Заклинательница бури

Зима, как же соблазнительно и вызывающе она прогнулась, застонала. Волосы белыми серебристыми волнами лежали на ее плечах, нижнюю губу ведьма закусила, чтобы сдержать крик, когда я снова дотронулся до ее груди. Вот так, с откинутой назад головой, с легкой испариной на лбу, с чуть розовыми щеками, абсолютно обнаженная и в моей власти, она была невероятно, непередаваемо, невыносимо, невозможно хороша.

Изящная, горячая, страстная.

Ведьма.

Моя ведьма.

Я не мог больше сдерживаться, перевернул ее на спину, навис сверху и вошел — медленно, осторожно, сдерживая себя из последних сил. Дрожали руки, все внутри горело, а я хотел только одного — видеть ее глаза.

— Милая, будет…

— Плевать, — прошептала Софи, не давая договорить, притягивая мою голову к себе, целуя. Этот влажный, горячий язычок…

Твою ж…

Стройные ноги обхватили меня за талию и резким движением я подался вперед, ведьма вскрикнула, дернулась, прогнулась в спине. А я замер, оторвавшись от сладких губ, заглядывая девушке в лицо.

Она улыбалась, улыбалась так…

Ведьма!

Идеально!

Маленькая, дикая, шальная.

— Алекс, — простонала девушка, чуть приподнявшись и слегка прикусив мне кожу на ключице. — Пожалуйста.

И контроль разлетелся вдребезги, разбился вдрызг.

Я задвигался. Ощущать ее под собой, вокруг, вдыхать запах, чувствовать каждым участком тела чуть влажную от пота прохладную кожу, видеть безумство стихии в глазах.

Не было в этом мире ничего важнее и ничего дороже, ничего прекраснее.

Зима, помоги мне, благослови нас.

Удовольствие накрыло в один миг, я лишь успел поймать губами ее громкий протяжный хриплый, срывающийся стон, как меня самого дернуло, прострелило болтом на вылет.

Шарахнуло, оглушило и ослепило.

Я упал рядом через несколько вдохов, едва живой, ошалевший и абсолютно пьяный, притянул Софи к себе и накрыл нас простыней, сплетая руки и ноги, прижал ведьму так крепко, как только мог, и закрыл глаза.

Зима, помоги нам. Зима, благослови нас.

Мне казалось, что я закрыл глаза всего лишь на вдох, на один короткий вдох, но сам не заметил, как провалился в сон. Проснулся оттого, что Софи осторожно пыталась выбраться из моих объятий.

— Не уйдешь, маленькая ведьма, — я крепче обхватил Софи.

— Мне придется, мой повелитель, — тихие слова заставили открыть глаза. Я перекатился, нависая над Заклинательницей, в темноте спальни всматриваясь в ее лицо.

— Если…

— Ш-ш-ш, мой повелитель, — она приложила тонкий палец к моим губам, прерывая. — Мне очень многое надо тебе объяснить, очень многое рассказать. Но я должна, Алекс, действительно должна уйти с рассветом.

— Кому, духи грани тебя задери, ты должна?

— Себе в первую очередь. Все… Скажи, ты знаешь, где сейчас твое прошлое, Гротери? — ведьма легко провела ладонью по моему лицу.

— Знаю, милая. Я похоронил его. Сам привел на погребальный костер.

— Ты видел, как оно горит? Как языки пламени пожирают белую ткань? Как взметается в небо пепел, очищая?

— Да.

— А я нет, Алекс. Мне надо это сделать, понимаешь?

— Софи, погребальный костер еще не значит…

— Я знаю. Знаю, — улыбка Софи была осторожной, извиняющейся. — Но, согласись, хоть и немного, да легче.

— Легче.

— Вот и хорошо, — тонкие пальцы зарылись в мои волосы. — У нас два оборота до рассвета, Гротери, поцелуй меня.

— Ты просишь меня тебя поцеловать? Не верю, — хмыкнул я.

— Второй раз просить не стану, — выгнула бровь ведьма и сама потянулась за ко мне, приподнявшись на локтях.

Я рассмеялся ей в губы. Вот только через два вдоха смеяться расхотелось полностью.

Безумная и самая непредсказуемая ночь в моей жизни продолжилась. Я не мог остановиться, не мог перестать целовать ее, ласкать, упиваться и пробовать. Снова и снова, опять и опять. Я задыхался, умирал от каждого движения и прикосновения, от каждой ее неумелой ласки, от вкуса и запаха страсти. Это… Не знаю. Нет в мире таких слов, нет в мире таких чувств.

И, целуя Софи, держа Заклинательницу в своих руках, я просил Зиму помочь нам, благословить нас.

А через два оборота я стоял у окна и смотрел, как Софи вскакивает на Химу. Смотрел и ставил на сову маячок. Не такой уж я кретин, чтобы отпускать любимую женщину неизвестно куда неизвестно зачем. К сожалению, на саму ведьму такой же маячок поставить не получилось ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Они рассыпались на осколки, на мелкие крошки плетений.

Хорошо хоть от накопителей Заклинательница отказываться не стала.

Полярница взмахнула крыльями, и через пару лучей я уже с трудом мог различить сову и ее наездницу.

Ладно, хочет поиграть в самостоятельность — пусть поиграет. Я же пока удостоверюсь в том, что идиот-горгул со сломанной кукушкой в голове не сможет даже пальцем пошевелить, даже взгляда бросить в сторону Софи.

Я еще раз проверил маячок и упал на кровать, закрывая глаза.

Спаслось мне в это утро удивительно хорошо. А ближе к обеду начался настоящий балаган: Сиорский-старший, наконец-то, соизволил заговорить. Первые лучей двадцать у графа ушло на гордость и угрозы, потом он решил немного подумать.

— Алекс, у меня, действительно, не было другого выхода.

— Выход есть всегда, — дернул я плечом.

— Ты знаешь, что с Лероем?

— С ним все в порядке, он жив, и, скорее всего, даже здоров. Миранда, кстати, тоже здесь.

— Что…

— В соседней комнате, — махнул я на стену рукой.

— Но…

— Графиню сюда доставили Ледяные по просьбе Блэка и ее собственному желанию. Твоя жена оказалась умнее тебя.

Гринвельс дернулся, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я не дал.

— Я хочу знать все. Все подробности дела.

— Не думаю, что мне известно больше, чем тебе, Алекс, — горгул устало опустился на стул. — Я знаю только, что есть свидетельница — горничная Адрианы. Она описывает Софи достаточно точно, чтобы остались хоть какие-то сомнения.

— Что-то еще?

— Остаточная магия… Ведьминские чары. Этого хватило. Карам хоть и не совсем нормален, но соображает все еще прекрасно. Алекс, зачем она сделала это?

— Не думаешь же ты, что я отвечу? Нет, Гринвельс. Твои люди продолжают поиски ведьмы и тотема?