение. А приговорен он был и расстрелян, судя по хранившемуся в деле Постановле­нию Президиума ПЧК, 3 октября 1921 г. Где — неизвестно. А вот за что — сказано. «За передачу сведений о состоянии Шлиссельбургского порохового завода своему брату Ялмару Баклунду — руководителю белогвардейской организа­ции в Финляндии».

Другим «крупным разведчиком» из «финской группы» был, конечно же, Константин Васильевич Гримм , 1891 г. р., скромный служащий МУЗО г. Петрограда. Данных об его аресте в деле нет.

Но есть прелюбопытный документ, детективная основа которого, надеемся, разбудит фантазию читателей.

Шестого сентября 1921-го г. заместитель Уполномочен­ного Германского правительства в Москве, руководитель Центрального бюро по делам пленных господин Шотте об­ратился с запросом в Отдел стран Запада Народного ко­миссариата иностранных дел. Г-на Шотте интересовало, за что арестован 5 сентября 1921 г. в Петрограде германс­кий подданный Константин Гримм. Г-н Шотте с большой печалью описал, как, опираясь на «п. 6 Русско-Германско­го договора от 6.05.21 г.», он «отправился выяснять обстоя­тельства дела на квартиру гр-на Гримма № 13, в доме № 102 по проспекту имени 25 Октября, где и был задержан со­трудником ПЧК».

Там германский дипломат предъявил напечатанные в его «карточке» выписки из приказа № 1169 от 21.09.20 г. ВЧК, после чего сотрудник ЧК отвел его на Гороховую 2, где ему были возвращены документы и даны разъяснения.

Видимо, за дальнейшими разъяснениями германский дипломат обратился в Народный комиссариат юстиции.

После чего 13.09.21 г. нарком Литвинов и заведующий От­делом стран Запада Наркоминдел Якубович обратились к заместителю Председателя ЧК Уншлихту за новыми разъяснениями. Им, как и герру Шотте, было непонятно, почему без достаточных на то оснований, нарушая имею­щиеся между двумя странами договоренности, средь бела дня арестовываются иностранные граждане? И более того, просили руководство ВЧК впредь таких дипломатических ляпов не допускать.

Ответа на это обращение из ВЧК не последовало. Да и что писать дипломатам, что обещать, если ровно через сут­ки после получения письма из Наркоминдел иностранный подданный Константин Васильевич Гримм, фактически без суда и следствия, ибо все инкриминируемые ему пре­ступления доказаны не были, был расстрелян за «нелегаль­ную переписку с заграницей и прием курьера финской раз­ведки».

«Шестерки» из «колоды» Петрочека

Те, о ком я рассказал выше, шли у Петроградских следо­вателей как «козырные карты», остальным пришлось иг­рать роли шестерок.