Закон десанта – смерть врагам!
Шрифт:
— Подожди, — спохватился Борька. Бледность прошла, и Вадим опять поразился быстроте реакции этого парня. — Никто из нас не должен остаться. Останется чужак — это как два пальца… Они обложат канализацию и возьмут нас на выходе… если он есть, этот выход.
— Правильно, — удивился Вадим, — подключаем Макса. Что не так — бьем по рожам. Ходу, Борька, мы должны затолкать эту вялую публику в трубу!
Аргументировать пришлось пинками. Впрочем, не всех. Но в эти проблемы Вадим уже не вникал. Довести людей до трубы — пустяк. Запихнуть десять человек в трубу — вот проблема! Вадим распахнул окно, прошипел, что последний закроет, и сиганул в кусты. Колотьба в ворота прекратилась — на той стороне яро диспутировали. Он помчался по низине, давя крапиву, не чувствуя ожогов. Слетел
— А ну, куда поперек батьки?
Дальнейшее протекало как в дурном ужастике, которые он терпеть не мог. Как лидер «группы риска», он первым опустился на дно, поймал Валюшу, с воем бомбы летящую в объятия. Принял Жанну, Екатерину, упирающуюся Рухляду. Если первая с горем пополам еще лавировала между бредом и реальностью, то две последние были уже на грани сумасшествия.
— Просто ползите, — сказал он, — берегите дыхание и ни о чем не думайте. Думать буду я. И помните — за вами следуют остальные. Остановитесь — подведете всех. Валюша, дуй за мной! Представь, что ты солитер, а вокруг тебя — такой вкусный кишечник.
Последнюю мысль он озвучил зря. Атмосфера в канализации и так омерзительная. Он прополз метров десять, когда позади кого-то вырвало. Кто-то заплакал. Кто-то гнусно выматерился.
— Ползешь? — бросил Вадим через плечо.
— Нет, пешком иду, — ворчливо отозвался голос в трубе. — Ты ползи давай, Кольцов, не задавай тупых вопросов. И ногами поменьше дрыгай — у меня макушка не резиновая.
Он узнал то место, откуда в панике повернул обратно. В голове сработал указатель — здесь! Хреновое место — если диаметр трубы еще больше сузится, Гароцкий не пройдет, тушка та еще. Каким он там по счету? Да неважно. Каким бы ни был, а «голова ящерицы» поползет дальше — и хвост потащится; не жить же им в этой трубе! И успехов вам, ребята, в труде и обороне…
Очень странно, но удача пока была на их стороне. Скользкие стены больше не сужались, с трудом, но ползти все же было можно. Но воздуха становилось меньше, хватать его ртом приходилось чаще и глубже, пот заливал глаза, а желтый луч фонарика выхватывал из темноты все одно и то же — дрожащее кольцо трубы с непроницаемо черной сердцевиной…
Ползли бесконечно долго. Когда кольцо стало расширяться, а воздуху прибавилось, Вадим не обратил на это внимания. В голове царила муть, но тело реагировало. Ноги заработали активнее, руки зачастили, невзирая на ссадины. Глаза пришлось закрыть — соленый пот сжигал роговицы. Не ощути он локтями обрыв, так и выпал бы из трубы меньшего диаметра в трубу большего, идущую перпендикулярно первой. Это и был, по всей видимости, центральный ствол канализации, одновременно сток. Вадим выпал в него неуклюже, чуть не вывихнув руку, обронив фонарь, благо далеко тот не укатился, нащупал. Бегло осмотрел свой новый «кишечник». Ничего, жить можно. Воздух почище (не намек ли на свободу?), и плечи есть где раздвинуть — диаметр трубы порядка метра, даже Гароцкий в обнимку с Рухлядой со свистом проскочат… Голова Валюши показалась из трубы, словно чертенок вылезал из дымохода: глазки горящие, мордашка презлющая, в грязи.
— Кольцов, не свети в лицо, я тебе что, заяц на дороге? — Вадим не стал применять грубую мужскую силу — выволок ее нежно, заслужила, по помпону даже погладил.
— Валюша, ты умница, ты настоящий бойскаут.
— А я думала — солитер, — вяло отбилась девчонка, падая куда-то под ноги. Кольцов работал машинально, точно робот-спасатель. Не стой он на подхвате, выползающие переломали бы себе ребра. Вадим вынул из трубы кого-то с колотящимся сердцем, с несбиваемым запахом французских духов, положил в сторонку. С хрипом «А вот и красавица Одесса!» выудил почему-то улыбающуюся Жанну (скулы ей, что-ли, посводило?); напрягся и принял на руки Рухляду — она дышала как-то подозрительно, с присвистом. Выползающего следом он не узнал, встревожился — что за физия, абсолютно незнакомая? А когда сообразил, что это Коля снял очки (правильно, зачем они в трубе?), тот уже выбрался самостоятельно. Затем труба с чмоканьем, словно поршень из цилиндра, выдавила Гароцкого —
живого и невредимого. Он обрадовался — всё нормально, наши в городе. Нужно двигать дальше, остальные уж как-нибудь сами выберутся. Время не ждет — запоздавшие хозяева не станут церемониться с воротами. Подорвут к едрене фене и разбегутся по участку. Кто-нибудь непременно обнаружит просеку в крапиве — стадо слонов пробежало. А дальше дело техники — подносишь ее, технику, ко рту и приказываешь своим парням закупорить канализацию. И сиди, покуривай…Антон еще подлил масла в огонь.
— Слушай, Вадим… — заскрипел он несмазанным горлом, — мы прыгали в колодец, а там у ворот в это время — как рванет… Настоящий взрыв… Это хреново, да?
Это больше, чем хреново. Это чистая катастрофа.
— Цигель, цигель, — заторопил Кольцов, — шире шаг, ребята. Пропадем ни за хрен…
— Я не могу, у меня сердце… — сказала Лариса, берясь рукой за то самое место, про которое сказала. Вадим отметил машинально — она сдала серьезно. Совсем никакая, лица нет. Но куда ее — не оставлять же трубе на съедение…
— Антон, Колян, помогите даме, — бросил он, — и нас догоняйте, времени мало, поезд уходит. Давай, девчонка, — подтолкнул он в спину Валюшу, — снимай ногу с тормоза. Катюша, и тебя касается…
Труба оказалась короткой. Уже завывал ветер, фонарь вырывал в прицеле трубы клочья темени — пока ползли, сгустились сумерки… Валюша вырвалась в голову колонны — хорошо ей, ростиком метр в прыжке, можно семенить, почти не пригибаясь. Остальным приходилось гнуться в три погибели. Прощай, бесхондрозная жизнь — позвоночник ныл и постреливал, давно Кольцова не терзали эти приступы.
— Я не могу ее тащить… — простонал где-то сзади Гароцкий. — Она совсем не шевелит ногами, с-сволочь…
— Вадим, подожди! — крикнул Коля, — перекурим!
Он схватил за хлястик Валюшу — стоять, коренная! Ох, и тормоз эта Рухляда. Опять будет мистику из себя давить и слезами обливаться.
— Валюша, не гони. — Вадим прижался к трубе, протиснулся мимо Гароцкого — хрипло вздымающейся туши без четких линий. Перевел фонарь в режим рассеянного света.
Лариса Рухляда лежала лицом вверх. Курточка сбилась, шапку обронила — слипшиеся волосы вперемешку с грязью. Коля Сырко стоял перед ней на коленях. Поднял воспаленные глаза — без очков белые, подслеповатые, щурящиеся от света.
— Вадим, она не дышит… Слушай, Вадим, она, кажется… умерла.
— В смысле? — не понял Вадим.
— А в каком смысле умирают люди? — отдуваясь, огрызнулся Гароцкий. — Смысл ему, видите ли, подавай…
В самом деле, это в жизни есть смысл, а в смерти какой? Ахнула Валюша. Снова вспомнив, что это не кино, Вадим свалился на колени, отпихнул плечом Колю.
Лариса Рухляда смотрела на мир широко открытыми глазами. Синела жилка на виске. Лицо перекосилось, натянулось, словно чулок. Видимо, с последними ударами сердца она испытала страшную боль, но жаловаться не могла, только хрипела, а на хрип никто не реагировал — она всегда хрипела. Антон тянул за руку, Колян толкал в спину…
Непрямой массаж сердца не вернул Ларису к жизни. Вадим поднес фонарь к лицу, оттянул веко. Безнадежно. Жизнь иссякла, вылилась до капли. Был человек — нет человека. Сердце не выдержало.
— Не давись, — зашипел кому-то Коля, — беда у нас. Рухляда умерла.
— Эй, граждане, не давитесь, — передавал по цепочке Макс, — не волнуйтесь, движение восстановится, у нас Рухляда умерла…
Кто-то глухо вскрикнул. Ругнулась Жанна. Вадим поднялся, уперевшись головой в холодный свод. К черту сантименты. Свершилось то, чего боялась Лариса. Видела будущее — бездонную пустоту. В нее и попала: умерев морально, умерла и физически. По крайней мере, не сюрприз для нее; нет повода, сидя в раю, недоумевать…
Умершую оставили в трубе — более приличного холодильника на тот момент не было.
Место слияния природы с канализацией встретило их пронизывающим ветром. Деревья не спасали — стылый воздух в трубе работал, как промышленный ветрогон. Ландшафт не просматривался, только часть: каменистая лощинка — когда-то русло речушки, плотный кустарник, в удалении лес. Под стоком теснились скалы — ранее они были обрывистым берегом, теперь представляли собой лишь сомнительную площадку для приземления. Лучше, чем купание в воде, хотя кто его знает…