Заклинание для спецагента

* * *

Лиз покосилась на часы и произвела в уме кое-какие вычисления. Звонить в Лондон и отчитываться пока рановато — рабочий день еще не начался. Она надела ночную рубашку, выключила лампу и блаженно разлеглась на мягких, чистых, прохладных простынях. Сон, по идее, должен был сморить ее внезапно, но она поймала себя на том, что просто лежит и смотрит на темный потолок. У Элизабет вырвался стон. Ох, не надо было пить кофе. Или лучше было выпить еще галлон и вообще сегодня не ложиться.

Конечно, Фи Кенмар — избалованная стерва, но это еще не повод убивать ее или калечить. За что на нее так взъелся таинственный враг? Этот вопрос крутился в голове у Лиз всю ночь, не давал ей спать, будоражил еще сильнее, чем кофе. Может быть, Фи не ошибается, и магия тут очень даже ПРИ ЧЕМ? Отчаявшись избавиться от навязчивых размышлений, Элизабет включила телевизор. Но это не помогло. Прыгая с канала на канал, она остановилась на ток-шоу, где ведущий и зрители с большим азартом оскорбляли участников — группу геев, а слушать их доводы не желали. Когда ведущий ничтоже сумняшеся вскочил с места и закатил одному из участников такую пощечину, что тот растянулся на полу, Элизабет с отвращением щелкнула кнопкой пульта.

И, обняв подушку, провалилась в неспокойный сон. Перед ней мелькали искаженные воплем лица с ненавидящими глазами.

* * *

Угрюмый диктор взглянул прямо в объектив.

— САТН-ТВ, «Глас разума, вопиющего в пустыне» завершает вещание на сегодня. Спасибо за внимание. А теперь послушаем национальный гимн.

Под известный назубок рев тромбонов старший инженер аппаратной Эд Челински начал заранее рассовывать по машинам пленки для утреннего эфира. Ночное ток-шоу ничем не отличалось от трехсот шестидесяти пяти таких же передач, сделанных другими телекомпаниями. Ничем, кроме одной, но важной детали. С такими привычными, усыпляющими бдительность участников и аудитории вещами, как мягкие кресла, столик ведущего и трибуны для зрителей, соседствовал размещенный прямо на сцене алтарь в форме свиньи. Ее кроваво-красная спина украшалась перевернутым пентаклем, расколотыми крестами, разбитыми звездами и щербатым полумесяцем. На алтаре горели черные свечи. Задачей ток-шоу было разжигание кровожадной розни. Почти каждый эфир кончался дракой.

Полиция наконец-то выволокла из студии сегодняшних борцов. У некоторых еще не пропал азарт. Одного из участников — заранее намеченную жертву, сказал бы Эд — грузили на носилках в «скорую» с переломанной шеей. Ведущий живого эфира, Ник Трентон, со своим обычным самодовольным видом встал, утер с подбородка кровь, поправил галстук и величаво вышел из комнаты. «Много же он успел за одну смену», — подумалось инженеру. Трентон ушел, даже не оглянувшись на спровоцированное им побоище. «Зато рейтинг передачи все растет и растет», — мрачно подумал Эд.

Дождавшись ухода операторов и осветителей, Эд выключил софиты. Вот медленно потух последний из них, освещавший задник с огромной фотографией (рок-группа на концерте, предводительствуемая девицей с зелеными волосами). «Следующая на очереди жертва», — подумал Эд не без сочувствия. Щелкнул тумблером аудиомонитора. Тут в аппаратную вошел главный человек в телекомпании — Аугустус Кингстон, владелец и гендиректор в одном лице.

— Ну что, все работает? — поинтересовался он у Челински.

— Да, сэр, — ответил инженер. — Картинка с частоты не сбивалась. Все прошло без помех.

— А как с приемом на особом канале вещания?

— Пока никак. Новый Орлеан пока вестей не подавал.

— Да и не подаст еще день-два, — пробурчал седовласый Кингстон, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Пусть обоснуются на новом месте. Пусть постепенно нарастает.

Кингстон достал сигару. Инженер скривился, опасаясь за здоровье аппаратуры. Босс выпустил в потолок струю едкого густого дыма.

— Да, ваша милость, это все равно как отпустить хлеб свой по водам, — от всей души расхохотался он. — Понимаешь, Эд? Тому, кто отпустил хлеб свой по водам, воздастся сторицей. Вот начнем отпускать этот самый хлеб жизни, — он ткнул сигарой в сторону аппаратуры, — и соберем богатую жатву. Этим безбожным язычникам против нас не устоять, а?

— Не устоять, сэр, — подтвердил инженер, сглатывая подступивший к горлу комок.

Старик помедлил, как следует затянулся, с довольным видом уставился на горящий красным огнем кончик своей сигары.

— Да. Им не устоять. Небо справедливо: они сами затянут себе петлю на шее.

Глава 7

Утром Элизабет, еле сдерживая нетерпение, дожидалась, пока Найджел Питерс и Лора Мэннинг поднимут Фионну с постели. Ее давняя подруга завалилась спать, не смывая макияжа, и теперь легко затерялась бы среди массовки монстров в финальной сцене самого жуткого фильма ужасов. В дверь номера заглянул Бобо. На фоне Фионны даже он, в своей нетленной охотничьей куртке, казался прилизанным щеголем.

— Она сможет встать? — обеспокоено спросил агент ФБР.

— Ну разве что ее краном за шиворот подцепить, — прошептала Элизабет, посторонившись, чтобы коллега все увидел собственными глазами.

— Ножками, ножками двигай, голубка моя, — нежно уговаривал Найджел, помогая гримерше тащить сонную певицу из ванной назад в спальню. Они усадили ее на кровать и принялись беседовать между собой, игнорируя Фионну, точно несмышленого ребенка. Звезда, полуприкрыв глаза, тупо сидела между ними.

— Может, то, зеленое, из акульей кожи? Как по-твоему, Лора?

— Да что ты, она же в нем изжарится, — отвечала Лора, рассматривая висящие в шкафу вещи. — Ты еще нос на улицу не высовывал сегодня?

— Пока нет. Предвкушаю с ужасом, — проворчал директор. — Ну ладно, черное газовое. Отлично оттенит твои волосы, Онна, детка моя. А теперь украшения — и побольше. — Он ткнул в шкатулку, стоящую на столе.

— Я подам, — произнесла Элизабет, радуясь возможности под невинным предлогом прощупать личные вещи Фионны. Вынула из шкатулки несколько ожерелий и браслетов, проверяя каждое на защитные характеристики. Оказалось, все это амулеты-обереги — что ничуть не удивило Элизабет. Значит, Фионна тоже поработала со специальной литературой — молодец. И вполне в ее стиле — ибо, пока ее звали Фебой, она была отличницей. С научной работой знакома не понаслышке — и результат налицо. Содержимое шкатулки подтверждало: Фионна и впрямь считает, что ей угрожает серьезная опасность. Конечно, эту интуитивную догадку не вставишь в рапорт для мистера Рингволла — и все же хорошо, что Фионна не ломает комедию. Лиз передавала Лоре по одной серебряные цепочки с символами безопасности и покоя, а та надевала их Фионне на шею. Все это следовало оживить каким-то цветным пятном. Лучше всего к платью Фионны подошло бы массивное сердоликовое ожерелье — но сердолик притягивает огонь. Не лучшее предзнаменование. Правда, этот камень работает не только на прием, но и на передачу астрального сигнала… Лиз наполнила энергией добра оранжевую деревянную подвеску, прикрепленную к ожерелью, и тут же Лора Мэннинг забрала украшение у нее из рук.

— Ты у нас сегодня как картинка, голубка моя, — произнес Найджел, когда ожерелье застегнули у Фионны на шее. Оно ярко выделялось на фоне серебряных цепочек и черного с матовым отливом платья. Положив безвольную руку Фионны себе на плечи, Найджел поднялся, заставляя певицу встать. Она встала — и тут же начала оседать на кровать. Ноги у нее подгибались. — Ну, хорошо, Онна, встали. И пошли. Через двадцать минут у нас встреча с публикой.

Только волшебное слово «публика» вдохнуло в Фионну жизнь. Элизабет, усмехаясь про себя, наблюдала, как за десять минут пути от отеля до радиостудии эта жалкая тряпичная кукла превратилась в стремительную суперзвезду. В лимузине к ним присоединились Ллойд Престон и Патрик Джонс. Исполин-телохранитель, одетый во все черное — вылитое чудовище Франкенштейна, — косо посмотрел на Элизабет, усевшись рядом с Фионной в заднем салоне лимузина, но в течение поездки не проронил ни слова. Фионной занимались Патрик и Лора: первый репетировал с ней сегодняшнее интервью, а Лора, устроившись с другой стороны, доводила до кондиции дикарскую раскраску на лице певицы. Бобо и Элизабет теснились на мягкой откидной скамейке напротив директора. Сиденье рядом с ним было завалено аппаратурой и кассетами.

— С тобой будет беседовать ди-джей Верона Ламберт, — зачитывал Патрик Джонс, раскрыв свою потрепанную папку. — На этой станции она работает уже десять лет. Она твоя горячая поклонница. Тут у меня пачка фотографий для нее и ее команды, которые надо подписать. Сделай милость, не пропусти ни одной, хорошо? — Он протянул Фионне пухлый конверт.

— Ладно, — произнесла Фионна. Выжидающе протянула руку. Патрик вложил в ее пальцы несмываемый фломастер. Фионна достала из конверта несколько черно-белых фотографий, изображавших ее самое в обнимку с микрофоном. Выглядела она там драматично — глаза, губы, скулы, подчеркнутые умелым макияжем. Лиз одобрительно кивнула: отличный подарок поклонникам. Фионна ставила росчерки в правом верхнем углу, так, чтобы заглавная «Ф» приходилась на «кладдахский» перстень (руки, сжимающие увенчанное короной сердце), который украшал ее указательный палец. — Верона Ламберт. А других как зовут, у тебя записано?