Закон Ордена

О том не хотелось вспоминать, а Алия не унималась.

– А может, ты ничего и не ощутил, а чувство, придававшее твоей жизни смысл, внезапно угасло? Если уж к тебе пришла сила, отчего ты не пошел на дракона? Отчего ты кинулся громить корчмы и тамошних девок? Тебя, небось, самого поражало то, что недавно ты мог любить, и как любить… Кестель, заклятия обычно имеют побочные эффекты, а уж в особенности заклятия самые сильные. Дезориентация, потерянность… ты же пил горькую, дрался, любил. Всего слишком, сверх меры, ведь выпивка не приносила забвения, а купленная любовь не утоляла жажду. В Багровой корчме сильнейший наркотик едва поправил тебе настроение. Тогда я единственный раз видела, как ты смеешься. Я же вижу, как ты мучаешься, как тебя не слушается собственное тело. Я знаю, до чего дошел ВанБарт, когда создавал мозаику. У него просто нет совести. И чего же он пожелал за снятие заклятия?.. Хм, мы ведь оба знаем, чего он пожелал.

– И откуда все эти откровения? – буркнул Кестель.

Он уже с пару минут назад понял, что Алия блефует. Он знала далеко не все. ВанБарт ничего не пожелал. Маг пропал после того, как вывел отраву из тела Кестеля, и никогда больше не встречался с Кестелем.

– Ты не боишься смерти, магия на тебя не действует, и чувства твои не глубже того горшка, в который я писала в Багровой корчме. И боли ты не чувствуешь, как другие люди…

Алия умолкла, а потом нерешительно добавила:

– Ох, ты был прямо образец стойкости, когда Хавараш ломал тебе колени. Трудно было бы тебя к чему-нибудь принудить или вырвать признание, заставить выдать тайну. Тебя не одурманить и не обмануть магией, даже и подкрасться к тебе трудно, потому что ты не спишь. По сути, у тебя нет слабых сторон. ВанБарт сделал из тебя идеальный инструмент.

Алия напряженно всматривалась в Кестеля. Весь разговор был пробой, попыткой выведать, распознать. Алия искала подтверждения своим словам в реакции Кестеля.

– Есть люди, которые освободят тебя от последствий заклятия и снова сделают человеком – в обмен на мозаику. Тебе не придется служить ВанБарту.

Настроение Кестеля вовсе испортилось. Алия Лов знала так много, будто нарочно собирала информацию о нем. Может, гусляр говорил правду. Если бы Кестель сам не поймал Алию, их дороги наверняка бы пересеклись.

– Ты думаешь, будет лучше, если я стану служить тебе? – поинтересовался он.

Ответить Алия не успела. Они уже подошли вплотную к руинам, и навстречу поднялся человек в белом. Кестель решил не оставлять медальон на шее и спрятал его в мешок. В кипящих от магии Лабиринтах шимскар мог бы ошалеть.

– А, господин Кестель и его прекрасная пленница!

Хотя лицо Алии заслоняла маска, Дунтель казался очарованным.

– Здравствуйте, господин Дунтель, – вежливо поздоровался Кестель.

– Я очень рад встретить вас. Наш общий друг говорил мне, что вы хотите как можно скорее добраться до места.

Дунтель не походил на путешествующего, а, скорее, напоминал аристократа, на минутку покинувшего бал, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дунтель носил перевязанные широким поясом штаны, толстую просторную рубаху, плащ до колен, вышитый мелкими самоцветами, – и все ослепительно белое, словно только что из прачечной. Кестель задумался над тем, всегда ли Дунтель одевался так – или это гусляр одарил его белыми одеждами на белой вилле?

После войны в целиком разрушенном замке Готхерн отстроили только низкие ворота, ведущие в подобие пещеры. Туда и направились путники.

Дунтель толкнул рукой в белой перчатке массивные, окованные железом, но лишенные замков двери. За ними ступеньки уводили в темноту. Неподалеку лежал белый дорожный мешок. Дунтель взвалил его себе на плечи и сказал спутникам:

– Я пойду первым, а вы будьте добры держаться за мной.

Они пошли во мрак. А у Алии, похоже, начисто пропало желание вести разговоры.

Глава 10

Спускались они в кромешной темноте. Впереди ступал Дунтель, за ним – Алия, которую Кестель, на всякий случай, держал в безопасном отдалении от проводника. Кестель взял ее за руку. Алию била дрожь.

Чем ниже сходили, тем большее Кестель чувствовал облегчение и тем меньше опасался мага. Живые лабиринты разрушали структуру посторонней магии и сильно ограничивали ее. Кестель не совсем понимал, отчего так, но особо не задумывался. Ему хватало одного лишь знания о том, что маг лишается сил по мере углубления в Лабиринт.

Зато из самих живых подземелий так и веяло мощью, пусть и магической, но не союзной Алие. Лабиринты сами себе устанавливали правила и законы.

Спускались целую вечность, внезапно оборвавшуюся на последней ступеньке. Путники очутились в огромном зале, где тьма уже не была настолько кромешной. В чашах, закрепленных на каменных столбах, тлело неугасимое пламя, скупо освещающее подземелье.

Зал был круглым, и в его каменных стенах виднелись сотни дверей.

– Их семьсот восемьдесят семь, – сообщил Дунтель. – Это все выходы. Сквозь какой вы хотели бы пройти?

– А это имеет значение? – спросил Кестель.

– Само собою, нет. Конечно, если это не Белые двери, – ответил Дунтель и рассмеялся.

Смех прозвучал не очень весело.

Кестель тут не видел ни единой Белой двери, хотя, наверное, должны были попадаться и такие. Он слышал легенды о Белых дверях в Живых лабиринтах, но не знал, насколько им можно доверять.

– Быть может, госпожа выберет? – спросил Дунтель и вежливо склонил голову в ожидании ответа.

Ответа Дунтель не дождался.

– Я прошу прощения за навязчивость, но, по-видимому, выбор остается за мной.

С тем Дунтель шагнул в сторону ближайшей двери. За ними оказался узкий, но постепенно расширяющийся коридор. Вскоре путники уже могли идти бок о бок. В стены были вделаны чаши с тлеющим магическим огнем.

– Сколько времени может занять дорога до Арголана? – спросил Кестель.

– Это уж как получится. Если Лабиринты нас полюбят, проведут за несколько часов. А если нет – можем провести тут и несколько недель. Я полагаю, вы понимаете, в чем у нас проблема.

Да, Кестель понимал, и даже очень хорошо.

– В ней? – риторически спросил он.

– Да. Если Лабиринтам она понравится больше, чем мы, то они проведут нас туда, куда хочет попасть уважаемая госпожа. Как мне кажется, это не Арголан.

Алия по-прежнему молчала.

– В таком случае мы, по крайней мере, узнаем, чего хочет госпожа, – невозмутимо продолжил Дунтель. – А это, принимая во внимание красоту и привлекательность госпожи, о которых я столько слышал, представляется мне необыкновенно интересным.