Заколдованная рубашка

– О, конечно, конечно!
– поспешил уверить его Мечников.
– Вот видите, Александр, все и объяснилось, - обратился он к другу, - и сутана монаха на синьоре Датто, и его появление в окрестностях Рима.

Александр был явно смущен.

– Я... я хотел спросить еще одно, капитан Датто, - сказал он извиняющимся тоном.
– Не мог ли я видеть вас в начале апреля в приемной коменданта тюрьмы Сан-Микеле?

Брови Датто чуть сдвинулись над переносьем.

– Как хотите, это странный допрос, синьоры, - сказал он с принужденным смехом.
– То я должен объяснить вам, почему переоделся монахом, то вы вдруг видите меня или моего двойника где-то в совсем несуразном месте. Позвольте вам сказать, чтоб уж раз навсегда покончить с этими вопросами, - обратился он уже прямо к Александру.

– Для интересов нашего дела мне однажды действительно понадобилось надеть сутану. Но с конца марта я здесь, в Генуе, исполняю поручения генерала и никак не мог бы одновременно находиться в Риме, да еще у коменданта тюрьмы Сан-Микеле.
– Он усмехнулся.
– Я мог бы тоже спросить вас, каким образом вы оказались там, у этого коменданта, синьор, но мне отлично известны дела, которые вас привели в Сан-Микеле.

Датто снова легко поклонился и своей размашистой походкой направился в глубь сада.

Александр и Лев молча следили за тем, как исчезала за деревьями его высокая фигура.

– Не понимаю, откуда он мог узнать, что я был в деле с Пелуццо! взволнованно сказал наконец Александр.
– Ведь об этом знали только Александра Николаевна, ваш приятель Лоренцо Пучеглаз да оба заключенных. А здесь, в Генуе, я рассказал об этом только вам. Откуда же он мог пронюхать!

– Стало быть, только от кого-нибудь из нас, - пожал плечами Мечников.
– И скорее всего - от женщины. Женщины обычно не умеют хранить тайн.

Александр вспыхнул и с вызовом посмотрел на друга.

– Александра Николаевна - необычная женщина. К ней ваши мерки не подходят!

– Возможно.
– Мечникову не хотелось обижать Александра.
– Послушайте, дружище, а вы вправду уверены, что у начальника тюрьмы видели именно Датто? Смотрите не взведите напраслину на невинного.

– К сожалению, не могу сказать наверное, - со вздохом признался Александр.
– Там было очень темно, видны были только брови да нос. Но мне показалось, что этот человек подал коменданту левую руку.

– В тот момент вы были напряжены, вам всюду чудились, наверное, враги и шпионы, - сказал Мечников.
– Доказательство ваше шаткое. Однако, - он помедлил, - однако и мне этот человек не очень-то нравится.

24. ГАЛУБАРДО

По садовой ограде кто-то по-мальчишески забарабанил палкой. Захрустел гравий.

– Кажется, профессор?
– встрепенулся Александр.

В самом деле, от калитки по садовой дорожке к ним приближался профессор Претори.

Сухощавый, по-молодому стройный, он неторопливо шагал, опираясь на трость с набалдашником из слоновой кости. В юности профессор недолгое время служил в кавалерии, и это до сих пор сказывалось в постановке его головы и плеч, в подтянутости и щеголеватости всего его облика. Белые, отливающие металлом волосы пышной волной лежали над высоким лбом. Лицо было узкое, нервное, с двумя глубокими усталыми морщинами, идущими от крупного носа к женственно доброму рту. Сквозь стекла очков блестели темные пламенные, как у дочери, глаза.

– Ага, мои молодые друзья уже здесь!
– воскликнул он, увидев обоих русских.
– Это очень кстати: кажется, сегодня я наконец смогу выполнить то, что обещал вам.

– Что, профессор?

– Представить вас генералу. Он обещался нынче заехать ко мне. Боже праведный, какая сила и энергия у этого человека!
– с восторгом сказал Претори.
– Двадцать часов в сутки на ногах, во все входит сам: набирает людей, оружие, снаряжает корабли, пишет воззвания, заботится о продовольствии, разрабатывает весь план наступления.

– Сказал он вам, когда думает отправляться?

– нетерпеливо осведомился Мечников.

– Как только прибудет еще отряд бывших альпийских стрелков. Кажется, это будет очень скоро. Видели бы вы, что сейчас делается в гавани! Настоящий бивуак! Эх, был бы я на пятнадцать лет моложе, тотчас взял бы в руки ружье и пошел за Гарибальди!
– Претори повертел в руках свою трость, стукнул ею по земле.
– А теперь вот ноги немощные мешают. Фу, какая это гадость - быть стариком!

Александр и Мечников с улыбкой взглянули на него.

– Да вы куда моложе всех нас, профессор, - сказал Мечников.
– Мы с Александром просто завидуем вашему энтузиазму, вашей приподнятости над обыденным. Синьорина Лючия говорила нам...

– Кстати, где Лючия?
– перебил его Претори.
– В саду? Ага, и Датто здесь? Сейчас я их обрадую.
– И он принялся звать: - Энрико! Лючия! Идите скорее сюда! Нынче у нас дорогой гость! Надо приготовить для него что-нибудь прохладительное!

Из глубины сада прибежала запыхавшаяся Лючия с неизменным Датто.

– Отчего же вы, отец, не предупредили меня, что приедет генерал? бурно набросилась она на Претори.
– Чем же теперь прикажете его угощать? У меня в доме нет ничего особенно хорошего.

– Генералу и не нужно ничего особенного, - вмешался Датто.
– Вы же знаете, это сама скромность. Он и нас, своих соратников, учит...

– Ну, вас-то, Энрико, он так и не выучил скромности, - бросила ему Лючия и поспешно скрылась в доме - готовиться к приему гостя.

Датто передернулся: он принимал очень близко к сердцу резкие выходки Лючии.

– Синьорина всегда шутит, - пробормотал он, пытаясь усмехнуться.

– Э, не обращайте на нее внимания, милый Датто, - махнул рукой профессор.
– Лючия - настоящий мальчишка по манерам. Иногда я думаю, что у меня не дочь, а сын растет. Но сердце у нее добрейшее.
– Он не договорил и стал прислушиваться.

Со стороны моря, точно прибой, донесся какой-то глухой гул, крики. Гул этот все нарастал, приближался, уже было ясно, что кричит целая толпа, вот уж можно различить, что кричат: "Вива Италия!", "Вива Галубардо!"

– Он!
– Александр кинулся к калитке.
– Едет сюда!

Из-за угла улицы почти тотчас вылетела коляска, запряженная парой круглых лохматых лошадок. Правил ими рослый, красивый негр с непокрытой головой. Это был Агюйяр, соратник и товарищ Гарибальди еще по сражениям в Америке. В коляске ехал человек в широком белом плаще и круглой венгерской шапочке. Шапочку эту он надвинул на самый лоб и сидел ссутулясь, как будто старался стать меньше ростом или вовсе спрятаться: Гарибальди терпеть не мог никаких оваций, и то, что сейчас за ним бежала восторженная пестрая и кричащая толпа; что вверх подкидывались шляпы и платки, ужасно его стесняло. Едва коляска остановилась у калитки, Гарибальди поспешно выпрыгнул и бросился в сад. За ним последовала, смешно переваливаясь, приземистая криволапая такса: одна из ее лап была прострелена еще в сражении при Сан-Антонио, когда она со своим хозяином была в Америке.

– Бежим, Герелло, бежим, дружище, покуда нас не окружили!
– повторял Гарибальди, но собака и без того не отставала от хозяина.

Профессор Претори горячо обнял своего гостя.

– Еле прорвался к тебе, Чезаре, - пожаловался Гарибальди.
– Стоило мне показаться на улице, тотчас же собралась толпа народа.

– И, наверное, как всегда, устраивали овации, хотели выпрячь лошадей и сами везти генерала, хотели на память разорвать на кусочки его плащ, вмешался Датто, явно желая польстить Гарибальди.