Закон гор

— Ну и как ты себе это представляешь? — поинтересовался Джо после третьего тоста. — Что, будем шататься промеж столов и спрашивать всех подряд, каким боком они к банде Асланбекова?

— Давай нахрапом, — предложил Мент, заметив, что я пребываю в некотором затруднении. — Официант подойдет — наведи мосты…

А Лось ничего не предложил. Он сосредоточенно пожирал свежий балычок, сочившийся слезой, и мечтательно щурился. Наверно, представлял, как хорошо было бы после пятой-шестой рюмашки кому-нибудь из тутошней публики прострелить башку из револьвера. Чтобы крышка черепа отскочила к эстраде, а мозги — в потолок.

Последовав совету Мента, я дождался, когда подошел официант, и тихо шепнул ему на ушко:

— Слышь, паря… Чеченцы есть?

Личина официанта (тоже кавказец) моментально приобрела озабоченное выражение. Сгрузив с подноса на стол заказанные нами блюда, он сосредоточенно почесал затылок и сообщил:

— Чечен виздэ ест. Пачиму хочиш?

— Потому, — в тон ответил я. — Деловой базар есть. Хотим поболтать мирно.

— Мирно — это заибис! — Ощерился официант. — Мирно можна… Какой чечен надо? Далнабойшык ест, таргаш тудым-сюдым, короче, всякий ест…

— Нам крутые нужны, — важно уточнил я. — Мы сами — крутые и базарить хотим тоже с крутыми. Крутые есть?

— А-а-абизатилно, дарагой! — официант хитро подмигнул и пообещал:

— Жды сикунд — щас будит… — и скрылся из глаз.

— «Жды сикунд», — неприязненно передразнил Джо, провожая взглядом удаляющуюся фигуру официанта и посоветовал:

— Пойдешь на «стрелку», следи за базаром. Тут на «перо» поставят — пукнуть не успеешь. Эх, бля, зря стволы отдали…

— Не хорони, Санек, — с наигранным оптимизмом вымолвил я. — Все будет тип-топ. Если что — быстро мочим всех, кто под руку подвернется, и сваливаем в бешеном темпе. Следите за мной… Кстати, куда этот хмырь потопал?

Официант, продефилировав между столиками, направился к выходу — ни к одному из сидящих в зале он не подошел.

— А-ха! — возбужденно выдохнул Джо. — Стучать побежал! Есть, мол, какие-то левые, которые шибко любопытные… Может, не станем дожидаться развязки?

— Ты забыл, зачем мы здесь? — напомнил я. — Сиди, блин, где стоишь и бери пример с Лося — лопай себе. Фирма платит…

Спустя три минуты официант возвратился. Подойдя к нашему столику, он наклонился ко мне и таинственно пробубнил, неожиданно выдав своеобразный стихотворный слог:

— Двыгай за мыной, дарагой. Крутой чечен хочит базарит с табой… Стывол у тэбэ нэт под рукой?

— Нет под рукой, нет под ногой, — доверительно шепнул официанту Джо, скорчив при этом страхолюжную рожу. — И вообще он у нас не такой, он какой-то другой… Долматовский, бля!

— Как сказал? — обеспокоенно поинтересовался официант, обращаясь ко мне. — Какой, э?

— Это поэт такой — известный, — успокоил я «долматовского». — Классный поэт — заибис! Ты просто в рифму сказал — стихотворение получилось. Он тебя похвалил — не часто попадаются официанты с поэтическим уклоном.

— Нэ ругал, э? — уточнил официант, грозно сверкнув очами.

— Да ну что ты, что ты! — поспешил уверить я его, показывая за спиной кулак Джо. — Тут у вас ругаться — себе дороже. Моментом в клочки порвут.

— Ну, тогда ладно, — успокоился официант. — Пошлы… Мы пробрались между столиками и вышли из зала в фойе. Поднявшись на второй этаж, я обнаружил длинный коридор, по обеим сторонам которого располагалось множество дверей. Судя по шуму, доносившемуся из-за некоторых дверей, здесь в отдельных кабинетах «зависали» товарищи, не желавшие отдыхать публично.

— Ловко тут у вас все устроено, — деланно восхитился я. — Наверно, можно и с телками побарахтаться! Ась?

— Можна с тьолка, можна с корова — как хочишь, дарагой! — весело оскалился официант и, постучав в одну из дверей, таинственно шепнул мне:

— Давай — чечен зыдэс…

Довольно вместительный кабинет, оборудованный не без комфорта, был превращен сегодняшними посетителями в самый настоящий бардак. Верхний свет был выключен — тускло горели настенные светильники, дополняемые сполохами цветомузыкальной установки; из невидимых стереоколонок надрывно голосил Coco Павлиашвили; в воздухе витал устоявшийся запах крепкого мужского пота, который с ударным ароматом дамской косметики и винно-водочным перегаром создавал такое невообразимое амбре, что хотелось зажать нос и немедля отсюда смыться.

Приглядевшись повнимательнее, я заметил, что вокруг заставленного разнообразными блюдами и напитками стола разместились трое чеченообразных мужиков и пять молодых пригожих дам — все, как на подбор, длинноногие блондинки весьма специфического облика.

— Да, тяжко у вас там, в горах, — пробормотал я себе под нос, раскланиваясь на три стороны. — Совсем, блин, одичали… Ребята отдыхали на всю катушку. Двое были зело бородаты и обладали буйными космами — по всей видимости, с таким понятием, как «парикмахерская», вожди племени их познакомить не удосужились.

Один бородатик, ритмично взрыкивая, целеустремленно засаживал распростертой на полу блондинке, которая, как мне показалось, пребывала в невменяемом состоянии: голова ее безжизненно стукалась об пол при каждом поступательном движении волосатой задницы чечена, а из разверстого рта раздавались звуки, более похожие на предсмертные хрипы, нежели на сладострастные возгласы.

«Нехорошо, — неодобрительно отметил я. — Ну разве можно так с женщиной? После такого секса у нее наверняка получится эпилептический припадок…»

Бородатик намба ту возлежал в просторном кресле и владел сразу тремя белобрысыми особями: две из них лизали ему уши, а третья виртуозно организовывала оральное обслуживание на лобковом уровне — смачные причмокивания были слышны даже на фоне надрывавшегося Coco.

Этот экземпляр, по всей видимости, с детства страдал неизлечимой манией стяжать лавры преподобного Цезаря: помимо всего прочего, он ухитрялся засасывать из горла большой бутылки какую-то горючую жидкость, периодически тыкал вилкой в тарелки на столе, курил сигарету и в процессе всей этой занимательной процедуры ловко улучал моменты, чтобы утробно рыгать во всю пасть.