Заговоры и покушения
Шрифт:
— В 1926–1927 годах я посещала вечера у человека по фамилии Кебрен, где танцевала фокстрот. У него я познакомилась с военнослужащим Прове Кириллом Федоровичем. Он играл там на рояле. Кирилл был у меня дома один раз, минут десять, не больше. О чем говорили, не помню, но, во всяком случае, не о деле. Никаких сведений он у меня не просил, и я ему их никогда не давала. О своих знакомых иностранцах он тоже никогда ничего не говорил. У Кебрен при мне иностранцев не было, и у меня знакомых иностранцев нет.
При чем тут фокстрот, пианист, иностранцы, которых она не знала? Казалось бы, после таких пустопорожних показаний перед девушкой надо извиниться и отпустить домой, но не тут-то было: по данным ОГПУ, Прове работал на английскую разведку.
И все же, поразмышляв, следователь А. Е. Вун-штейн решает использовать Зою в качестве живца
Здесь же — четвертушка серой бумаги, на которой рукой Зои написано: «Я, нижеподписавшаяся гр. Федорова, даю настоящую подписку начальнику Внутренней тюрьмы ОГПУ в том, что по освобождении из вышеуказанной тюрьмы обязуюсь не выезжать из города Москвы».
Прошло девятнадцать лет… Никому не ведомая счетчица Госстраха Зоя Федорова теперь одна из самых популярных актрис советского кино. Она снялась в фильмах «Музыкальная история», «Шахтеры», «Фронтовые подруги», «Великий гражданин», «Свадьба», была награждена орденом Трудового Красного Знамени, стала дважды лауреатом Сталинской премии. Все шло прекрасно… Но после 1940 года отношение к ней резко изменилось: сниматься не приглашали, а если и приглашали, то предлагали такие крохотные роли, браться за которые Зоя Алексеевна считала ниже своего достоинства. И объясняла это тем, что ее бывший муж, кинооператор Рапопорт·, используя свои связи, делал все возможное и невозможное, чтобы погубить ее как актрису.
Она вынуждена была пробавляться концертами, выступая в самых разных уголках Союза, а во время войны — поездками на фронт. После войны стало еще хуже. Федорова в отчаянии пишет Сталину, Берии, напоминает о себе и просит помочь. Сталин не ответил, а Берия ответил, но так по-бериевски, что лучше бы промолчал.
Как известно, этот человек никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. А обидеться на Зою Федорову ему было за что: он помог ей, вытащил из тюрьмы отца, арестованного в 1938 по обвинению в шпионаже в пользу Германии, а она этого не оценила. Позже Зоя Алексеевна скажет, что до января 1941 неоднократно встречалась с Берией, благодарила его за помощь, но ему этого было мало, и он откровенно ее домогался, а в 1940 дважды пытался изнасиловать.
Новый министр государственной безопасности Абакумов, конечно же, знал о своеобразных отношениях своего шефа с артисткой и наверняка советовался с ним, прежде чем подписать этот страшный документ, сломавший жизнь Зое Федоровой, — постановление на арест от 27 декабря 1946 года.
«Я, пом. нач. отделения капитан Раскатов, рассмотрев материалы в отношении преступной деятельности Федоровой Зои Алексеевны, нашел:
Имеющимися в МГБ СССР материалами Федорова 3. А. изобличается как агент иностранной разведки. Кроме того, установлено, что Федорова является участницей группы англо-американской ориентации, стоящей на позициях активной борьбы с Советской властью. Постановил: Федорову Зою Алексеевну подвергнуть аресту и обыску».
То, что скажет Зоя Алексеевна (или что ее заставят сказать), настолько ужасно, что я поражаюсь, как она могла подписать этот протокол! А ведь ее подпись на каждой страничке. Неужели не понимала, что подписывает себе смертный приговор?!
— Мне тяжело и стыдно, но я должна сказать, что в ходе ряда враждебных бесед я высказывала террористические намерения против Сталина, так как считала его основным виновником невыносимых условий жизни в Советском Союзе. В связи с этим против Сталина и других руководителей ВКП(б) и Советского правительства я высказывала гнусные клеветнические измышления — ив этом признаю себя виновной.
Ловушка захлопнулась! Федорова была обречена. Полковник Лихачев ликовал: раскрытие покушения на вождя — большая заслуга, которая, несомненно, будет замечена руководством. А если учесть, что во время обыска на квартире Федоровой обнаружили «браунинг» — то вот оно и орудие убийства, и не имеют значения слова подследственной, что пистолет якобы подарил знакомый летчик в память о поездке на фронт: пистолет надо было сдать, а раз не сдала — статья об ответственности за незаконное хранение
оружия. У следствия нет сомнений, что «браунинг» можно было использовать при покушении на Сталина. Так что все сходится.Так родилось обвинительное заключение по делу, которое к этому времени стало групповым — по нему проходили семь человек во главе с Зоей Федоровой. 15 августа 1947 года оно было утверждено генерал-лейтенантом Огольцовым и вскоре внесено на рассмотрение Особого совещания МГВ СССР.
Главные пункты обвинения Зои Алексеевны выглядят довольно зловеще: «Являлась инициатором создания антисоветской группы, вела враждебную агитацию, допускала злобные выпады против руководителей ВКП(б) и советского правительства, призывала своих сообщников к борьбе за свержение советской власти, высказывала личную готовность совершить террористический акт против главы Советского государства. Поддерживала преступную связь с находившимися в Москве иностранными разведчиками, которым передавала извращенную информацию о положении в Советском Союзе. Замышляла совершить побег из СССР в Америку. Кроме того, незаконно хранила у себя оружие».
Девять лет в ГУЛАГе — это не шуточки: потеряны здоровье, форма, забыл зритель, а жить на что-то надо. Не в Госстрах же снова обращаться! И Зоя Алексеевна взялась за себя, как это могла только она, — и снялась более чем в тридцати фильмах. Роли были и главные, и эпизодические, но самое важное — они были! Потрясающая работоспособность дала результаты — в 1965 году ей присвоили звание заслуженной артистки РСФСР.
Последняя ее работа — фильм «Живите в радости» (1977 год). Потом она сказала: «Все, ухожу на пенсию. Пора и отдохнуть». Но отдыха, не получилось. Дом у нее хлебосольный, друзей и знакомых тьма. Конечно же, Зоя Алексеевна скучала по дочери, хотела съездить к ней в Америку, кто-то ее одобрял, а кто-то отговаривал — в 1981 такие поездки были не столь частыми и не столь простыми, как сейчас. Короче говоря, Зоя Алексеевна жила обычной жизнью не совсем обычной советской пенсионерки.
Так было до трагического вечера 11 декабря 1981 года.
— Кому помешала Зоя Алексеевна? И почему это преступление до сих не раскрыто? — спросил Б. Со-пельняк у начальника следственного управления прокуратуры города Москвы В. П. Конина.
— Племянник обнаружил убитую вечером, но убийство произошло днем. На месте преступления нашли пулю и гильзу от пистолета «зауер». Следы борьбы отсутствовали. Замки на дверях целые. Из квартиры, судя по всему, ничего не похищено. Но й следов преступника или преступников тоже не обнаружено. Работали профессионалы, причем хорошо знакомые Зое Алексеевне. Скорее всего, она сама открыла дверь, потом спокойно села в кресло, к ней подошли сзади и выстрелили в затылок. Но так как преступление не раскрыто, говорить о большем, в интересах следствия, я не имею права. А тогда… Я хорошо помню, что тогда были подняты на ноги милиция и прокуратура Москвы. Отработаны многочисленные связи, знакомства и контакты Зои Алексеевны. На причастность к убийству мы проверили свыше четырех тысяч человек, в том числе более ста ранее судимых. К рассмотрению принимались самые разные версии — от убийства на бытовой почве до убийства по политическим мотивам. Но ни одна не дала положительного результата. Следствие по делу было приостановлено.
(Сопельняк Б. Загнанных лошадей пристреливают. // Совершенно секретно. 1995. № 6)
СМЕРТЬ СЛЕДСТВЕННОГО СУДЬИ
Среда, 21 октября 1981 года, 12 часов 3 минуты. Следственный судья Пьер Мишель, безжалостный преследователь торговцев наркотиками, человек, которого открыто ненавидит уголовный мир Марселя, собирается домой. По средам он обедает дома с женой и двумя маленькими дочками. В этот день Мишель немного задержался у здания Дворца правосудия, беседуя с коллегами. Затем он сел на свой мотоцикл марки «Хонда-125» и отправился к себе на виллу на аллее Бюи, что позади знаменитого «Лучезарного дома» Корбюзье. Он едет обычным маршрутом: улица Паради, бульвар Перье, Прадо и, наконец, бульвар Мишле. Он не обращает внимания, что уже некоторое время за ним неотрывно следует мощный мотоцикл с двумя седоками… Внезапно мотоцикл преследователей делает рывок, и человек на заднем сиденье в упор стреляет следователю между лопаток. Мишель падает. Чужой мотоцикл притормаживает. Убийца наклоняется и приканчивает лежащего человека двумя пулями — в шею, в то место, где кончается шлем, и в сердце.