Заклятие дома с химерами

— Что это? Что это, Клод?

— Дедушка, Люси, дедушка вернулся!

Поезд.

Поезд прибыл. Он сумел прорваться.

— Держитесь! Держитесь! — крикнул дворецкий. — Он идет! Он идет сюда!

Великое Собрание, похоже, тоже что-то осознало. Его движения и скрипы стали гораздо более взволнованными. И тогда появился он. Старик. Он двигался очень быстро, стремительно прорываясь сквозь горы обломков. Огромный старик в цилиндре и длинном плаще шел через подвал. У Собрания появился огромный рот, который выплюнул в старика целую стену предметов. Гвозди, осколки стекла — это был целый дождь из острых как бритва вещей. Но старик не останавливался. Он продолжал шагать, отшвыривая все на своем пути. А мы просто стояли и смотрели на эту сцену. И вот его огромные старые руки уже по локоть погружены в Собрание, которое, казалось, стонало и визжало от боли. Оно вращалось вокруг старика, пытаясь его утопить. Рты щелкали со всех сторон, но старик продолжал что-то искать в этом водовороте предметов, словно просеивая золу; он искал что-то конкретное, что-то такое, что потерял и хотел вернуть. Что ты потерял там, старик? Что ты ищешь? Давай же, существо, утопи его, утопи! Загрызи его! К тому моменту он был погружен в Собрание по горло. Оно утопит его, обязательно утопит. Давай же, топи его! Но в этот момент Собрание остановилось, застопорилось, вздрогнуло и больше не двигалось. Оно застыло в ужасной неподвижности. Оно было неподвижным настолько, что мы наконец смогли разглядеть, из чего оно состояло, все эти вещи, обычные повседневные вещи, в которых не было ничего особенного. Так оно простояло какое-то мгновение, а затем рассыпалось. На предметы снова начала действовать сила притяжения, и они дождем посыпались на плиточный пол. Они вновь были мертвы. Вновь были всего лишь вещами. В вертикальном положении остался лишь один предмет. Лишь один. Огромный уродливый старик стоял на ногах, держа в руках всего один предмет. Это была чайная чашка со странным выступом. Чашка с подусником. Флоренс Белкомб.

Подержав ее некоторое время в руках, он разжал их. Чашка упала на пол, как и остальные предметы до нее. Но не разбилась. Удивительно, но это было так. Она приземлилась на донце, напомнив этим движением кошку. Молодец, Флоренс. Она слегка кружилась на месте. И тогда старик, безумный уродливый старик, поднял один из своих огромных черных сапог и с силой опустил его на Флоренс Белкомб. Он раздавил ее, раздавил. От нее остались лишь осколки. А старик опять поднял ногу и снова опустил ее.

— Флоренс! — завопила я.

— Люси! — закричал Клод. — Люси, нет!

Я бросилась на старика.

Он взглянул на меня. Я бежала на него, а он смотрел на меня холодными, холодными глазами.

И я…

23 Глиняная пуговица

Завершение повествования Клода Айрмонгера

Как все закончилось

Я снова мог слышать. После гибели Собрания слух начал возвращаться ко мне. Я слышал. Слышал крик Люси.

— Флоренс!

Я тоже закричал, пытаясь удержать ее.

И тогда она упала. Люси упала. Она бежала к дедушке, но вдруг остановилась, рухнула на пол и покатилась. Катясь по полу, она становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла. Я больше ее не видел.

— Люси! Люси! — закричал я.

— Люси Пеннант.

— Я слышу тебя! Я слышу тебя! Но не вижу. Где ты?

— Люси Пеннант.

— Люси! Люси!

— Люси Пеннант!

На полу, на том самом месте, куда она упала, лежала пуговица. Обычная глиняная пуговица.

— Люси, моя Люси Пеннант! Я заберу тебя!

— Ко мне! — велел дедушка.

Она взлетела в воздух, словно я подбросил ее, как монетку. Вот только я этого не делал. Пуговица оказалась в огромных руках дедушки.

— Пожалуйста, пожалуйста, отдай ее мне! — кричал я.

— Это, Клод, причина наших недавних несчастий, из-за нее Свалка так разбушевалась. Эта пуговица, эта чужачка НеАйрмонгер виновна. Предметы были больны еще до ее прибытия, но она окончательно вывела все из равновесия, распространила болезнь и так взволновала эту чашку, что, приняв форму предмета, чашка собрала все эти вещи. Поэтому пуговица вернется на Свалку, в самое ее сердце, где навсегда безвозвратно затеряется. Пусть она по-настоящему страдает. Ты здесь, Муркус? Безупречен, как всегда. Истинный Айрмонгер!

Я увидел Муркуса. Он был в синяках, его одежда была измята, но медаль сияла.

— Здесь, сэр, здесь, дедушка.

— Возьми эту вещь, эту пуговицу, и беги на Свалку так быстро, как только можешь.

— Туда, сэр?

— Она уже успокоилась. Буря прошла. Поэтому скорее беги туда и швырни ее так далеко, как только сможешь. Потеряй ее.

— Дедушка, нет! — закричал я. — Муркус, стой! Дедушка, пожалуйста!

— Ты, Клод. Стой на месте.

— Нет!

И я…

24 Полсоверена

Начало повествования квитанции № 45247, собственности Дома лавровых листьев, Форличингем, Лондон

Меня зовут Джеймс Генри. Джеймс Генри Хейворд. Я еду на поезде. Рядом со мной сидит старик. Огромный добрый старик. Мы едем вместе. Едем в Лондон.

В окнах практически ничего не видно, там очень темно. Я не знаю, стоит ли мне волноваться. Глядя на старика, я думаю, что не стоит. Старик ко мне добр. Я не знаю, едем ли мы на встречу с моей семьей, но думаю, что был бы рад с ними увидеться. Старик говорит, что сделает все, чтобы разыскать их. Я не знаю, куда они пропали. Я помню их смутно. Не знаю, как я потерялся. Или как потерялись они. Я немного беспокоюсь. Меня беспокоит то, что я не могу их вспомнить. Я смотрю на старика, а он мне улыбается. И я чувствую себя лучше, глядя на это доброе старое лицо. Чуть дальше от нас сидит женщина. Она сидит совершенно прямо. На ней большая черная шляпа с вуалью, так что я не могу как следует рассмотреть ее лицо. Я слышу, как она кашляет. Это ужасный сухой кашель, отдающийся у меня в голове. Старик нравится мне гораздо больше. Но мне нужно будет познакомиться с этой строгой женщиной, потому что старик сказал, что некоторое время я побуду вместе с ней. Так что придется смириться с ее сухим кашлем. Не могу сказать, что она мне нравится. Я слышал, как старик назвал ее по имени. Ее зовут Ада Крукшенкс.

А меня зовут Джеймс Генри Хейворд.

На мне новый костюм, новое кепи и новые ботинки. Все новое. Я чувствую себя франтом. И вполне взрослым. Интересно, богат ли я? Думаю, что старик очень богат. Иначе и быть не может. Ему принадлежит огромный, стоящий на отшибе дом, из которого мы недавно выехали. Он присмотрит за мной. Что бы ни случилось, хорошо иметь такого защитника. Я думаю, что он усыновит меня. Надеюсь на это. Да, теперь мне гораздо лучше, несмотря на присутствие строгой женщины по имени Ада Крукшенкс. Раньше мне было плохо, хотя я и не могу вспомнить почему.

Я сую руку в карман. Там что-то есть. Это полсоверена. Мои собственные. Золотые полсоверена. Стоимостью десять шиллингов. Мои. Мне их дал старик. Но он сказал, что тратить их нельзя. Интересно, почему нельзя их тратить, если они мои? Я был бы рад их потратить. Сколько всего я мог бы за них купить! Но старик строго-настрого это запретил. Это был единственный раз, когда улыбка исчезла с его лица.

Старик сказал мне, что я должен заботиться о своей монете. Он несколько раз спрашивал, не потерял ли я ее, и просил меня вынуть ее и показать ему. Я показывал. И он каждый раз говорил: «Очень хорошо. Отлично, Джеймс Генри». Мне нравится, когда он так говорит. Сейчас я держу монету в руке, немного ее согревая.

Я слышу громкий и резкий свист. Он пугает меня. Поезд начинает замедляться. Мы приближаемся к станции.

— Вот мы и приехали, Джеймс Генри, — говорит старик.

Я улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю:

— Лондон?

— Лондон, — говорит он. — Филчинг.

Дом-на-Свалке: подземная часть

1. «Флоренс Белкомб, 1875»

2. Постирочная

3. Пункт приема металлолома

4. Пункт приема дров

5. Подъемник для собранной мануфактуры

6. Пепельная комната

7. Мусоропровод

8. Комната с колокольчиками

9. Уголок мистера Бриггса с булавочными подушечками

10. Уголок мистера Старриджа

11. Личный лифт Амбитта Айрмонгера

12. Сейф Миссис Пиггот

13. Приемная миссис Пиггот

14. Чулан

15. Столовая для прислуги

16. Кухня

17. Холодильная

18. Загрузка кухонного лифта