Заговор, которого не было...

Никитин Б. И ., санитар скорой помощи, расстрелян — цитируем запись, сделанную следователем Якобсоном — за то, что был «причастен к Врангелевской организации, действовавшей под флагом французской разведки». Отку­да были взяты эти обвинения, из материалов дела устано­вить не удалось. Видно только, что вместе с сыном была расстреляна и мать, Никитина М. Д. — за то, что «знала о работе своего сына».

Векк А . С., электрик с корабля «Петропавловск», был расстрелян, цитируем заключение следователя ПЧК Лебе­дева, — за то, что «предложил организации 2 пуда соли и несколько десятков саженей смоляных веревок», которые похитил с корабля «Андрей Первозванный». Как мы знаем из материалов других дел, веревки эти были выменяны на продукты и помогли спасти от голодной смерти несколько человек. Факт хищения, конечно же, не украшает электри­ка, но какое это все имеет отношение к «террористичес­кой организации» во главе с профессором Таганцевым — так и осталось неясным — ни тем, кто проходил по делу «соучастников», ни мне, читавшему эти материалы спустя 70 лет...

Спиро М. С. Как «соучастница» «Петроградской боевой организации» была приговорена к заключению в концла­герь на 6 месяцев за то, что после расстрела 61 участника этой организации побывала на месте расстрела вместе с се­строй одного из невинно убиенных (Попова), а затем еще и на панихиде в Казанском соборе.

Комментировать сей приговор нет смысла, просто вспомнились строки воспоминаний Анны Андреевны Ах­матовой, также побывавшей на панихиде в Казанском со­боре по расстрелянному мужу, поэту Николаю Степанови­чу Гумилеву, и другой, не такой великой и близкой Гумиле­ву, но — тоже поэтессы и друга Николая Степановича, — Ирины Владимировны Одоевцевой. Обе тогда, в 1921 г., побаивались, что и их возьмут после панихиды. Бог мило­вал. А вот совсем случайного человека — ни за что, ни про что — в концлагерь. За то, что поклонилась могилам, по ее честным словам на допросе, «геройски умерших людей», да по-христиански, по-православному помолилась за них в церкви...

* * *

Сохранился замечательный документ эпохи — своего рода «служебная записка», подшитая к делу одного из «со­участников». Процитируем ее фрагментарно: «Совершенно секретно. Сообщаю, что по поводу дела гр. Слозберга... не­обходимо допросить гр. Цветкова П. П. и Годманга Ф. Ф... Гр-ну Цветкову можно сказать, что его моментально выпу­стят, если он только подтвердит (обвинение — Авт.), тов. Цветкова (так в тексте — то гражданин, то все еще това­рищ) нужно постращать. Гр. Слозбергу нужно сказать, что его выдал Герцфельд и Цветков. Цветкову сказать, что его выдал Слозберг».

Удалось прокурорам Генеральной прокуратуры РФ об­наружить среди материалов дел «соучастников» и такой прелюбопытнейший исторический документ, и — одно­временно — трагическую страницу нашей недавней исто­рии, — характеристики, данные старшим следователем Петрочека Назарьевым некоторым подследственным. Приведу одну из них — на Л. Я. Голицыну:

«Прежде всего необходимо отметить величайшее упор­ство, которое проявили все обвиняемые на допросах, так что пришлось с каждым из них затратить необычайное ко­личество энергии и громаднейшее количество часов, что­бы вынудить их признать себя виновным в своих преступ­лениях.

На основании изложенного полагаю:

1. Голицыну Л... признать виновной в сокрытии своего княжеского звания при поступлении на службу в коменда­туру ЧК, в краже бриллиантового кольца и разных мелких вещей преимущественно канцелярского характера...»

По воспоминаниям опубликованным (а автору этой книги — и из воспоминаний своих родных, нигде не публи­ковавшихся) мы знаем, что представители древних дво­рянских, тем более — княжеских фамилий вынуждены были скрывать свое происхождение, которым еще недавно гордились, чтобы не умереть с голоду. «Запрет на профес­сию» существовал тогда необычайно широко и применял­ся очень жестко. Пишет это и князь В. Голицын в цитиро­ванных в начале нашей книги воспоминаниях. Так что на получение признания княжны в княжеском происхожде­нии старшему следователю вряд ли потребовалось «гро­маднейшее количество часов» — факт был известным и скрываем был лишь до поры до времени. «Величайшее упорство» потребовалось, должно быть, товарищу Назарь­еву, чтобы убедить княжну признать факт кражи канцеляр­ских скрепок. Это уже обвинение неприятное, и брать на себя такой грех, конечно же, не хотелось. И уж совсем «необычайное количество энергии» потребовалось следо­вателю, чтобы выбить из столбовой дворянки, представи­тельницы одной из древнейших русских княжеских фами­лий (Голицыны — потомки королевского рода Гедеминовичей) признание в вульгарной краже перстня.

То, что уголовное преступление в данном случае белыми нитками пришито к политическому, к «социальному проис­хождению», в общем-то, сомнений не вызывает. Не вызыва­ет сомнений и надуманность этих преступлений. А вот в чем я все-таки сомневаюсь, так в том, что даже после энергичных действий следователя Л. Голицына все-таки взяла грех на душу — призналась в несовершенных ею преступлениях — следов-то признания в материалах дела нет... Есть только ничем не подтвержденные измышления следователя...

Не были привлеченные к делу 173 человека ни участни­ками преступлений, ни тем более — соучастниками... Про­сто попали под каток «красного террора», жестокого и мстительного. И погибли.

А если и были за ними какие-нибудь мелкие проступ­ ки—то нам ли их сегодня судить? А вот с точки зре­ния юриспруденции они оказались невиновны перед за­коном...

Историческая интермедия. Документ

Из справки по архивному уголовному делу № Н-1318 (214224) так называемой «Петроградской боевой организа­ции» («Заговор Таганцева»):

«Контрреволюционная организация в 3-м минно-подрыв- ном дивизионе».

Организация состояла из 13 человек, из которых шесть были расстреляны, остальные заключены на различные сроки в лагерь, освобождены.

Организация была создана следственными органами искусственно, на основе доклада в ВЧК, составленного 28.09.21 г.: «3-й минно-подрывной дивизион был сформи­рован в середине 1919 г., затем в полном составе был арес­тован. При наступлении Юденича в 1919 г. на Петроград 4-я рота дивизиона должна была двинуться вместе с его войсками на город во главе с командиром роты Петровым.

В дивизионе скрывались контрреволюционные эле­менты, об этом сообщил Орлов А. Г...»

Далее привожу список членов «организации» с форму­лировками инкриминируемых им преступлений:

Петров (Пале) Виктор Яковлевич, комроты 4, участво­вал во всех военных совещаниях организации, выдал пла­ны расположения мин и фугасов и сведения о расположе­нии воинских частей. Расстрелян.

Подня (Буттель-Подлобный) Николай Маркович, офи­цер, комиссар 4 роты, скрывал офицерское звание и фа­милию, работал в организации. Поводом к его аресту по­служили агентурные сведения о том, что он «...получает заграничные газеты, знаком с курьерами и участвует в организации». На предварительном следствии категори­чески отрицал какую бы то ни было антисоветскую дея­тельность. Расстрелян.

Голубцов Борис, переписчик канцелярии, был помощ­ником военного руководителя организации, расстрелян.

Гизетти Лев Антонович— отделенный командир, раз­носил письма и деньги. Расстрелян.

Шуленбург Сергей Владимирович, зав. техчастью, раз­носил деньги и письма. Расстрелян.

Рооп Георгий Христофорович, адъютант дивизиона, ак­тивный участник Таганцевской организации, снабжал ку­рьеров организации документами дивизиона, разносил письма. На допросах участие в «Петроградской боевой организации» отрицал. Расстрелян.

Гартинг Август Карлович, помощник командира диви­зиона, небрежно хранил штамп-факсимиле командира, дал возможность адъютанту Роопу поставить штамп на чи­стые бланки. Выслан из Петрограда.

Пантелеймонов Иван Михайлович, красноармеец, арес­тован за соучастие в устройстве через Роопа на службу в дивизион дезертиров, приговорен к одному году принудработ.

Танков Владимир Павлович, бывший комдив, обвинял­ся в продаже белогвардейской организации планов мин­ных заграждений и фугасов, приговорен к общественным работам.