Заговор рвачей

Инесса вышла. И снова тишина. И снова Розендорф нарушил ее, зашуршав бумагами. Он, похоже, напрочь забыл про меня, упрятанного за перегородку.

Я подал голос:

– Доктор, а градусник уже можно вынимать…

– Градусник? Да-да, конечно…

Розендорф скрипнул дверцей своего огромного сейфа. И, очевидно, закрыл его на ключ. Звякнул связкой, бросаемой в карман. Наконец зашел за перегородку, посмотрел на градусник:

– Нормальная у вас температура.

Я жалобно спросил:

– А давление?

Он померил и давление:

– Практически нормальное.

Я улыбнулся:

– Значит, я симулянт.

Розендрорф покачал головой:

– Нет, просто вы обладаете достаточно молодым организмом, который пока еще может очень быстро приходить в себя. Желаю вам пребывать в таком состоянии долгие лета.

Я не торопился встать с кушетки:

– А может, что-нибудь еще померим? Мне кажется, что ранее я не уделял достаточного внимания своему организму. Честно говоря, до приезда сюда я даже и не подозревал, что у меня столько таких важных органов: желудок, почки, печенка, селезенка, желчный пузырь, простата…

Розендорф остановил меня:

– Да-да, конечно, нужно серьезно относиться к своему организму. И следующий раз мы поговорим об этом очень подробно. А сейчас извините, мне нужно срочно поработать… Вы, по-моему, собирались в бассейн?

Я встал с кушетки:

– Да, собирался. Что ж, если вы так заняты, то я, пожалуй, побегу. Спасибо, что осмотрели меня.

– На здоровье.

– Доктор, я зайду к вам как-нибудь еще. Вы не поверите, но мне так хочется поговорить с вами о своем здоровье.

– Да-да, конечно. Обязательно поговорим…

Розендорф был задумчив и, очевидно, не настроен на беседу, ради которой меня собственно и пригласил в кабинет. А может, вообще забыл о намеченном со мной разговоре. Что же это за документы такие?

Весь день я думал, как бы мне добраться до этого прибывшего спецпочтой пакета. Без всякого сомнения, там было что-то очень важное. Очень важное…

Анна пришла на встречу с цветами. Теперь уже я, занятый своими размышлениями, был не очень внимателен к тому, что говорит мой собеседник. Собеседница.

Анна вертела букет в руках:

– А почему ты не спрашиваешь, откуда у меня цветы?

Я автоматически спросил:

– Откуда у тебя цветы?

Она игриво потупила взор:

– Лучше не спрашивай.

– Лучше не спрашивай?

– Да, – притворно вздохнула она, – мне подарил их один мужчина…

– Один мужчина…, – повторил я, продолжая думать о своем и не особо улавливая смысла сказанного Анной.

– Да, – подтвердила она, – Можно сказать, поклонник…

– Какой еще такой поклонник?

– Фу, – положила Анна цветы на столик, – ну, наконец-то, ты, кажется, начал замечать мое присутствие и обращать внимание на то, что я говорю.

– Извини, – я поцеловал голубую подковку на ее левой ладошке.

– Я подумаю, – не торопилась прощать меня Анна.

Я настаивал:

– Ну, извини и расскажи, расскажи про своего новоявленного поклонника.

Анна не долго мучила меня:

– Ладно уж, так и быть… А поклонник у меня не новоявленный, но очень странный. Сегодня он у нас из «Янтаря» выписался, домой поехал. Этот мужчина в последние дни сам не свой был. Говорят, ни с того, ни с сего целую ночь просидел на лавочке возле санатория. Все давно привыкли, что он такой живенький, веселый, ко всем подряд женщинам пристает. Я тебе не рассказывала, потому что это у него так, в шутку, происходило. А женщинам, конечно, всем приятно было, что на них внимание обращают. Все с ним как бы понемножку заигрывали. Но вот с той самой ночи на лавочке у санатория он стал какой-то не такой…

Я переспросил:

– Какой-то не такой?

– Да, – кивнула Анна, – какой-то пришибленный что ли. Никто в санатории ничего понять не мог. Мы и у врачей в нашем «Янтаре» спрашивали. А они, по-моему, просто отговариваются: «Депрессия у человека». А что-почему непонятно. Мы, конечно, его самого расспрашивали. Может, какое-нибудь несчастие случилось? А он ничего объяснить не может. Да, и такой неразговорчивый стал. Отвечает через силу. Странный, очень странный… Думали, так и уедет из Минеральска в таком состоянии. Но сегодня вот он вроде отошел, повеселел. Женщин конфетами угощал. А мне даже цветы подарил. Единственной из всех, между прочим…

– Красивые цветы…, – неясная мысль пришла мне в голову, – Говоришь, целую ночь просидел возле санатория.

– Да, вроде бы так…

Эта история с «поклонником» начинала становиться мне все более интересной:

– А я видел этого мужчину раньше? Может, сталкивался с ним у вас в санатории, когда приходил к тебе?

Анна понюхала букет:

– Может, и сталкивался. Хотя вряд ли…

Я показал руками:

– Он крепкий, коренастый, плечи широкие.

– Что ты, – улыбнулась Анна. – Щуплый такой. Толкни и упадет.

– А что он обычно носит? Джинсовый костюм?

Анна покачала головой:

– У него как-то с костюмами не очень. Да и вообще, по-моему, с одеждой. Он все время чуть ли не в одной и той же клетчатой рубашке ходит.

Я так и знал:

– В клетчатой рубашке?

– В клетчатой рубашке.

Я аж хлопнул себя по коленке. Анна удивилась:

– Что с тобой?

– Так, ничего. Одну важную вещь вспомнил.

Без сомнения, это был тот мужчина, которого у меня на глазах увезли в «первую городскую психиатрическую больницу». Значит, в ту ночь это действительно был спектакль для меня.

И мужчина не артист. Он не подыгрывал. Он просто оказался случайной жертвой. Тогда на дороге ему вкололи какое-то очень сильное успокоительное. От которого он, кажется, слава богу, отошел. И еще до отъезда домой. Можно только порадоваться, что для него все обошлось так легко. А мог бы и, как Запалин, память потерять…

Я взглянул на Анну, занятую букетом. Цветы, которые мужчина подарил Анне, действительно были хороши. И я мысленно обругал себя: «Вот, идиот…» Я-то ведь еще ни разу не дарил Анне цветов. Никаких. Но я еще подарю. Подарю…

Да, это точно был тот самый мужчина с ночной дороги. Мужчина, которого увезли в светлом фургоне без опознавательных медицинских знаков. В фургоне, который не захотела искать милиция…

Чем больше я понимал это, тем больше мне становилось не по себе. Совершенно определенно, кто-то очень сильно интересуется мной, пытается заставить меня избавиться от тетради Запалина.

Это, конечно, не парни. Те, что один в бейсболке и другой – с косичкой. Они просто исполнители.

И это, разумеется, не цыганка. Ее, скорее всего, просто за деньги попросили заговорить со мной на улице, погадать мне и, как бы между прочим, уговорить меня отдать тетрадку, что называется, по-хорошему. А вот когда я не понял тонкого намека, то стали действовать грубее. У меня на глазах ввели первому встречному лекарство, увезли его в неизвестном направлении. Мол, и с тобой может случиться так же. И когда я опять же не понял, то от намеков и угроз перешли к прямым действиям – подсыпали мне в еду препарат, «разговаривающий» человека.