Заклятые враги

Не осталось времени оборачиваться назад. Незащищённую кожу жгли драгоценные камни — они ссыпались отовсюду, а после иллюзией осыпались вниз. Они текли кровавыми реками, и Тэравальд мог только со всех сил лететь к выходу, пока кровавая кислота касалась ступней и стремительно поднималась к горлу.

…А когда он выскочил на улицу, когда волна рубинового океана осталась за спиной и захлебнулась собственной силой, неспособная покинуть границы усыпальницы Дарнаэла Первого, Са осознал, что Рэй остался там — заживо погребённый в кипящей лаве сияющей красноты.

Он пошатнулся. Трудно было понять, каких мыслей оказалось больше: о том, насколько страшно, только ожив, вновь истлеть заживо там, внутри, о том, что сделает с нем Религия?

Тэравальд не успел театрально рухнуть на колени — он не мог стоять и хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Он просто смотрел в сторону кипящей красной жидкости и не понимал, как это могло случиться так быстро. Дарнаэл Первый не давал шанса наследнику собственного рода — если магия Шэйрана осталась запертой там, то Дарнаэл Первый не давал шанса ничему. Ни Храму, ни Религии, ни Мастеру, ни этой проклятой стране.

В какой-то момент Са стало даже наплевать на то, что ждало его самого. Разумеется, ничего хорошего, но сие не имело значения — только не в эту секунду. Только не в то мгновение, когда живая могила всё ещё извергала осколки своих призраков.

— Боги! — ему казалось, что он выкрикнул это слишком громко, но на самом деле слова оказались тише шёпота. — Боги, вы видите, что делает ваш проклятый мир? А вы, вы не желаете сгореть? А вы вообще есть? Вы способны доказать собственное существование?

Полуэльф зажмурился. Сейчас на него польётся дождь из таких же рубинов — или градом огней прожжёт насквозь. Сейчас за сказанное под его ногами расступится земля, и он провалится в глубокую пропасть, к центру всего этого мира, чтобы вечно гореть и воскресать, получить-таки достойное наказание за то, что натворил за всё это время. За недосмотры, за промедление, за смерти, которые боги сеяли не его руками, но без его возражений.

— Они не слышат.

Голос был поразительно знакомым, и Тэравальду подумалось, что он уже по ту сторону реальности, смотрит призраком на такие же самые души. Либо среди упокоенных эльфов, что больше не могут вернуться в свою жизнь, но продолжают смотреть на неё со стороны.

Ему было страшно открывать глаза. За тонкой завесой ресниц пряталась правда, и ему хотелось спрятаться от неё, умчаться подальше и никогда не слышать ни единого слова обо всём, что только окружало сплошными волнами кошмаров.

— Даже если ты сейчас выколешь себе глаза, это тоже не поможет, — голос звучал слабо, устало, вымученно. Можно было подумать, что человек едва дышит — но разве мёртвые могут умирать и дальше? Или боги придумали куда больше мучений, чем рассказывал Мастер?

Тэравальд не мог решиться. Но даже сквозь слабость можно было почувствовать лёгкое издевательство — словно кто-то пытался поддеть его. Перед глазами почему-то упрямо появлялся Дарнаэл Второй — когда заглядывал в библиотеку после длинного рабочего дня и в очередной раз издевался над глупой ленью своего подчинённого, даже не зная, что перед ним не пустой сплетник и дамский угодник.

Перед ним — бестолковый и бездарный служитель Религии.

Он всё же не удержался. Открыл глаза — и вновь, уже по своей стандартной, наверное, привычке, отшатнулся, сглотнул, отчаянно пытаясь дышать.

— Лава, — выдохнул Тэравальд.

Шэйран опёрся спиной о внешнюю стену усыпальницы. До его плеча долетали алые брызги, но он словно не замечал, как таяла вокруг кипящая жидкость.

— Где? — удивился парень. Он всё ещё зажимал одной рукой рану на груди, и сквозь пальцы на землю падали капельки крови, такие же, как и лава.

— Ты призрак? — ошалело моргая, прошептал Са.

— Да нет вроде, — Шэйран закашлялся — вполне реалистично, если учитывать, что мёртвые уж точно не болеют. — Меня как бы не добили.

— Лава, — обезумело повторил Тэравальд, но Шэйран будто бы не понимал, о чём речь.

В его понимании никакой лавы не было. Рубиновые потоки превратились в пустоту; ни единого следа, ни единого ожога, только рана под сердцем. Или в сердце.

Рэй больше ничего не сказал. Тэравальду и вовсе хотелось бы услышать, как человек — обыкновенный человек, — умудрился выжить в кипящей лаве, вырывающейся сейчас на свободу, но задавать такие вопросы казалось полубезумием. Он должен благодарить богов уже за то, что Шэйран стоял перед ним — вполне живой и не смертельно раненный. Остальное — детали, на которые не следует обращать внимание, пока они не доберутся до места предназначения.

Принц устало оторвался от стены, осмотрел лес, будто бы ждал увидеть в нём что-то необычное, перевёл взгляд на город. Он собирался возвращаться — Тэравальд знал, что просто так удержать наследника престола на цепи не получится.

Синие глаза Шэйрана, впрочем, всё ещё казались отвратительно пустыми. Словно он за слабой улыбкой прятал усталость тысячелетнего эльфа, который давно уже возненавидел собственное бессмертие, до того сильно, что мечтал только об одном — скорее отыскать своё пристанище там, где никто и никогда его не найдёт. Там, где одиночество послужит ему лучшей смертью на свете.

— Зачем ты сюда пришёл? — наконец-то спросил Рэй. Он, казалось, искал в мыслях или в душе нечто неизвестное ему, но найти так и не смог — вечно путался, сбивался, не знал, что и делать со странными ощущениями живого, реального мира.

Тем, кто побывал за гранью, всегда слишком трудно привыкнуть к миру заново. Особенно если, так или иначе, никто не желает оставить даже и десяти минут на отдых и восстановление, когда напряжение становится слишком сильным.

Дороги его жизни давно уже разошлись в разные стороны. Ему стоило бы, по-доброму, умереть там, от руки Тэллавара, но этого отчего-то не случилось. Напротив, Рэй чувствовал только странную боль в области сердца, и та отступала, затихала, пряталась в уголках сознания, чтобы выбраться на свободу совсем-совсем скоро. Наверное, умереть было бы проще всего; тогда удалось бы забыть и о собственной глупости, и о своих неудачах.

Тэравальд поднял на него свои по-эльфийски раскосые глаза, странного, неопределённого цвета, словно волшебство действовало и на них, и покачал головой.

— Нам надо на Ньевидд.

Рэй ничего не ответил. Он, как и все на континенте, знал об эльфийском острове, знал о легендах, что несколько сотен лет назад пугали всех, но, равно как и большинство людей, не верил в них. Эльфы были, Тэравальд тому подтверждение, но это не означало, что они способны на то, о чём поётся в сказках.

Но он не мог возразить. Сказать “нет” означало подписаться под принятием собственного решения, а Рэй даже думать нормально не мог. Кровь бурлила в жилах, словно рвалась на свободу, и ему было трудно дышать. Перед глазами всё ещё стояла чья-то тень и рубиновый песок, сыпавшийся потоком на рану.

— Зачем? — наконец-то спросил он.

— Потому что Храм ждёт тебя, — послушно отозвался Тэравальд. — А я призван защищать тебя и доправить в целости и сохранности.

— Плохо же у тебя получается, — усмехнулся Шэйран.

Но он не мог отказаться.

Если в храме ответят на его вопросы, если вопросы вообще к тому времени появятся… То он обязан быть там и узнать всё, что будет возможно.

После таких травм не выживают. Если и выживают, то вряд ли могут шевелиться. А у него — только странная царапина на груди.