Заказ
Шрифт:
– Йон! Смотри!
И швед снова понял русского без перевода.
У левады, где гуляла Фасолинка, стояла маленькая девочка в розовом костюмчике и голубой бейсболке с непомерно длинным козырьком… Из-за ограды, просунув голову между жердей, к ней тянулась рыженькая лошадка. Девочка бережно гладила мягкие, ласковые, бархатные ноздри. В первый раз ей было не страшно…
Мужчины подошли осторожно, чтобы не испугать. Фасолина, радуясь ласке, забавно дёргала верхней губой и тем смешила новую подружку ещё больше. И тут Ингеборг заметила деда. Беззаботно показала пальчиком на лошадку и быстро
Йон поднял глаза на Василия и тихо проговорил:
– Я ведь думал, никогда уже к лошади не подойдёт… Слава Богу, я ошибался…
Цыбуля всегда принимал решения быстро. Он положил руку девочке на плечо и спросил:
– Нравится? Лошадка нравится, говорю?
Переводчик перевёл с русского на английский, дедушка Йон – с английского на шведский. Девчушка захлопала глазами и очень серьёзно проговорила:
– Да…
– И ты будешь её любить?
– Да…
– Ну тогда она твоя. Забирай.
Девочка сперва ничего не ответила. Обхватила деда за шею и спросила на ухо:
– Можно?..
Йон вскинул голову. Цыбуля медленно, торжественно кивнул…
…А вечером они сидели за столом, накрытым хлебосольной Марьяной Валерьевной, и снова пили «Горилку з перцем»…
Когда питерские синоптики обещают дождь, прогноз всего чаще сбывается.
Аня с Сергеем привезли Антона Григорьевича в гостиницу «Россия» в половине второго ночи, и в тот момент уже вполне конкретно накрапывало. Утром, когда он вылез из-под одеяла (зевая так, что челюсть впору было вправлять) и стал бриться, резкий ветер хлестал по стеклу полновесными струями. Панама посмотрел со своего этажа на мокрые, безостановочно работающие дворниками автомобили, на парк за проспектом – нахохлившийся, сразу ставший почти осенним, – и содрогнулся. Как всё-таки жесток и несправедлив мир! То ли дело было вчера!..
Ко всему прочему, зонта у него не имелось. Два дня назад Панама сдал его в ремонт (что-то произошло с механизмом: откроешь, потом не закрыть) и, соответственно, с собой в поездку не взял.
Похоже, предстояло героически намокать…
К счастью, кое-какие остатки совести у злой судьбы всё же сохранились. Пока Антон Григорьевич одевался и с помощью кипятильника варил себе кофе, за окном по крайней мере перестало хлестать. Так что следователь-важняк вышел на улицу уже не в ливень, а в самую обыкновенную петербургскую морось. Которая не всякого коренного аборигена заставит раскрыть взятый из дому зонт.
Гостю-южанину мозглая сырость тут же влезла и за воротник, и в рукава, заставив зябко поддёрнуть молнию куртки. Уже вторую ночь он капитально не высыпался; в результате организм положительно отказывался вырабатывать тепло и отчаянно мёрз. А потому чувствовал себя несчастным вдвойне.
«Над „Россиею“ небо синее… – вздохнул Панаморев и посмотрел вверх. – Держи карман шире…»
Там не было ни малейшего поползновения на просвет. С юго-запада, с моря, ползли угрюмые клочковатые облака. До того низкие, что мгла порой заволакивала даже огромные буквы, венчавшие не Бог весть какое высотное здание.
«Хоть бы „день грядущий“ ничего хуже нам не
приготовил…» – Антон Григорьевич мужественно отказался поднять воротник и быстрым шагом устремился к проспекту.Его путь лежал в Городскую прокуратуру. Там обещали помочь.
«Так… Сначала до Невского на метро, потом на Исаакиевскую площадь…» Ему говорили, что в нужном направлении вроде ходит троллейбус, но ходит так, что пешком зачастую надёжней. Пешком, Господи!.. Или ждать на остановке, где дует сразу из всех углов, а сверху капает за шиворот… первый раз в незнакомом городе… Да зарасти оно всё лебедой! Живём-то однажды. А то вот так приехал-уехал – и города не видал…
Панама сориентировался по сторонам света, перешёл Московский проспект и поднял руку.
Тут же у поребрика остановился видавший виды «Жигуль».
– Браток, – нагнулся Антон, – до Исаакиевской подкинешь?..
– А сколько платим? – последовал вопрос из машины.
– А сколько хочешь?
За рулём сидел мужчина его возраста в чёрном костюме и белой рубашке с галстуком. На растленном Западе в официальных костюмах и при галстуках ходят безработные – в отличие от миллионеров, щеголяющих драными джинсами. У нас пока сохраняется более традиционный расклад. Водитель «Жигулей» на миллионера не тянул, а вот на клерка какой-нибудь солидной фирмы, типа «Дельта-телеком», – запросто.
– Нет, ну всё-таки? – снисходительно поинтересовался «клерк». – На что рассчитываешь-то?
Антон Григорьевич назвал сумму, как ему показалось, ни в коем случае не могущую унизить достоинство водителя. «Клерк» её тут же удвоил. И, держа ногу на педали сцепления, вопросительно поглядел на Панаму.
Решимость следователя отчасти поколебалась. В конце концов, у него была карта, да и вымок он уже достаточно, чтобы наплевать на дальнейшие «водные процедуры»… но тут с волос за воротник стекла самая настоящая струйка, и Панама решил сделать последний заход. Стряхнул с бровей капли влаги и назвал среднее арифметическое от двух сумм – своей и «клерка».
– О’кей! – раздалось из машины. – Поехали.
Антон обрадованно юркнул в тёплое нутро «Жигулей». На лобовом стекле красовался свеженький квиток техосмотра, но, учитывая ржавые диски и подозрительные пятна на кузове, способ, которым сей документ был получен, составлял тайну, покрытую мраком. Изнутри, как и снаружи, автомобиль был сущим папеласом. [40] Однако сорвался с места необычайно шустро для своих лет. «Европа плю-у-ус…», – пропел из динамиков приятный женский голос, и личный барометр Антона Григорьевича резко пошёл вверх. Даже угрюмый питерский дождь способен, оказывается, радовать. Когда смотришь на него через стекло.
40
Вымышленный, явно не способный летать, но тем не менее предназначенный для этого аппарат из кинофильма «Кин-дза-дза».
– Куда конкретно на Исаакиевской? – поинтересовался водитель. – К депутатам? В «Асторию»? Или в собор? Сам-то приезжий небось?..
– Мне бы дом девять… Прокуратуру.
Водитель покосился на Панаму с прорезавшимся уважением:
– Вызывают никак?
– Ну… я по делам…
– У них, у прокуроров, там точно дела, а у нас, у грешных, делишки, – расхохотался водитель.
Антон Григорьевич разговора не поддержал. Они уже свернули с проспекта на набережную («Нева? Нет, не Нева», – понял Панама), затем куда-то ещё, и за окошком мелькнул плющ, карабкавшийся по стене старинного здания. Антон успел заметить металлическую оградку, предохранявшую основания узловатых стеблей. Оказывается, плющ рос и здесь, хотя, конечно, не так роскошно и буйно, как в Сайске. Никаких тебе железных столбов, обращённых в зелёные призраки с раскинутыми руками…