Заговор небес

– Вспомните, Катя, – продолжил я опрос, – какими в точности словами Валентина приглашала вас к себе?

– Well… [17] – она задумалась. – Мне кажется, она сказала: что-то мы давно не виделись…

– Так… – поощрил я ее. – И что?

– Давай, сказала она, соберемся командой…

– А вы что, – перебил я ее, – когда-нибудь все вместе уже собирались? После того, как бросили прыгать?

– Я уже говорила. Собирались. Но очень давно. И редко. Мы быстро поняли, что без прыжков наши встречи не имеют смысла.

17

Здесь: «Ну…» (англ.).

– Извините, я перебил вас… Так что еще все-таки тогда сказала Валя? Дословно?

– Давай встретимся… А нет! – вдруг вспомнила Катя. – Еще она сказала: «Мы тут поговорили и решили, что нам хорошо бы собраться…»

– Поговорили? С кем?

Катюша наморщила лоб.

– Мне кажется, с Машей… Они, Машка с Валей, вообще последнее время были ближе всех друг другу… Из нашей четверки, я имею в виду…

– Так, значит, – в лоб спросил я, – на самом деле идея встретиться, может быть, изначально исходила – от Маши?

– Может быть… – протянула Катя. Потом спохватилась: – Неужели вы думаете, что – Маша?.. Нет, не может быть!..

– Я не знаю, что думать, – жестко сказал я. – Но у меня есть факты. И у вас они тоже есть. На троих из четверых участников вашей команды были совершены покушения. Одно из них удалось. Жива и невредима пока только Мария… Вы ей, кстати, звонили?

– Да. Но никто не подходит.

– Катя, – мягко сказал я, – Екатерина Сергеевна, давайте с вами подумаем: кто и почему мог бы желать вашей смерти? Вашей – я имею в виду всех четверых?

– Вы думаете, я не задумывалась над этим? – горько усмехнулась доцент Калашникова.

– И – что?

– Понятия не имею, – она покачала головой. – Ни малейшего понятия…

– Давайте пофантазируем, – предложил я, посмотрев прямо в ее прекрасные голубые глаза. – Давайте! Принимаются любые версии, даже самые невероятные…

– О, brainstorm… – слабо улыбнулась она и перевела для меня: – Метод мозгового штурма…

– Да, что-то вроде…

Она усмехнулась, взяла сигарету, прикурила, откинулась на кухонном диванчике, выпустила дым и посмотрела мне прямо в глаза:

– Что ж, давайте попробуем…

– Может быть, – начал я, – вы, все вчетвером, знаете чью-то тайну?.. Такую тайну, за которую – убивают?

Она прикрыла глаза, затянулась. Выдохнула дым, сбросила пепел.

– Какую? О чем?

– Не знаю. Думайте.

Она долго молчала, потом неуверенно сказала:

– У Маши сын неизвестно от кого…

– Так, – подбодрил я ее, – и вы не знаете, кто его отец? Что он?

– Нет, – покачала головой Катя. – Машка никогда о нем ничего не рассказывала. Когда заходил разговор – замыкалась, отвечала грубо или отшучивалась…

– И никто на аэродроме об отце мальчика ничего не знал? Даже вы трое?

– Нет. Я думаю, нет. Наверно, если б знала хотя бы одна из нас – мы бы все сразу узнали… Это была бы сенсация… Но Маша никогда, никому и ничего не говорила…

– А что, если об этом вдруг недавно узнала Настя? Или Валя?.. Или – они обе?

– Но я-то – ничего не знала! Зачем же на меня-то охотиться?! – вдруг выкрикнула Катя, и я понял, как, несмотря на внешнее спокойствие, напряжены ее нервы.

– А вы ведь знакомы с мальчиком? – утешающе сказал я. – С сыном Маши?

Катя встала, плеснула себе из графина воды, выпила залпом, затем снова уселась против меня.

– Извините… Да, я, конечно, с мальчиком знакома… Мы все были знакомы… Он рос на аэродроме…

– Ну, и что он собой представляет?

Катя скривила губы.

– Шкодлив. Замкнут. Отчасти асоциален… Но, – спохватилась она, – тогда ему было лет восемь, может, десять… И не видела я его лет восемь… Так что не знаю, как он сейчас… Судить не берусь…

– Сколько ему нынче получается годков?

Екатерина Сергеевна прищурилась, припоминая.

– Лет семнадцать. А то и восемнадцать.

– Он живет с матерью?

– Да, кажется, с ней, с Мэри… Где ж ему еще жить?

– Скажите, – внезапная бредовая идея пришла мне в голову, я даже сперва не хотел ею делиться – но «brainstorm» так «brainstorm», – а мог он, этот юноша, вдруг начать мстить – вам и вашим подругам – за какие-то обиды, подлинные или мнимые?

– Мог ли? – переспросила она, усмехнувшись. – Если у него не все в порядке с головкой – то мог. Наверно, мог… Хотя, видит бог, никаких обид не было… Какие обиды у восьмилетнего мальчика?..

– Мэри что-то о нем сейчас, о взрослом, рассказывала? Как он живет, как учится?.. Есть ли у него друзья, девушка?

– Нет, – покачала головой Катя. – Не рассказывала… Абсолютно ничего… Да ведь мы с ней, с Машкой, практически не виделись… Даже по телефону редко разговаривали…

– А тогда, на вечеринке? Когда погибла Настя?

– Нет. Может, Машка и собиралась что-то о нем рассказать, да не успела… Но она, Машка, вообще была очень скрытная… То есть, что это я говорю, – спохватилась она, – Маша просто очень скрытная… Дай ей бог здоровья… И сынок, получается, замкнутый – в нее…

– Ладно… Вы говорите, как его звали – Борис?

– Да, Борис… Бориска, Борька…

– А фамилия?

– Маркелов. Как и у нее, у Маши.

– А отчество?

Катя грустно улыбнулась.

– В свидетельстве о рождении у него в графе «отец» – прочерк. Я сама видела.

– Хорошо бы нам его, Бориску, найти… – вслух подумал я.

– Ищите, – жестко молвила Катя.

Я понял, что увлекся, делая Екатерину Сергеевну соучастницей своего расследования. Она почувствовала это и сразу отстранилась. Дала понять, что детектив – это я, и она мне платит. За мою работу.

Я сказал:

– Да. Конечно. Извините. Это мое дело.

– Сделать вам еще кофейку? – примиряюще промолвила клиентка.

– Да. Неплохо бы. Не откажусь.

Катюша легко встала и принялась закладывать в кофеварку кофе, заливать воду.

Вдруг она резко обернулась. Глаза у нее были расширены.

– А помните, я вам рассказывала про одного парня с аэродрома? Ну, про Никитку, который к нам, ко всем по очереди, приставал? Он ведь настоящий шизо! Явный маньяк! Может, это он нам всем – мстит?