Заговор

— Все это правда. Но это меняет ваше впечатление от встречи с лысым?

Ксандр медленно-медленно покачал головой:

— Нет. Он в самом деле удивился.

— Именно. А по описанию мисс Трент я его заметил до того, как он столкнулся с вами. Представляется совершенно очевидным, что там он искал манускрипт, а не вас. — Ферик кивнул и отщипнул кусочек хлеба. — Нет. Тут, должно быть, что-то другое… или кто-то другой, кто знал, где окажется манускрипт. Кто-то, у кого был доступ к записям Пескаторе и кто мог послать нашего лысого друга в Лондон без связи с вашим пребыванием там — хоть в прошлом, хоть в настоящем.

— Кто-то другой? — Слова, лишенные всяческого смысла. — Всего два человека знали, о чем говорилось в этих записях: я сам и Сара.

— И еще. — Ферик помолчал, не сводя глаз с Ксандра. — Человек в Нью-Йорке, кому послали копию.

У Ксандра вдруг заломило шею.

— Это совсем другое, — произнес он, вспоминая, как долго пришлось уговаривать Сару позволить ему отправить копию миссис Губер. — Копия отправилась в Нью-Йорк в тот день, когда я вылетел в Лондон. Она никак не могла добраться туда на следующий день. Даже если бы добралась, смею вас уверить, что получатель совершенно надежный человек.

— Вы уверены?

— Да, безусловно.

— Позвольте мне судить, может ли…

— Я сказал: нет.

На Ферика были устремлены глаза, каких он прежде не видел: никакого тепла, сомнения, подвохов, которых того и жди от этого академика. Только убежденность да еще, пожалуй, отблеск гнева. Приходилось признать, что его новый напарник подавал надежды.

— Я спросил только потому, что такая возможность есть.

— А я ответил потому, что знаю: ее нет.

Ферик кивнул, довольный ответом.

— Порядок. — Он отпил вина. — Это оставляет только одну возможность. Пескаторе.

— Что? — Предположение казалось нелепым. — Карло?

Ферик достал из кармана конверт и положил на стол:

— О содержании записей знают четверо. Ваш приятель в Нью-Йорке, который, по вашим словам, не смог бы вовремя получить их, чтобы организовать налет на институт. Вы и мисс Трент, которая явно не в счет. Остается только Пескаторе.

— Это невозможно. Карло…

Ферик подтолкнул Ксандру конверт:

— Я нашел его у нашего лысого друга в институте. Очевидно, профессор был не таким молчуном, как вы думали. Это записка, где подробно указано, как найти собрание Данцхоффера. Вы, без сомнения, узнаете почерк и подпись.

Ксандр уставился на бумажку с каракулями. Пескаторе.Он не мог отвести глаза от бумажки: почерк был Карло, это ясно.

— Занимает мысль, — добавил Ферик, — а известно ли синьору Пескаторе о том, где обитает ваш приятель Ганс?

Новый Орлеан. 4 марта, 15.31

Ноги горели, руки ломило. Несколько раз за последние четыре часа он погружался, отдавая тело на волю течения, пока хватало воздуха в легких; моменты передышки, а потом вновь поднимался к пирсу. Лишь однажды он позволил себе уйти слишком глубоко (внезапно охватило ощущение, будто теряет сознание) и яростным усилием выбрался-таки на поверхность. Корчась и дергаясь, он едва не сбил радиодетонатор с пояса. Он и без того сплоховал: четыре заряда так и не заложены. Потерять детонатор — о таком и помыслить нельзя.

Полчаса назад он готов был уйти. Но подошел небольшой танкер, потом началась разгрузка: уйти стало невозможно. Теперь же, когда урчание моторов последних грузовиков затихло на дальнем конце причала, солдат Эйзенрейха медленно выплыл из своего логова. Держась кромки пирса, поплыл к середине Миссисипи. Добравшись до конца бетонной стенки, глубоко нырнул, помогая себе ластами уходить все дальше и дальше от света над головой. Через минуту он показался на поверхности в доброй сотне ярдов от пирса.

Сквозь зыбь было не пробиться. С полминуты он просто держался на воде, пытаясь набраться сил, чтобы снова нырнуть, когда всего ярдах в двадцати от головы услышал перестук двигателя. Дозорный катер береговой охраны. Судьба была немилостива к нему.

Он нырнул, руками и ногами пробиваясь сквозь течение; вновь единственной надеждой стал пирс. Но силы вышли, мышцы от неожиданного напряжения сводила судорога. Он чувствовал, как его выносит на поверхность, еще секунда — и солнце полоснуло лучами по лицу.

Он понимал, что станут думать, вытаскивая его из воды: перепуганный признательный спасенный. Водолазное снаряжение и детонатор, однако, быстренько изменят картину. И вызовут вопросы, на которые он не смеет отвечать.

Жертве всегда должно быть уготовано место.

Слова промелькнули в голове, и он медленно стал тонуть. Сорвал с пояса детонатор и набрал код.

Он не почувствовал ничего, когда вода вокруг взорвалась пламенем.

* * *

Сквозь облачный покров проблескивали звезды, время от времени вспышки огоньков озаряли полоску изрезанной германской земли вдали за городом. Звуки запоздалой попойки разносились по улице, по которой брели Ксандр с Фериком. Прямо перед ними Шлосс-плац, некогда обитель саксонской знати в Вольфенбюттеле, выступал из мглы, подавляя не менее внушительный Зюгхаус, трехэтажный куб из камня и дерева, который отбрасывал зловещую тень и казался вовсе не подходящим для того, чтобы приютить одну из крупнейших библиотек в Европе. Напротив, через мощенную булыжником улочку, высилось изысканное здание-соперник. Библиотека герцога Августа радовала глаз своим куда более величественным обличьем. Но именно в Зюгхаусе, припоминал Ксандр, следовало искать наиболее ценные книги и именно там он провел большую часть лета шесть лет назад.

Именно там, на третьем этаже, в «Лесунгциммер», отделе редких книг, он познакомился с Гансом, высоким «книжным червем», которому, казалось, едва хватало кожи, чтобы прикрыть бесконечно длинные руки и ноги. Ксандру никогда не забыть первый взгляд ледяных голубых глаз, заглянувших ему через плечо, пока он листал какую-то рукопись, улыбку, которая расползлась по лицу старика, когда тот уговаривал Ксандра спуститься в маленькую столовую и при этом рассказывал о своем коллеге, давно умершем, последнем реставраторе книги, которой ныне вновь понадобилась реставрация. Ксандр, подкрепляясь кофе, в течение нескольких часов слушал полные дотошных деталей рассказы Ганса о самых необычайных находках за время его долгой карьеры. Радостное волнение, звучавшее в голосе этого человека, напоминало Ксандру о ком-то, кого он слишком хорошо знал. С самого начала они превосходно подошли друг другу.

Потом они продолжали встречаться, чаще всего по вечерам, только затем, чтобы хоть чем-то оживить свою довольно однообразную жизнь: когда пивом, когда сладостями, а однажды — так уж захотелось! — поездкой на выходные дни в Берлин, где Ганс не был с войны. Как и многие, он держался от столицы подальше, не желая марать облик, оставшийся в памяти с детских лет. Неделя настойчивых уговоров Ксандра и напоминание о том, что город вновь стал единым целым, в конце концов сломили решимость Ганса. Три славных дня в Берлине. Подарок, раннее немецкое издание «Государя» Макиавелли, стал способом выражения благодарности.