Закон Мерфи. Том 2

Тайвин злобно на меня покосился. Запрети, мол, козе капусту, рискни здоровьем.

Я подавил вспышку раздражения, и терпеливо пояснил:

– Здесь творится что-то крайне необычное. Я пока не могу толком тебе объяснить, но все шансы у нас есть. И я настоятельно рекомендую тебе действительно прекратить внутренний диалог, и попробовать посмотреть и послушать.

– Как с девочкой?

Я сделал вопросительный домик бровями. Тайвин пояснил:

– Мы с Романом смотрели запись с регистратора. Я не понимаю, как вообще ты смог увидеть ее в траве. Там даже сенсодатчики при переориентации на нужный цвет почти ничего не дают.

– Наверное… – растерялся я. – Ты же не будешь мне сейчас дифирамбы петь, правда? Не время и не место.

Тайвин ехидно улыбнулся.

– Не дождешься. Одного раза в пятилетку достаточно. Так, ладно, это потом, – штатный гений блеснул острым взглядом из-под очков. – Как обсуждать будем?

– А как в детстве. Придумаем свой язык, жутко секретный, и никому не понятный! – меня так и подмывало показать ученому язык в качестве наглядного пособия, но титаническим усилием воли я сдержался. Подурачимся потом, когда (и если) выберемся. – Но если тебе приспичило поработать, то пожалуйста…

Тайвин тяжело вздохнул и по-отечески пригладил мне вихор на макушке.

– Честер, двадцать семь годиков, все еще верит в сказки про сумасшедших ученых.

– А что, я неправ? – похлопал ресницами я.

– Чез… – укоризненно протянул друг. – Перестань. Я понимаю, что ты не в своей тарелке, оттого и сыплются из тебя плохие шуточки, как из драного мешка. Но мне тоже не по себе.

– Когда ты успел психологом заделаться? – мне стало неловко, но остановиться я смог не сразу. Я действительно ощущал себя максимально неуютно. В конце концов, похищали меня впервые, и не сказать, чтобы мне это понравилось. – Ладно, молчу, молчу.

Остаток дня мы провели каждый за своим занятием. Тайвин молча химичил, изредка хитро на меня поглядывая, я, вооружившись наушниками и блокнотом для заметок, просматривал записи с камер наблюдения, любезно мне предоставленные. И все больше хмурился – поведение наших тюремщиков не оставляло сомнений в нетрезвости рассудка.

Я, например, сразу установил бы круглосуточное наблюдение по периметру жилой зоны, попробовал сделать несколько вылазок и поставить, я не знаю, замаксированные гололовушки, если дроны по каким-то причинам не срабатывают или местное зверье их залюбливает до печального конца. И за нами я бы организовал круглосуточный мониторинг с прослушкой и биодатчиками. Мало ли чем мы заняты, что мы могли притащить с собой, и уж тем более таким типчикам как мы с Тайвином, я б вообще не шибко доверял.

Но то, что я видел и слышал, намекало недвусмысленно и весьма жирно на вопиющую безалаберность. Если за нами установлено видеонаблюдение – я и то сильно удивлюсь. Интересно, почему? Я нутром чуял вмешательство третьей стороны, и не мог представить себе, кто, как и зачем мог бы повлиять на криминальные элементы, обычно пекущиеся о своей безопасности аки травоядные за свою бесценную шкуру.

Когда отрубили свет, я залез на свою койку, распаковал термоспальник и приглашающе откинул его край. Тайвин понимающе хмыкнул, и нырнул в импровизированную палатку. Подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, подсвеченной оставленным нам от щедрот фонариком, не говоря ни слова, я начертил первую от балды придуманную закорючку и напротив нее подписал букву.

Через полчаса молчаливого интенсивного мозгового штурма по придумыванию очередной фитюлины, призванной обозначать следующий алфавитный знак, я не выдержал.

– Слушай, а давай сказку напишем. – Тайвин странно посмотрел на меня, так, что я аж переспросил. – Что? Ну, сказку, сначала одну букву заменим, потом две, потом три, потом все. Чтоб закрепить. – я пытался как мог без подробностей объяснить свою идею на случай, если прослушка все-таки ведется.

– Я просто все ждал, когда тебя прорвет. Ты же органически не способен на молчание. Жалко, тут не с кем поспорить или организовать тотализатор. Я бы пару ставочек сделал.

– Да ты азартен! – изумился я. – Никогда бы не подумал.

– Да, – с видимым довольством в голосе констатировал ученый. – Я, как видишь, не совсем еще погряз в науке. А еще я люблю текилу, оливки и хамон.

– Про текилу я в курсе. Гурма-а-ан. Вот так работаешь с человеком, работаешь, а потом выясняется, что он хамон ест. Ужас же!

– Почему? – искренне удивился Тайвин.

– Оно же пахнет!

– Да. Это благородный аромат сыровяленой говядины.

– Фу! Это как кинзу потреблять.

– Сам ты фу. Не понимаешь ничего, как есть гамадрил. А что за кинза?

– Трава такая вонючая. Типа петрушки или укропа, только жрать это невозможно.

– Никогда не пробовал.

Поняв, что на конструктив наши мозги более не способны, мы вылезли из-под спальника, и разговор плавно перекинулся на приправы, плесневые сыры, перетек в обсуждение литературы, музыки и визгейма. Через пару часов мы с сожалением расползлись по кроватям, предварительно уничтожив следы наших экзерсисов с тайнописью. И за прошедшее время нас никто не потревожил! Ни одна живая охранничья душа. Засыпал я с полной уверенностью в своей интуиции и странной природе Седьмого.

Глава 22. Многослойная дуальность

– Стажер Мартин Камински по вашему приказанию прибыл! – козырнул Март, заходя в кабинет. Он заложил руки за спину и стал в вольной стойке, слегка нарушив субординацию. Это мелочь, но Андервуд заметит. Ссориться напрямую с этим злым репейником Марту было не с руки, но маленько уколоть очень хотелось.

Пока Андервуд сверлил стажера взглядом, Март мельком огляделся – ни одной детали обстановки зловредный ревизор под себя не переделал, все оставалось с виду таким же, как и оставлял Честер перед уходом: все безделушки на полках, книги, методички, лишь груда распечаток и заметок на столе сдвинута в сторону, и то, чтобы не мешать работать с планшетом или документами. Странно. Такие люди как Андервуд должны быть жуткими аккуратистами, вплоть до смахивания несуществующих пылинок с идеально чистого стола. И здесь не стоит обманываться выцветшими с возрастом до цвета яркого золота рыжими волосами, веснушками и веселыми морщинками в уголках глаз, что насквозь прожигали сейчас Марта холодным зеленым огнем, пробираясь в его мысли.

Минутное молчание прервалось.

– Расскажите о себе, – попросил ревизор.

Март насторожился и подобрался: он ожидал приказа, а получил пространный вопрос.

Эта постоянная кардинальная разница между внешностью и личностью, поведением ревизора и его поступками здорово смущала стажера. Он исподволь чувствовал неправильность, но мог определить лишь ее наличие, но не причину – так бывалый натуралист чувствует неладное в лишенном птичьего пения весеннем лесу. Только у Андервуда эта дуальность казалась еще и многослойной, словно каждая его черточка скрывала двойное, а то и тройное дно. Стажер посмотрел Андервуду глаза в глаза и с интонацией человека, желающего безмерно угодить вопрошающему, уточнил:

– Что именно? Формат «родился-учился-служил-женился»? Случаи из жизни? Распорядок дня?

– Это я и без вас знаю, – отмахнулся ревизор. – Расскажите об общении с первопроходцами. Как вписались в коллектив? Есть у вас вопросы, уточнения, пожелания?

– Нет, – поколебавшись, ответил Март. – Отличный коллектив, ребята юморные, мы с Ви вполне освоились. Или…

– Продолжайте, – заинтересовался ревизор легкой заминкой.

– …или вы хотели спросить, какие о вас ходят слухи, что мои коллеги хотели бы предпринять, и что думают по поводу сегодняшнего письма? – спросил Март.