Заговор Ван Гога

– Сеньора, рука была закрашена, – сказал Балеара. – О чем я битый час толкую?

Эсфирь скосила глаза на Хенсона:

– А ты? Понял?

– Ладонь… повернулась? – Он никак не мог взять в толк, к чему она клонит.

– Но когда?

Вестон раздраженно развел руками.

– Мисс Горен, я полагаю, настала пора объясниться.

– Мартин, – сказала девушка, – у тебя памятная книга с собой? Которая из музея?

– В номере… – ответил он. Прищурил глаз и посмотрел на картину. Потом на Эсфирь. Потом проделал это еще раз.

– Две… пуговицы… – мягко подсказала она.

– Пуговицы? – Хенсон оглянулся на недоуменные лица экспертов. – Ну да. Есть такая книжка, памятное издание про школу и музей «Де Грут». Мисс Горен говорит о том рисунке, что в ней напечатан.

– Рисунок? – переспросил Вестон.

– Рисунок, – подтвердил Хенсон. – Они не фотографировали картину, из-за дороговизны, кажется.

– Может быть, опасались вспышки, – сказал Балеара. – На фотоаппарате.

– Боялись лампы-вспышки? – удивился Жолие.

– Точнее, порошка магния, – поправил его испанец.

– Як тому, – прервала их Эсфирь, – что на рисунке имелось две пуговицы. И рука находилась между ними. А здесь мы возле руки видим только одну пуговицу, под ладонью.

– Да, но на рентгенограмме закрашенного слоя, – возразил Креспи, – как раз и есть две пуговицы.

– Вот именно, – кивнула девушка. – На картине из музея «Де Грут» обе пуговицы, иначе Турн не скопировал бы их на рисунок.

– Ну, не знаю, – засомневался Хенсон. – Это же, можно сказать, был эскиз, набросок. Может, он ошибся.

– В чем ошибся? – спросил Жолие.

– Скажем, просто хотел дать общее представление о портрете, – пустился Хенсон в рассуждения. – Чтобы привлечь людей, заинтересовать их. Может, он не преследовал абсолютную точность. Так, эскизик…

– Ты всерьез полагаешь, что Турн мог быть столь небрежным? – насмешливо спросила Эсфирь.

– Я просто выдвигаю версии, – насупился Хенсон. Вестон поднял руку.

– А мы его об этом спросим.

– Когда найдем, – добавил Жолие.

– Однако же я должен сразу сказать, – заметил Вестон, – перед нами ясное свидетельство, что найденный в Чикаго портрет не мог висеть в музее «Де Грут». Стало быть, эта картина с одной пуговицей как раз и принадлежит моему клиенту.

– Не уверен, что эскиз в состоянии хоть что-то доказывать, – запротестовал Жолие, – потому как несовпадение в одной детали могло быть обусловлено простой небрежностью.

– Турн, – сказала Эсфирь, – сделал также и собственный автопортрет. В стиле Ван Гога. На нем рука расположена точно так же, как и на закрашенном слое. Две пуговицы.

– Да, здесь что-то есть, – сказал Креспи, поблескивая глазками, – но это вовсе не доказательство. Краска, пигменты – вот это доказательство. Что, если я сделаю анализ этой области? А вдруг она была закрашена не так давно?

– То есть верхний слой просто был попыткой замаскировать оригинал? – спросил Балеара. – Вряд ли вам удастся это подтвердить. Я очень тщательно вел проверку.

– И все же такая вероятность есть, – парировал Креспи. – Скажем, «маскировку» выполнили в сороковых годах. Сейчас она будет выглядеть вполне старой.

– Но отличия все равно останутся, не так ли?

– Давайте, делайте анализ… – проворчал Хенсон.

– А заодно, – подала голос Эсфирь, – проверьте-ка вот это.

И она вручила Креспи кусок туалетной бумаги с чешуйкой краски от автопортрета Турна.

Он развернул бумажку.

– Что это? – спросил эксперт. – Похоже на желтый хром.

– Просто посмотрите, совпадает ли пигмент с вангоговским. Я объясню позже.

Хенсон с интересом взглянул девушке в лицо, однако вопросов задавать не стал.

Креспи пожал плечами.

– Ну, если желаете…

Вестон нагнулся к своему клиенту и что-то прошептал ему на ухо.

– Пуговицы, шмуговицы! – взвизгнул Минский. – Дались вам эти пуговицы! Картина та самая, что висела на стене у моего дяди, и мне плевать, что ей там сверху пририсовали! Я ее видел, и вот она!

– Да-да, картина, безусловно, ваша, – сказал Вестон, успокоительно похлопывая старика по руке. – Она не может быть портретом из «Де Грута». Тот портрет сгорел, о чем мы и слышали с самого начала.

– Я должна напомнить, – сказала доктор Яррера, – что, судя по характеристикам пыльцы, это полотно совершенно явно провело некоторое время в Северной Европе.

– Возможно, по пути в Америку, – вставил Берген.

– Не исключено, – отозвалась она, – но обнаружить эту пыльцу не составило трудностей.

– Вам следует конкретно проверить, нет ли каких-то спор внутри краски, – посоветовал Балеара. – Это может указать, в каком именно регионе краска была еще сырой, не так ли?

– Bene [14] , – кивнула Яррера. – Нельзя ли теперь все-таки вернуться к нашему обсуждению?

– Всеми руками за! – тут же подхватил Жолие.

– Она висела на стене у моего дядюшки Федора, – мрачно вставил Минский. – Обсуждайте хоть до посинения.

– И мы бы хотели взять вышепоименованные рисунки под охрану, – присовокупил один из его голландских поверенных.

14

Хорошо (ит.).

– Да-да, немедленно! – подтвердил Вестон.

Хенсон заверил их, что не пройдет и часа, как памятную книгу запрут под крепкий замок.

– А сделать фотокопии несложно, – добавил он, – так что все заинтересованные стороны смогут иметь их под рукой.

И здесь Мартин кивком головы пригласил Эсфирь отойти в уголок.

– Думаю, мы доказали, что картина принадлежит Минскому, – сказала девушка, – и я лично рада за старика.

– Может быть, – согласился Хенсон. – Все зависит от того, когда перерисовали руку. Посмотрим, что даст экспертиза. – Он бросил взгляд через плечо, желая удостовериться, что их никто не слышит. – Тебе ничего не приходит в голову?

– В смысле, картину взял Мейербер?

– Да нет же. Турн. Прикинь сама.

До нее вдруг дошло, к чему он ведет, и они покивали друг другу, как пара китайских болванчиков.

– Если Турн настолько хорошо знал портрет из «Де Грута», – медленно сказала она, – то почему он настаивал, что эта картина как раз из музея?

– Вот! – одобрительно поднял палец Хенсон. – Он не из тех, кто всего лишь мельком окидывает взглядом полотна, прогуливаясь по музейным залам. Помнишь, когда он впервые увидел ее в «Палмер-Хаусе»? Он чуть в обморок не упал!