Закат

Закат не хотел доставлять магистру такой радости. Не хотел унижаться — во всяком случае, не в надежде прекратить пытку.

Поэтому он лежал на тонком, пахнущем прелой соломой тюфяке и пытался победить боль памятью. Старательно представлял Залесье: как пашут там сейчас землю или, может быть, уже сеют зерно; вспоминал Ро, хмурую разбойницу и заботливую лекарку в одном лице; воскрешал в памяти шумные стоянки бродяг, острозубый оскал Пепла, хитрые глаза Искры…

Не получалось. Тщательно нарисованные перед внутренним взором картины раз за разом заслонял собой Герой.

Он никогда не понимал, как Герой держался тогда, в самый первый и самый страшный раз, когда еще не знал, что победит, несмотря ни на что. Как он мог терпеть, когда со спины сходила кожа под кнутом, когда темнело в глазах от недостатка воздуха, когда суставы взрывались болью на дыбе?

Закат думал об этом теперь и чувствовал странную ноющую тоску, какая бывает, когда узнаешь о смерти незнакомого, но хорошего человека.

Герой мог бы быть прекрасным другом. Тот Герой, каким он был много жизней назад.

Одна беда — тому Темному властелину друзья были не нужны.

========== Глава 14 ==========

Под утро его начало лихорадить. Под кожей растекался горячечный жар от воспаленных ран и в то же время от холода стучали зубы, слабость сковывала тело. Перед глазами вместо снов плавали смутные образы, чудился израненный Герой и подземелья Черного замка, где когда-то держали пленников, а потом — яблоки.

Когда его перевернули на живот, Закат даже не сразу понял, что происходит. По спине потекло что-то холодное, чужая ладонь скользнула вдоль раны — осторожно, но все равно заставив невольно выгнуться, вжимаясь в тюфяк. Боль на миг вспыхнула сильней и медленно начала угасать. Резкий мятный запах перебил запах крови и пота, очищая голову. Закат приподнялся на локтях, оглянулся через плечо.

Рядом с ним стоял на коленях Солнцеяр, аккуратно выкладывал на исполосованную спину мазь из плошки. Закат не смог поймать его взгляд, непонимающе спросил:

— Зачем?..

Подавился словами, когда рыцарь вместо ответа резко нажал на рану. Лежал дальше молча, напряженный, не зная, чего ждать.

Жар под кожей медленно таял, так же, как растворяется в воде кровь — сначала кажется, что ее стало даже больше, чем прежде, а потом не остается и следа. Солнцеяр, обработав раны от кнута, осторожно взял руку, под ногтями которой все еще торчало несколько игл. Крепко прижал к своему колену, вырвал иглы, одну за другой, не давая времени даже на вдох. Сделал то же самое со второй рукой. Помедлил, бесстрастно глядя, как Закат судорожно хватает ртом воздух.

— Ногти все равно наверняка сойдут, — сообщил спокойно, почти без выражения. — Я могу их сорвать и обработать раны, или оставить так.

— Зачем ты пришел? — тихо спросил Закат, все еще пытаясь отдышаться от приступа боли. Обманка? Новая пытка? Желание магистра проверить верность рыцаря?

— Потому что не хочу быть чьим-то инструментом, — отрезал Солнцеяр. Перехватил руку, окунул пальцы Заката в остатки мази, втер вокруг ногтей. — Если магистр считает нужным отомстить тебе за всю существующую в мире тьму, пусть делает это сам. Не знаю, кто ты и кем был раньше, но для меня ты не похож на зло. Ты нас даже не проклинаешь.

— А я должен? Вы ведь всего лишь делаете то, чему вас учат.

Рыцарь поморщился. Закончив обработку, встал. Сказал, глядя в сторону:

— Я больше ничем не могу помочь. Мы уйдем из ордена завтра, вместе с Любославой. Это она сделала мазь.

Закат кивнул, тихо пожелав доброй дороги.

Он думал, что готов вытерпеть тысячу пыток, если все его палачи будут после них так говорить.

***

В окошко проникли первые солнечные лучи, когда дверь камеры снова открылась. Вошедших рыцарей Закат не знал и знакомиться они не собирались — подхватили под руки, поволокли куда-то. Кажется, удивились, поняв, что пленник вполне способен держаться на ногах, даже пошли чуть медленней. Вряд ли по доброте душевной, просто им тоже было так удобней.

Оставалось только радоваться, что мазь на спине давно впиталась и не могла выдать тех, кто решился помочь злу.

Они поднялись по нескольким лестницам, прежде чем оказались в узком коридоре. Рыцарь загромыхал ключами, которые, видимо, узнавал на ощупь — свет проникал только через щели меж камнями. Распахнулась невысокая дверь, Заката толкнули в спину и он, едва успев пригнуться, оказался в тронном зале.

Цитадель построили на руинах старого дворца, и магистр желал принимать своих поданных там же, где раньше это делал король. Зал, вероятно, сильно пострадал за годы запустения, во всяком случае, массивное каменное кресло оказалось новым, в резьбе угадывалось солнце и расходящиеся от него лучи. За ним высился такой же новый витраж — светлое воинство во главе с магистром.

Пока Закат рассматривал изображенных на стекле людей — все белокурые и голубоглазые, даже крестьяне на дальнем фоне — дверь в потайной коридор заперли.

— Иди, раз можешь, — ворчливо потребовал рыцарь.

Подошли к трону. Закат опустился на колени у кресла, не дожидаясь приказа, словно во сне. Рыцари, путаясь в длинной веревке, старательно связали ему руки поверх кандалов, притянули к вбитому в пол массивному кольцу, так, что встать стало невозможно. Вокруг еще виднелась каменная пыль, по гладким плитам змеились трещины.

Успели как раз к приходу магистра. Он, в еще более дорогих одеждах, чем вчера, хищно улыбнулся. Провозгласил, словно репетируя речь:

— С этого дня любой сможет своими глазами убедиться — добро победило!

— Собираешься пугать людей пленником, прикованным у трона? — переспросил Закат. Взгляд против воли лип к ониксу, теперь подвешенному на золотую цепь, но такому неуместно-черному на белом фоне. — Так же, как делал Темный властелин? Но тогда…

— Заткните ему рот! — перебил магистр.

Закат только поднял брови, не мешая рыцарям поспешно исполнять приказ. Он был уверен, что магистр понял его, несмотря на недоговоренность. Во всяком случае, улыбаться перестал. Сел, покрутил оникс на шее. Все-таки спрятал под одежду. Вдоль зала выстраивались рыцари в желтых, кажущихся позолоченными доспехах — вероятно, личная гвардия.

Наконец, магистр махнул рукой:

— Впускайте просителей.

Широкие двери в дальнем конце зала распахнулись.

Просителей было много. Люди приходили в Светлую цитадель за советом, утешением, разрешением спора. Магистр отвечал всем, отечески улыбаясь, и Заката то и дело передергивало от странной червоточинки в его словах.

«И да славится свет».

Да славится — после сочувственных слов о людях, убитых разбойниками на дороге. Да славится, когда заплаканная женщина, смущаясь, пытается объяснить, что обидел ее как раз один из рыцарей. Да славится, когда трактирщик неловко намекает, что за выпитое вино и побитые кружки даже рыцарям стоило бы платить.

Но когда в двери вошел Светозар…

— Ты пришел, наш блудный сын, — магистр отечески улыбнулся рыцарю, а тот только выше задрал голову, упрямо выдвинул вперед подбородок. Так глупо. Так знакомо. Добро и зло, герой и темный властелин. В нынешней борьбе Закат оказался всего лишь заложником.