Заговор Тюдоров

Меня обдало холодом.

– Но тогда, быть может, сама она вовсе не хочет стать женой Фериа.

– Не хочет?! – Джейн безрадостно рассмеялась. – Женщины такого сорта прекрасно знают, чего хотят. Фериа сделает ее герцогиней, а это намного лучше, чем быть содержанкой посла.

Мне показалось, что горло сдавила невидимая петля.

– Это серьезное обвинение. Насколько я понял, Ренар был покровителем мистрис Дарриер, более того, она благородной крови. Ее отец и братья погибли во славу церкви во время Благодатного паломничества…

Джейн презрительно фыркнула:

– Это она вам сказала? Пожалуй, можно счесть ее россказни правдой, если не знать, что произошло на самом деле. Впрочем, большинство людей и не знают, а те, кто знает, предпочитают не вспоминать лишнего, памятуя о ее близости с Ренаром. Однако же леди Кларансье достоверно известно все; она помнит, что мастер Дарриер, отец Сибиллы, был одним из тех предприимчивых господ, которые разбогатели при лорде Кромвеле. Законник, подобно самому Кромвелю, описывал имущество намеченных к закрытию монастырей. Он сколотил себе состояние грабежом, точно заурядный пират, присвоив золото, о котором не стал сообщать в казну. С падением Кромвеля пришел конец и Дарриеру. Его казнили, да, но не потому, что он защищал права матери нашей церкви. Его привязали к коню, проволокли по улицам к эшафоту и четвертовали, как обыкновенного преступника, потому что он ограбил казну и короля.

Мне становилось все труднее дышать. Мысленным взором я видел Сибиллу, видел, как оплетают меня тяжелые пряди ее роскошных волос, как она извивается под тяжестью моего тела…

– А ее братья?

– Кто знает, были ли они вообще? – пожала плечами Джейн. – Если и были, то, уверяю вас, умерли они вовсе не в Йорке. Во всех рассказах мистрис Дарриер достоверно одно: она, ее мать и сестра бежали из Англии во спасение от королевского гнева, вне сомнения припрятав под юбками часть накопленных Дарриером богатств. Как бы иначе им удалось обеспечить себе место при дворе Габсбургов? Императрицам не свойственно принимать в свиту нищенок.

В смятении я словно прирос к месту, не в силах сделать и шага. Сибилла мне солгала, намеренно изобразила свое положение в искаженном свете. Одного я только не понимал – зачем?

– Собственно, она как раз рассказывала Фериа ту же самую душещипательную историю, когда вы вбежали в галерею с умирающим оруженосцем на руках, – тараторила Джейн, не замечая моего состояния. – Не скажу, чтобы ей удавалось быть убедительной, и уж поверьте, она не пришла в восторг от вашего неуместного появления. Не спорю, она хороша собой – лакомый кусочек, по крайней мере для тех, кто предпочитает красоток такого сорта, но Фериа еще горько пожалеет, что согласился на условия Ренара. Такая женщина, как Сибилла, способна только погубить мужчину.

Я с трудом сдерживался, чтобы не схватить Джейн за плечи и не забросать вопросами, на которые она все равно не сумела бы ответить.

– Я задела вас? – спросила Джейн, наконец заметив, что я не говорю ни слова. – Мне просто подумалось, что вас нужно предостеречь. Сибилла не та, за кого вы ее принимаете. Порядочной ее не назовешь. Украсть чужого жениха и в утешение подарить собачонку – поступок ничуть не порядочный.

Она опять стала обиженной барышней, которая поносит за коварство более взрослую и опытную соперницу. Я рассеянно кивнул, голова шла кругом.

– Да, конечно, – пробормотал я, – согласен, это непорядочно. Благодарю вас за прямоту. Вы чрезвычайно добры ко мне.

– Вы мне нравитесь. Жаль, что вам нечем похвастать, кроме благосклонности королевы.

Я прочистил горло, разглядывая галерею, в которую мы вошли: резные настенные панели и вычурная алебастровая лепнина смыкались с рельефным потолком, во многих местах подпорченным пятнами сырости.

– Никогда прежде не видел этой части дворца, – сказал я вслух, мысленно перебирая все, что наговорила Джейн, и пытаясь сложить из осколков более-менее связную картину.

Для чего Сибилле понадобилось меня обманывать? Надеялась ли она пробудить во мне сострадание? Возможно ли, что она действительно стремилась избавиться от власти Ренара; все, что рассказала Джейн Дормер, этому не противоречит. Или Сибилла сочла, что правда окажется менее убедительной, чем выдуманное прошлое, которое наверняка вызовет сочувствие у такого, как я?

– Ею редко пользуются, – пояснила Джейн и, помедлив, добавила: – Говорят, леди Елизавета сама захотела поселиться именно здесь. Судя по всему, в тех же самых комнатах, где жила, когда приезжала ко двору навестить отца.

Отдаленная безлюдная галерея, в которой не кишели толпы вездесущих придворных и слуг, могла похвалиться разве что прекрасным видом на реку. Ежась от ощутимого холода, мы подошли к прочным дверям, украшенным потускневшей позолотой. Стражи у дверей не было; я постучал по филенке, и гулкое эхо разнеслось в тишине. По ту сторону двери кто-то зашаркал, внутренняя створка осторожно приоткрылась, и дрожащий женский голос спросил:

– Кто там?

Я узнал Бланш Парри.

– Мастер Бичем. Мне нужно видеть леди Елизавету.

Наступила нерешительная пауза. Я вдруг сообразил, что Бланш не знает моего фальшивого имени, и, слыша, как она торопливо, вполголоса расспрашивает кого-то, повернулся к Джейн:

– Будьте добры, сообщите ее величеству, что я вернусь с ее высочеством, как только она будет готова идти.

Джейн надулась. Я припомнил ее слова о том, что Елизавете следовало бы подчиниться воле королевы, и понял, что моя спутница предвкушала, как своими глазами увидит унижение строптивой принцессы. Мне стало грустно оттого, что эта юная душа, едва вступившая в жизнь, уже впитала ядовитые испарения двора, где наслаждаться чужим позором было излюбленным времяпрепровождением.

– Что ж, хорошо, – сказала она без особой убежденности и пошла прочь, то и дело оглядываясь на меня, ожидавшего, когда отопрут дверь.

Убедившись, что Джейн отошла достаточно далеко и ничего не сможет подслушать, я проговорил:

– Мистрис Парри, это я, Брендан. Откройте.

Тотчас лязгнули засовы, и я увидел осунувшееся лицо приближенной дамы Елизаветы, второй после мистрис Эшли женщины, которой она всецело доверяла. Мистрис Парри находилась при Елизавете с тех самых пор, когда та была еще ребенком. Она была всего лишь немолода, не больше сорока шести лет, но сейчас выглядела древней старухой, глаза ее ввалились от постоянного недосыпания, из-под капюшона выбивались седеющие пряди. Скрюченными, словно когти, пальцами она схватила меня за руку, втащила в комнату и захлопнула дверь, тут же снова заперев ее на все засовы, точно опасалась вторжения.

– Что происходит? – с тревогой спросила она. – Скажи правду! Ее хотят арестовать?

Я покачал головой. Ко мне бросился Уриан и ткнулся длинной мордой в мою ладонь, настойчиво требуя ласки. Гладя пса, я окинул взглядом комнату. В великолепное эркерное окно щедро лился дневной свет, стены были до потолка затянуты гобеленами, пол устлан коврами. Среди изысканной мебели в беспорядке стояли дорожные сундуки, и юная служанка, запыхавшись, набивала их одеждой, подсвечниками и прочим имуществом. Кроме нее и мистрис Парри, в комнате не было никого – ни дам, ни фрейлин.