Заклятые враги

— Я думала, это мама. Или папа, — вздохнула Эрла. — Не ожидала увидеть тебя здесь.

— Удивительно, что ты пропадаешь здесь. Твой Эльм как раз пришёл в себя.

— Именно по этой причине я здесь, — кивнула девушка. — Мне там нечего делать. Так или иначе, мама всё равно будет радикально против.

Парень хрипловато рассмеялся, словно пытался придумать отговорку её глупому заявлению, а после легонько обнял сестру за плечи, утыкаясь носом в её каштановые вьющие волосы.

Она всегда казалась ему чем-то слишком далёким от трусихи. Может быть, конечно, в чём-то Рэй и ошибался, но точно не в этом. В Эрле не было той поразительной трусости, что часто встречалась в принцессах других государств.

Не то чтобы Рэй хорошо знал хотя бы одну, кроме родной сестрёнки — и Марты, но о той вспоминать почему-то совершенно не хотелось, — но по крайней мере Эрлу он изучил достаточно хорошо.

— Чего ты ждёшь от завтрашнего дня? — наконец-то спросил он. — Что проторчишь тут, пока не превратишься в сосульку, и Эльм поплачет на твоей могилке?

— Я вернусь, — отозвалась она. — К тому времени мама, пожалуй, успеет выставить его из государства, но мне кажется, что это к лучшему. По крайней мере…

— Ты боишься?

Эрла кивнула. Слабо, едва заметно, но кивнула.

— Мне кажется, что если я позволю себе поверить в то, что у нас может что-то получиться, мама не позволит. Она тут же придёт, попытается растоптать те остатки чувств, что ещё могут у него быть. Мы столько времени вели себя, будто бы самонадеянные идиоты, что теперь нет смысла верить во взаимность.

— Я бы с тобой согласился, конечно, — хмыкнул Рэй, — если б моя любимая не осталась со мной после каждой глупости, что я в своей жизни совершил.

— Мон?

— А ты знаешь другую мою возлюбленную?

— Мало ли. У папы их знаешь сколько было?

— Любовницы и возлюбленные, позволь заметить, это совершенно разные вещи, — возразил Шэйран. — И мы сейчас вроде бы разговариваем не об отце, а о том, что ты делаешь со своей жизнью. Зачем всё старательно ломаешь, пытаясь убедить весь мир в том, что так будет лучше. Ты не пленница прошлого, Эрла. И совершенно никому ничего не обязана.

Она кивнула. Разумеется, нет — но хотелось повторить в очередной раз, что мама ни за что не простит ей случившегося. А ещё — что Эльм никогда не сможет вновь что-то почувствовать к ней.

— Скажи мне, — он повернул сестру к себе, — этот шрам — так и не сойдёт, правда?

Она кивнула. Протянула руку, провела рукой по коже — шрам был едва заметной тонкой полосой и почти не портил её лица. Казалось, даже добавлял необычности, может быть, превращал её во что-то уникальное.

— Я не хочу от него избавляться, — покачала головой Эрла.

— Как он чуть не погиб?

Ей хотелось промолчать.

— Защитил тебя, правда?

— А ты знаешь, где поселились Анио и Реза? — она попыталась рассмеяться, но смешок прозвучал глухо и очень устало. — Они решили, что за домик отшельника вполне сойдёт тот, внутри сада… Что они там смогут счастливо жить, подальше от цивилизации, в десяти метрах от дворца! А знаешь… — она запнулась. — Меня пытались разрубить, а он выступил вперёд, чтобы принять на себя удар. Его едва ли пополам не перерезало, и так удивительно, что… Просто всё вовремя закончилось, наверное, и потому у Эльма ещё был шанс. И до сердца тогда меч не дошёл.

— И ты, наверное, в тот момент надеялась, что он выживет. Что его сердце будет цело. А теперь своими же руками собираешься его разбить, только потому, что боишься своей же матери, согласен, чуточку склонной к некоторой тирании. Но не более того! Мама, в конце концов, всегда будет твоим лучшим другом, но это не повод отмахиваться от любви.

— Я даже не знаю, как так вышло, — вздохнула Эрла. — Полюбить врага… Я ж его терпеть не могла, когда мама описывала… Описывала, насколько противен герцог Ламады. А сейчас я бы так хотела просто уехать куда-то с ним… Будь он хоть сто раз простолюдином, теперь, с новыми законами. Мы бы нашли, как жить. Но мать никогда не позволит нам быть вместе.

Она сейчас казалась такой расстроенной, такой грустной — будто бы поздняя осень. Эрла родилась, когда земли коснулся последний алый лист — дочь огненной королевы.

Сколько себя помнил Рэй, рядом была его младшая сестричка. Разница всего в два года — он помнил, как радовался папа, как он сам, мальчишка, бормотавший что-то непонятное — не выговаривал половину букв, — заглядывал в колыбель.

Как обнимал тогда маму, как прижимался к отцовской ноге — они и тогда уже внешне были похожи. Как бабушка по вечерам рассказывала ему сказки и зажигала пламенные огоньки на кончиках пальцев.

Как отец взращивал растения из-под земли, а ещё — не проходило и недели, чтобы он не притащил им во дворец какого-то кота, и папа каждый раз улыбался и соглашался, а мама злилась — у Эрлы может быть аллергия. А вдруг это чудовище с хвостом посмеет её оцарапать?

Помнил, как один кот даже остался, тот, что не блохастый. И они вдвоём — пятилетний Рэй, трёхлетняя Эрла, — возились с ним повсюду.

Кот куда-то делся, когда Шэйран стал старше. Ему было четырнадцать, их пушистый друг сбежал, или, может быть, и вовсе погиб, а Рэй собрал вещи и отправился в Вархвскую академию, впервые делая самостоятельные шаги на этом пути.

Он уже тогда видел — необязательно быть слабым, если ты мужчина. Можно, как отец, завоёвывать страны, расправив гордо плечи, драться не на жизнь, а на смерть, но одинаково каждый раз побеждать.

Его маленькая Эрла так и осталась крохотной сестрёнкой — даже когда вытянулась, когда стала привлекательной девушкой, лишённой всякого кокетства. Одно слово — матриархат; такая прямая, такая искренняя, такая родная. Он никогда в своей жизни не переставал её любить, она, наверное, единственная верила в него от начала и до конца.

Теперь, когда они выросли, всё было совсем иначе. И больше Эрлу не сдерживали оковы, навешанные мамой, и он тоже расправил плечи и уверенно шагал вперёд, не давая себе ни на секунду остановиться — так было нужно.

И она, его маленькая Эрла, хотела сдаться?

— Плевать на мать. Просто оставайтесь вдвоём — и пусть она делает всё, что хочет. Разве важно то, что будет думать мама, если вы любите друг друга? — Шэйран усмехнулся. — Между мною и Мон всегда стояла религия. И каждый раз мы наталкивались на эту тень — на богиню, на Первого. Они, словно те паразиты, разъедали чувства, разъедали мысли, и сколько должно было миновать бессонных ночей, чтобы увидеть их настоящих? Чтобы понять, что в выдуманных религиях нет ни капли правды?

— Даже если я рискну, — покачала головой Эрла, — он со мной быть не захочет.

— Почему?

— Я — дочь Лиары. Я отобрала у него его герцогство — ну, не лично, конечно же. Но всё равно, мама всё это делала, чтобы потом передать мне. И он это прекрасно понимает. Думаешь, он сможет быть спокоен, пока не отвоюет Ламаду? И не отвоюет. Мама не позволит ему стать герцогом. Никогда. Мы так и останемся с разбитыми сердцами на обочине большой дороги.

Рэй усмехнулся. Ему не хотелось об этом говорить — он думал, что, может быть, Эрла хотела бы и сама занять трон.