Заговор в Древнем Риме
Шрифт:
— Тебе уже доводилось участвовать в римских скачках?
— Нет. Выступал только в цирке Массилии и в Картаго Нова. Меня зовут Амнорикс, но в скачках участвую под именем Полидокса.
— Я возлагаю на тебя большие надежды. Как тебя угораздило оказаться среди аллоброгов?
— Мой дядя был избран своим кланом и прибыл сюда с партией жалобщиков, взяв меня с собой. Хочу попытать счастья на скачках в Большом цирке.
— И как ты его находишь?
— Никогда в жизни не видел ничего более величественного. Правда, цирки в Галлии и Испании построены лучше. Они не разрываются от шума
— Этот цирк построен первым в мире, — сообщил ему я. — Он разрастался вместе с Римом. Поэтому выглядит довольно ветхим и бесформенным. Но погоди. Придет день скачек — и ты его не узнаешь.
— О, я уже бывал здесь как-то на скачках! Но только не в качестве участника. И не мог поверить своим глазам, когда увидел, сколько помещается здесь народу. Шум стоял оглушительный. — Он рассмеялся. — Правда, должен признать, что здешняя публика ведет себя намного лучше, чем галлы.
— Просто тебе не пришлось стать свидетелем здешних беспорядков. Моли богов, чтобы эта участь тебя миновала.
Теперь, когда между нами установились доброжелательные отношения, мне захотелось воспользоваться случаем и задать ему несколько вопросов:
— Когда я подошел, твой патрон с Крассом о чем-то жарко спорили. Не знаешь о чем?
Он нахмурился.
— Понятия не имею. Красс стал довольно часто наведываться к моему патрону. В последний раз он приходил с молодым человеком, которого зовут Вальгий. Кстати, он тоже был сегодня в лоджии. Беседы Красса с моим патроном носят приватный характер. Могу сказать одно: после каждой их встречи у моего патрона расстроенный вид.
— Говоришь, Красс приходил вместе с Вальгием? — Это обстоятельство меня насторожило. — А ты ничего не перепутал?
— Нет. Это точно был он. Пока Красс с патроном о чем-то совещались, Вальгий сидел в атрии вместе с другими клиентами. Он только и говорил, что о лошадях и скачках. Даже со мной перекинулся парой фраз. Было видно, что он терпеть не может галлов и даже не слишком старается это скрывать.
— Этот молодчик мне тоже пришелся не по душе. А второго бородатого юношу ты прежде не встречал? Или ту особу, что была вместе со мной в ложе?
— Нет, их я никогда не видал, — признался он. — Она очень красивая. По римским меркам.
— Ты успеваешь многое заметить, когда молнией проносишься в своей колеснице. Мне казалось, что все интересы возницы вертятся исключительно вокруг своей квадриги.
— Это так. Но только во время скачек, — сказал он и, прищурившись, добавил: — Однако ты задаешь слишком много вопросов, господин.
— Таковы мои обязанности. Я квестор Деций Цецилий Метелл. Нахожусь здесь по официальному делу.
— А, понимаю. Чем еще могу быть полезен?
Варвары думают, что все римские публичные деятели обладают неограниченной властью. Это им внушили наши соотечественники, которые распоряжались их провинциями на правах богов.
— Кто-нибудь еще приходил в последний раз к твоему
патрону вместе с Крассом и Вальгием?На мгновение молодой человек задумался.
— Нет. Но чуть позже, кажется, через день или два, когда мы были на Форуме, к нам подошел один человек. Он заговорил с моим дядей и другими старейшинами. Потом их проводили в дом Децима Брута, а нам, тем, кто помоложе, велели расходиться по квартирам, в которых мы разместились. Меня это немного удивило.
— А ты, случайно, не знаешь, как звали того человека?
— Умбрен. Публий Умбрен. Кажется, он какой-то делец, имеющий свой интерес в Галлии. Лично мне вся эта секретность не по нутру. Мы прибыли сюда, чтобы открыто заявить о своих требованиях Сенату, а не вести какие-то тайные переговоры.
— Рад это слышать. Политика Рима — дело грубое и жестокое. Вам, простому люду, не следует в нее влезать. Держи ухо востро. Заметишь что-нибудь подозрительное — дай мне знать. Меня почти всегда можно найти в храме Сатурна.
— Хорошо. Буду следовать твоему совету, — ответил юноша.
Для галла он оказался довольно смышленым и откровенным малым. И акцент у него был вполне терпимым.
Я поспешил на Форум, где рассчитывал найти отца. Он уже проводил предвыборную кампанию, готовясь к предстоящим в будущем году выборам цензоров. Находясь в гуще людей, собравшихся между зданием курии и Рострой, он о чем-то убежденно говорил, несомненно, с присущими ему благородством и искренностью. Когда я подошел ближе, то отметил, что большинство из тех, кто его окружал, занимали крупные должности в собрании центурий и могли оказать существенное влияние на исход будущих выборов. Я приветствовал отца как своего родителя и патрона.
— Почему ты не в сокровищнице? — возмущенно спросил он.
Его лицо при виде меня, как всегда, обрело выражение крайнего недовольства.
— Отлучался по делам службы, — заверил его я. — Мне нужен твой совет. Это связано с твоим недавним пребыванием в Галлии.
Стоявшие рядом люди отошли в сторону, чтобы дать нам поговорить наедине.
— Ладно, что именно тебя интересует? — раздраженно спросил отец.
Ему всегда было не по душе, когда его прерывали во время политических выступлений.
— Что тебе известно о человеке по имени Публий Умбрен?
— Умбрен? — Он метнул в меня острый взгляд. — Какой же это совет? Это выуживание из меня полезных сведений.
— Это касается официального дела, которое ведется от имени городского претора.
— Целера? Какие тебя могут с ним связывать дела? — с отвращением фыркнул он. Казалось, он и пальцем не желал ради меня шевельнуть. — Не морочь мне голову. Ты опять ввязался в разоблачение какого-то заговора? Я угадал?
— В этом качестве я уже сослужил Республике маленькую службу, отец.
— И к тому же едва спас свою шкуру.
— Отец, спасать свою шкуру не делает римлянину большой чести. Гораздо страшнее бесчестье.
Лицо отца покраснело, и я поспешил призвать на помощь его чувство долга, которое для него всегда играло первостепенную роль.
— Отец, в городе совершаются убийства.
— Знаю про убийства. И что из этого? Одним всадником больше, одним меньше. Какая разница?