Заговор против маршалов. Книга 2

— Мне очень жаль огорчать вас, Вальтер,— погово­рив для приличия о погоде — она и в самом деле ра­довала, он с сочувственной улыбкой дал ознакомиться с документом.— Вы сами видели, я сделал все, что было в человеческих силах, чтобы избежать мелей и рифов. И вот расплата за излишнюю торопливость. Бюрокра­тическая процедура беспощадна. Будучи запущенной, она протекает уже сама по себе. Все не проконтроли­руешь. Но вы не огорчайтесь: ваше личное дело не пострадает. Я уничтожил все следы. Можете быть совер­шенно спокойны. Вы и я — мы оба одинаково винова­ты, а общий грех, как известно, сближает. Давайте выпьем по бокалу вина за нашу дружбу и ваше семей­ное благополучие.

— Н-надеюсь, вино не отравлено? — нашел в себе силы пошутить Шелленберг.

— Клянусь Вотаном, вы мне нравитесь! Уверен, что ваше дальнейшее продвижение не за горами...

— Спасибо за все, Рейнгард! — Шелленберг понял, что управление «СД — заграница» будет за ним.

— А теперь к делу,— Гейдрих демонстративно вы­пил до дна.— Мне нужен надежный парень на роль предателя. Вы понимаете, о чем речь?.. Потом мы пере­меним ему имя и переведем в другой отдел, разумеется с повышением.

РЕДАКТОРУ «ПРАВДЫ» ТОВ. МЕХЛИСУ Л. 3.

... Среди высших офицерских кругов упорно говорят о связи и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии в Москве. В этой связи называется имя Тухачевского.

Зав. корпунктом «Правды» в Берлине

А. Климов.

В самый разгар приема на Ке д'Орсэ военный ми­нистр Даладье подошел к Потемкину и увлек его к нише эркерного окна. Оно было предусмотрительно приот­крыто. Ветер надувал алые, под стать обоям с золотис­тым узором, драпри, и шум вечернего города заглушал слова.

— Имеются сведения о возможной перемене полити­ческого курса в Москве,— сказал он, не скрывая трево­ги, и доверительно взял полпреда под руку.— Франция серьезно обеспокоена. Ходят слухи о договоренности между оберкомандо вермахта и высшими офицерами Красной Армии. Не можете ли вы пролить хоть толику света на этот вопрос, ваше превосходительство?

— Вы сами нашли точное определение: слухи,— сохранив полную невозмутимость, молниеносно отре­агировал полпред.— Нет причин для озабоченности.

— Не все так просто,— вкрадчиво возразил Даладье и подробно ознакомил Потемкина с содержанием док­ладной, полученной из Второго бюро генштаба.

Полпред внимательно выслушал, всем видом изо­бражая сомнение, и, обронив несколько ни к чему не обязывающих замечаний, заговорил об испанских де­лах. Советский Союз ожидал от Франции более реши­тельных действий.

Через несколько минут он, не прощаясь, покинул зал и поехал прямо в полпредство. Дежурный шифро­вальщик захлопнул нашумевшую книгу Павленко и схватил блокнот.

ПОЛПРЕД СОВЕТСКОГО СОЮЗА ПОТЕМКИН — НКИД

Даладье пригласил вашего полпреда для беседы, в ходе которой сказал, что из надежного источника им стало известно о планах германских кругов осуществить государственный переворот в СССР. Предположительно, опорой должны служить лица из командного состава Красной Армии, враждебно настроенные к руково­дителям страны. Германия намерена заключить с но­вым режимом военный союз, направленный против Франции.

Даладье ссылался на то, что такого же рода сведения получены французскими военными кругами от русских эмигрантов. Он предупредил, что более конкретными сведениями не располагает.

53

Через четыре дня после пятиминутного свидания с Герингом посланник Мастный попросил срочно связать его с Прагой и дал номер канцелярии президента. Разговор предоставили без малейшего промедления.

— Наши западные друзья подтверждают заявление второго человека,— срочность заставила пренебречь конспирацией.— Мне необходимо говорить лично с ва­ми. Когда разрешите вылететь?

— Если можете, то прямо сейчас.

Мастный глянул в окно: утро обещало быть солнеч­ным, но крыши домов по другую сторону улицы купа­лись в молочном тумане.

Только бы не помешала погода!

Погода не помешала, зато подкачал самолет. Пилот жаловался на неполадки в шасси. Но механики из «Люфтганзы» помогли устранить неисправность, и са­молет с посланником благополучно поднялся в воздух.

Машина из Града поджидала прямо на летном по­ле. Беседа с президентом продолжалась чуть больше часа.

Поблагодарив посланника, Бенеш вызвал Крофту и попросил пригласить советского полпреда.

— На двадцать второе апреля, в десять часов,— он сделал пометку на перекидном календаре. В запасе было почти десять дней. Вполне достаточно для провер­ки.— Найдите доктора Новака,— велел секретарю.

Начальник политической полиции прибыл только под вечер: в Либереце генлейновские молодчики взор­вали полицейский участок.

— Свяжитесь с вашими немецкими коллегами и отправляйтесь в Берлин,— президент устало про­вел рукой по глазам.— Инструкции получите перед отъездом...

— Я должен позвонить Мюллеру?—не поверил своим ушам доктор Новак.

— Если германской секретной полицией заведует именно этот господин, то я не понимаю, что вас так удивляет. Договоритесь о встрече и поезжайте. Министр Геринг обещал, что нашему представителю окажут любезный прием.

Сергей Сергеевич Александровский, член партии с 1906 года, принадлежал к элите советской дипломатии. Он великолепно зарекомендовал себя еще на службе в Берлине, где трудные ситуации считались нормой не только в нынешние, но и в прежние, благословен­ные времена. Проработав несколько лет полпредом в Каунасе и Хельсинки, он получил назначение в Прагу и только здесь понял, что значит настоящее счастье. Древний таинственный город совершенно заворожил его своей праздничной и легкой простотой, скрывающей трагизм и мистику столетий. Свободно владея и чешс­ким и словацким языками, Сергей Сергеевич чуть ли не каждый день делал для себя удивительные открытия. В лабиринтах Старого города совсем иначе раскрыва­лись дали времен, с обостренной свежестью воспри­нимались как новейшая, так и классическая литература, музыка, живопись. Дом Фауста с дыркой в кры­ше, откуда черт унес студента, польстившегося на нераз­менный талер, дом Моцарта, рыцарские замки, под­ворье Мальтийского ордена — все вековые загадки Европы протяжным эхом откликались средь башен и стен.

«В Словакии меня принимали за силезского чеха,— писал он в личном письме наркому после поездки по стране,— на Моравии — за словака, а в Чехии — за че­хословацкого немца».

Он обожал веселые кабачки, чешскую, еврейскую, немецкую кухню, легко сходился с художниками, ар­тистами. Жена, бывшая примадонна Венской оперы (когда-то пела вместе с несравненным Карузо), зарази­ла его страстью к органной музыке. Вдвоем они зачи­тывались Мейринком, Кафкой, а Библа и Незвала он открыл для себя сам. Благоговел перед Чапеком. По воскресеньям отправлялся с Коваржиком, старостой певческого союза, удить в горных ручьях крапчатую форель. Сочная, яркая, почти нереальная жизнь. И радостно, и страшно от того, что праздник длится так долго и за все придется платить непомерной ценой. Тем сильнее било по сердцу невольное сравнение спокойно- торжественной, как в менуэте, Праги с ожесточенно- суетливой Москвой, отгороженной от остального света неприступными стенами.