Заговор в начале эры

– Что случилось? – спросил Цезарь. – Ты можешь говорить со мной о чем угодно.

Помпей молчал, словно собираясь с мыслями.

– Я слушаю тебя, – мягко произнес Цезарь.

– Не знаю, как сказать, – вдруг выдохнул с улыбкой Помпей. – Когда ты родился, Цезарь?

– Это все, что ты хотел узнать? – засмеялся Цезарь. – Но это не такая большая тайна. В год шестого консульства Гая Мария и Луция Валерия Флакка, в году 654-м римской эры.

– Верно, – кивнул Помпей, – я так и думал. Я старше тебя на шесть лет. Я родился в год консульства Гая Атилия Серрана и Квинта Сервилия Цепиона, в 648 году.

– Ну и что, – весело спросил Цезарь, – это сильно мешает нашим отношениям? Красс вообще старше меня на пятнадцать лет. Ему сейчас пятьдесят лет.

– Я знаю. Но это действительно сильно мешает.

– Объясни, чем тебя не устраивает мой возраст? – строго спросил Цезарь. – Я достиг сорокалетнего рубежа, когда можно избираться консулом. Кажется, это ты в нарушение римских законов был избран консулом в тридцатишестилетнем возрасте… Что случилось?

– Я люблю твою дочь, Цезарь, – просто сказал Помпей.

Цезарь хотел рассмеяться, но смех забулькал в его горле.

– Где ты ее видел? – наконец, угрюмо спросил он.

– Здесь, в доме Бальба. Всего один раз.

– Вы с ней говорили?

– Нет, – покачал головой Помпей. – Я хотел все узнать у тебя.

– Она обручена с молодым Цепионом.

– Но она его не любит.

– Откуда ты знаешь? – разозлился Цезарь.

– Она сама сказала об этом.

– Сказала, что не любит?

– Сказала, что он глуп.

Наступило молчание.

– Я думал, – неожиданно сказал Цезарь, – что готов к любой сделке. А вот к этой оказался не готов.

Помпей, разгневанный, резко встал с ложа.

– Я люблю ее. Если ты думаешь, что это сделка, я ухожу…

– Подожди, – тихо ответил Цезарь, – подожди. Я тоже люблю ее. Она моя единственная дочь.

Он помолчал.

– А как быть с Цепионом?

– Я отдам ему свою дочь, – решительно предложил Помпей. – Ей уже восемнадцать.

Цезарь вспомнил о дочери Помпея и о его жене Муции, с которой Помпей развелся.

– Ты хочешь отомстить? – тихо спросил он.

– Что? – не понял Помпей.

– Ты из-за меня развелся с Муцией?

– Да, – закричал Помпей, – только из-за тебя. Но это уже в прошлом. А сегодня мне нравится твоя дочь. Меньше всего на свете я хотел бы быть твоим зятем, неужели ты этого не понимаешь, Цезарь?

– Теперь я тебе верю, – кивнул Цезарь и, помолчав, наконец, выдавил: – Хорошо. Если моей дочери ты понравишься больше, чем Цепион, можешь рассчитывать на мое слово. А Цепиону отдашь свою дочь.

– Если и они понравятся друг другу, – пробормотал Помпей, протягивая ему руки.

Цезарь, посмотрев на него, словно увидел впервые, вдруг невесело проговорил:

– Никогда не думал, что у меня будет такой старый зять.

Глава XLVI

…Над делами бессмертных

и смертных

Вечная власть тебе вручена

И молнии стрелы.

Публий Вергилий Марон«Георгики»

Шумная, хорошо продуманная избирательная кампания Цезаря сделала свое дело. Повсюду говорили о его щедрости и милосердии, о его победах в Испании, о его мужестве во время сулланских проскрипций.

Именно в это время стала складываться своеобразная команда Цезаря, с которой он будет побеждать все последующие годы. Здесь было много молодых людей: уже успевший отличиться в скандальной попытке ареста консула Метелла эдил Гай Вибий Панса; развратный товарищ Цезаря по интимным утехам Мамурра; ближайший друг Юлия, сопровождавший его в Испанию в качестве войскового трибуна, Гай Оппий; сумевший добиться известности в Риме благодаря своим похождениям и неистовому характеру Марк Антоний; вернувшийся в Рим Марк Эмилий Лепид; народный трибун Квинт Фуфий Кален, так явно поддержавший Клодия во время процесса; племянник Цезаря Квинт Педий и племянник Суллы Публий Корнелий Сулла; уже успевшие, несмотря на молодость, отличиться в армиях Лукулла и Помпея Сервилий Гальба, Авл Гирций, Квинт Титурий Сабин, Гай Требоний и совсем юные Каррина и Домиций Кольвин.

Среди них пока не было Луция Корнелия Бальба, вернувшегося в Рим спустя полгода и ставшего одним из главных военных советников Цезаря.

Благодаря этой энергичной, хорошо подобранной, агрессивной команде шансы Цезаря возрастали с каждым днем.

Напуганные такими размерами небывалой пропаганды оптиматы собрались в доме Агенобарба, решая, как им противостоять столь мощному натиску. Помпей и Красс, каждый в отдельности, также сформировав свои независимые команды, выдвинули двух молодых преторов, а у оптиматов из трех имевшихся кандидатур имел небольшие шансы лишь Марк Кальпурний Бибул.

– Юпитер, великий и всеблагой, отвернулся от нас, помогая Цезарю, – негодовал Агенобарб.

– Он хорошо проводит свою избирательную кампанию, – возразил практичный Цицерон, – нам есть чему у него поучиться.

– Клянусь всеми богами, – разозлился Бибул, – я не желаю повторять его путь, заискивая перед плебеями и попрошайками ради избрания.

– Поэтому мы всегда проигрываем ему, – с горечью признался Катон, – он умеет находить общий язык с народом, и римляне его любят.

– Нужно будет уже сейчас принять постановления, – предложил хитрый Цицерон, – о возвращении старых порядков. Не пускать более во время заседаний сената граждан Рима без особого разрешения самих сенаторов. Не консулы, а сенат выносит такое решение. Только старшие сыновья сенаторов, согласно нашим традициям, могут посещать курию Гостилия без специального разрешения.

– Что это нам дает? – недоуменно спросил Агенобарб.

– В сенате у нас абсолютное большинство, – терпеливо объяснил Цицерон, – а когда не будет давления толпы, сенаторы не станут голосовать за предложения Юлия, даже если Красс заплатит всем своим состоянием.

– Это верная мысль, – обрадовался Бибул, – принять закон нужно еще до выборов консулов.

– Да, – согласился Катон, – у нас нет выбора. Но как унизительны эти бесчестные приемы, чтобы остановить Цезаря.

Цицерон переглянулся с Агенобарбом. Катон был верен себе, оставаясь принципиальным идеалистом даже в политической жизни.

– Цезарю помогает деньгами Марк Красс, – вмешался в разговор Лукулл, – я не удивлюсь, если Красс проведет угодных ему консулов. Чтобы их остановить, я готов дать двадцать талантов.

– Я дам десять, – горячо поддержал его Агенобарб, – на избрание Бибула, и нужно поскорее принимать закон о регулировании допуска посторонних лиц в сенат. Тогда Цезарь останется наедине с сенаторами. Это прекрасная идея, Цицерон.

На следующий день, накануне выборов, был принят закон, к огромному негодованию популяров. Оптиматы торжествовали – они убрали толпу из сената, лишив оппозицию столь необходимой поддержки. В сочетании со смехотворными функциями, закрепленными за консулами после завершения их магистратур, все это, казалось, должно было отбить у Цезаря попытку всяких амбиций.