Загряжский субъект

Зинка вздохнула с сожалением.

– Деньги нужны.

– И сколько тебе нужно? – хитро улыбался Никола-мастер.

– На мороженое, конфеты? Вот что, барышня, на тебе пятьдесят рублей, и иди себе с Богом. А сундучок никому не отдавай, он для тебя дороже денег. Попомни мое слово.

Зинка, конечно, рада: съела штук десять конфет и подарок получила. Если бы еще рублей сто пятьдесят… Она в нерешительности потопталась на площади и побежала в Дом культуры к Антонине Светличной. Антонина повертела сундучок в руках, откинула крышку, понюхала, сморщила нос.

– Рухлядь, кому он нужен? Рублей двести-триста дадут, не больше.

Зинка обрадовалась.

– Ладно.

– А мать знает?

– Матери не говори.

– Так…. Зачем тебе деньги? – строго спросила Антонина, – Сундучок чей? Что ты задумала?

– Это бабушкин. – Зинаида насупилась и потянула сундучок на себя. – А зачем продаю – не твое дело. Не хочешь, в музее больше дадут.

– Постой, дурочка! – Антонина схватила Зинку за руку. – Нехорошо бабушкину вещь отдавать в чужие руки, она по наследству передается.

Антонина дала Зинке двести рублей и оставила сундучок поберечь у себя. Забрать его Зинка может в любое время. А деньги она взяла как бы взаймы, отдаст, когда заработает. Вот какая хорошая Антонина, а мать ее недолюбливает. Зинка знает почему: к Дрюне ревнует. Раньше он жил у них и был вместо отчима. Дрюня не то что Малышевский, конфеты приносил, разговаривал с Зинкой и сроду не кричал на нее. От Дрюни она бы и не подумала сбежать из дому.

Деньги Зинаида спрятала в ящик стола, завернула в платочек и накрыла книжкой. Всю зиму она готовилась к побегу. Составляла список, много раз перебирала вещи, укладывала в школьную сумку и почти все вычеркивала – не влазит. Взять побольше – какие бега. Да и милиция сцапает.

В окончательном списке значилось: джинсы, две майки, куртка спортивная, белье, Мишка (плюшевый), Дуся (кукла), карты игральные, блокнот, две ручки, карта Черноморского побережья, ножичек перочинный, фотокарточки, камешки разноцветные, бусы, колечко. Ехать решила Зинка в Краснодар.

У многих она расспрашивала про разные города. И почти все говорили о Краснодаре: город богатый и люди добрые, и море недалеко. Главное, билет в плацкарте стоит 130 рублей, это ей по карману. За зиму Зинка накопила триста сорок рублей.

Как ни скрывала Зинаида свои планы, а мать что-то прослышала или догадалась. Спросила вроде бы невзначай:

– Зина, а что ты от меня глаза прячешь?

Зинка не растерялась и очень удивленно ответила:

– Ничего не прячу.

Мать погрозила пальцем:

– Знаю, знаю… Из дома сбежать хочешь? Чем я тебе не угодила?

У матери задрожали губы, она всхлипнула:

– Что я тебе сделала?

Зинка надула губы и отмалчивалась.

– Что ты на нервах играешь?

– А то!

– Что?

И пошло: мать слово, Зинка – два. Ссорились, кричали, топали ногами, пока не появился хмельной Малышевский с солдатским ремнем в руках.

– Счас обоих выпорю!

Зинка сбежала к тете Клаве и осталась у нее ночевать.

А через несколько дней она села в поезд и, дрожа от страха и неизвестности, отправилась искать свое счастье.

Если Зинка задержалась хотя бы на один день, бог знает, как повернулась ее судьба.

Антонина решила спрятать Зинкин сундучок в кладовке на верхней полке и нечаянно уронила его. Угол треснул, и из него посыпались монеты. Антонина ахнула и стала рассматривать находку. Сундучок оказался с секретом, с двойным дном, видно, его обладатели в трудную минуту прятали там капитал.

Антонина сначала пересчитала – сорок монет. Тяжелые, с тусклой краснотой и отчетливым рисунком. Неужели золото? Антонина изучала каждую буковку. На лицевой стороне каждой из сорока монет было изображено: двадцать пять рублей, 1876 года, СПБ. 3 доли чистаго золота, 7 злотников.

Антонина решила посоветоваться с отцом Амвросием. Она нашла его в храме, рассказала о находке и позвала к себе. Священник долго разглядывал монеты, тер пальцами, нюхал. Объявил торжественно:

– Это настоящий клад.

– Сколько будет стоить одна штука? – шепотом спросила Антонина.

– Не знаю… Много.

Они обдумывали, как распорядиться находкой, и оба решили, что клад полностью принадлежит Зинаиде. Антонина честно сказала отцу Амвросию, что за себя не ручается, и попросила его спрятать монеты, пока можно будет разумно использовать капитал для Зинаиды.

А наутро Антонина узнала, что Зинаида сбежала из дома неизвестно куда.

2

Дрюня был вызван Гаврилой Курлюком на совещание к мэру Ивану Ильичу Жеребцову. «Надо немножко вразумить Ильича, ты теперь у нас свой человек», – по-хозяйски сказал Курлюк.

Дрюня знал, что не мэр, а Курлюк правит бал в Загряжске вместе с женой мэра Эвелиной Кузьминичной Жеребцовой. Загряжцы тоже знали и люто ненавидели обоих, а мэра жалели как слабого и обманутого человека. Дрюня с недавних пор стал замом мэра по казачеству и, как он сам сказал, «вступил в самое кубло власти». Но он не любил никакой власти и всегда был сам по себе, а тут – мэрия, совещания, Курлюк. И самое невыносимое – каждый день тереть штаны в кабинете. Одно грело душу – служебная машина, несокрушимый немецкий «опель», на котором пьяный Дрюня частенько затесывался в самые бездорожные места.

Компания во главе с Курлюком явно не подходила Дрюне. Он побаивался людей без удержу. На что Дрюня вольнолюбив, но эти уж совсем вольные.

«Нет, ребята, – размышлял Дрюня по дороге в мэрию, – кушайте друг дружку сами, воспитывайте Ильича, а я погляжу. Жировали-хапали, а теперь потерять боятся. Дрюне терять нечего, окромя штанов с лампасами. А потом, куда завтра Фортуна вырулит? Курлюк с Эвелиной смажут пятки салом, а Дрюне пинка под зад. Он не дурнее их. Конечно, походить в начальниках греет, но холуем он не будет, это точно. Служи, Дрюня, служи, да оглядывайся!»

Мэрия кучно расселась в бывшем атаманском дворце. Маленькие комнаты, узкие коридоры. Чугунные лестницы, кованые перила с узорами. Ниши со старинными портретами, высокие окна-витражи, бронзовые люстры-репьи и неуловимый кладбищенский запах тлена. В этом средневековом склепе рябило глаза от дорогих костюмов, пестрых галстуков, стриженых затылков, париков и разноцветья компьютеров.

Бородатый государственный Дрюня в ремнях и лампасах, как строевой конь, стучал по паркету подкованными кирзачами, важно кивал сослуживцам – вице-мэр как никак. Не замечая ядовитейшего шепота вслед.