Заговор небес
Шрифт:
Напоминал он ей тех выдуманных людей, что в некотором смысле были героями ее диссертации – с поправкой на время и страну пребывания, естественно. Когда она в начале девяностых готовилась к защите, ей довелось прочесть в оригинале кучу романов Дэшила Хэммета, Росса Макдональда, Рекса Стаута, Микки Спиллейна… Парочку из них даже перевела на русский – деньжат подзаработала… Так вот: главные герои крутых штатовских детективов – тех, тридцатых-пятидесятых годков – чем-то здорово смахивали на Пашу. Такие же надежные – словно из куска Эмпайр-Стейт-Билдинг высечены. Столь же скупые на чувства, как автомобили «Кадиллак». И готовые, верно,
Интересно, права ли она? Или опять фантазирует? Придумывает, как в детстве, себе героя? Когда Вовка Семенов из восьмого «а» казался ей рыцарем без страха и упрека – точь-в-точь как столь любимый ею Д'Артаньян…
Все-таки хотелось бы верить, что сейчас, по прошествии (страшно подумать!) почти двадцати лет, она не ошибается… Слишком мало на свете мужчин, на которых можно положиться и которым можно доверять…
«Однако даже если я права, – вдруг подумалось ей, – и Паша – российская реинкарнация крутого парня из «черного детектива», тех американских героев роднило между собой одно: револьверы-то у них были быстры, а вот мозги – не слишком. А ведь и Паша, кажется, отличается тем же свойством… Не очень-то он, похоже, сообразителен… У Арчи Гудвина был хотя бы Ниро Вульф, который думал за него и распутывал все загадки… А вот у Паши Синичкина, кроме него самого, с его мощными кулаками и стандартными мозгами, никого, похоже, и нету… Не секретарша же эта рыжеволосая…»
А ведь ей, Кате, в ее нынешнем положении не герой Хэммита скорее смог бы помочь, а кто-то вроде Эркюля Пуаро… Или даже мисс Марпл…
Ох, проклятая начитанность! Порой кажется, что она, Катя, – с этим ее филологическим образованием, с диссертацией по американскому масскульту – сейчас не настоящей жизнью живет, а участвует в какой-то детективной мелодраме… Но ведь сейчас – все всерьез. И Настя умирала – скрючившись, у камина, вцепившись рукой в медвежью шкуру, – по-настоящему… И подлинная, бледная, несчастная Валюха прикована сейчас к койке в Склифе… И в нее, Катю, на Страстном бульваре стреляли всамделишной пулей… Если выглянуть из окна – можно, приглядевшись, увидеть дырочку в левой стойке «Фиата»…
Катя вздохнула.
Ни шороха не неслось изо всей квартиры. Андрей продолжал безмятежно спать. Настроение было если не совсем отвратным, то явно хуже нормы.
Но раз так – надо не киснуть, а срочно настроение поднимать.
Она прошла в ванную, пустила воду. Растворила под струей два колпачка пены. Над ванной начала подниматься белая грива.
Катя взяла из кухни вчерашнюю бутылку вина, тонкий бокал, а также сигареты, зажигалку и пепельницу. Отнесла в ванную. Пристроила все на стиральной машине. Из кабинета перетащила пару свежих женских журналов. Захватила трубку радиотелефона.
Она любила принимать ванну долго, с чувством, нежась: получать одновременно все тридцать три удовольствия.
…Через полтора часа, в семь вечера, когда она, распаренная, похорошевшая и повеселевшая, выходила из ванной комнаты, у нее уже сам собой созрел план. Она знала, что ей делать: кому звонить и о чем спрашивать.
Пока Катя наслаждалась ванной, ее супруг успел раздеться – спортивный костюм валялся рядом с кроватью, – потушить ночник и юркнуть под одеяло. «Ну, будет теперь спать до утра», – решила Екатерина Сергеевна. Профессор Дьячков укутался в два одеяла, свернулся клубочком и посапывал.
Катя притворила
дверь, пошла на кухню, поставила чайник. Взяла трубку, открыла старую записную книжку. Первым она позвонила Гоше – тому самому аэродромному приятелю Гоше, в которого была так влюблена Валентина и коего прибрала к своим железным ручкам, а потом безжалостно бросила Настя Полевая.Гоша сам снял трубку.
– Ой, Катька! – обрадовался он. – Сколько лет, сколько зим!
– Узнал? Жалко. Богатой не буду… С Новым годом тебя, Гошенька, и с Рождеством!
– И тебя – тем же концом по тому же месту!
«Чего не отнимешь у аэродромной публики, – улыбнулась про себя Катя, – так это неслыханной простоты. Все они там такие сермяжные, посконные и домотканые!» Именно поэтому она в свое время бросила прыжки: переросла компанию. Ей с ними стало неинтересно.
– Ну, как ты, Гошенька, поживаешь? Что нового? Давно в Колосове не был?
– Давно, Катюха, ох, давно…
– Кого-нибудь из наших видел?
– Да всех видел, – мрачно сказал Гоша. – И тебя тоже. У Настьки на похоронах… Ничего там не известно, что с ней все-таки случилось?
– Ничего нового, – ответила Катя. – Как и говорили: пищевое отравление.
Естественно, она не собиралась посвящать Гошу во все происшедшее (и происходящее!) с ней и ее подругами.
– Слушай, а почему на похоронах Валентины не было? – спросила Катя.
Катя прекрасно знала, почему, но ей надо было подвести разговор к главному. Еще со времен работы над диссертацией она запомнила: если сомнительный аргумент или пример «закопать» где-то в середине меж других примеров или аргументов – оппонент, даже въедливый, его не замечает. Так и в общении: на вопрос, значимый для нее, но заданный между делом, в череде других, – Гоша не обратит внимания.
– Почему Вальки не было? – переспросил Гошка. – А кто ж ее знает… Боялась, наверное… Что ее осуждать будут… Ведь она же Настьку теми грибами накормила…
– А с Фомичом ты на похоронах говорил? А то я что-то не успела… Как он?
– Да нет, не говорил… Как-то, знаешь, на кладбище не до разговоров… А поминок вроде не было…
– А почему Никитки на похоронах не было? – невзначай задала Екатерина Сергеевна свой главный вопрос.
– Никитки? Этого психа? Чего это ты им заинтересовалась?
– Да так… Может, – дай бог ему, конечно, здоровья, – с ним тоже случилось что… Жалко… Все-таки беззлобный был парень… Вроде дурачка деревенского…
– Не знаю, не знаю, мать, где он, что с ним… На аэродроме его давно не было.
– Позвонил бы ему.
– С какой стати!.. Да у меня и телефона его нет…
– Ладно… – протянула Катя, соображая, как ей все-таки теперь отыскать телефон Никиты. – Ну, а как там Мэри? – продолжила она задавать свои значимые вопросы. – У нее что нового?
– Так вы ж с ней виделись, – удивился Гоша, – тогда, на даче у Вальки-то!.. Когда Настька погибла…
– Виделись-то мы виделись, – проворчала Катя, – а поговорить не успели… Знаешь, было как-то тогда не до разговоров…
– А что – Машка? – пробормотал Гоша. – Машка как Машка…
– Как она, пьет?
– Да не знаю… – уклончиво сказал Гоша: видно было, что он колеблется: ему есть что порассказать о Мэри, но он сомневается, говорить или нет.
«Давай, давай, Гошенька, – мысленно поторопила его Катя. – Выкладывай!»