Закон рукопашного боя
Шрифт:
— Так, мил человек, — распорядился Клещ, — упрешься сейчас в засов ногой и, как махну рукой, сразу отодвигай. Как ввалятся — бей в упор из четырех стволов, а я еще пару добавлю. Кого повалим, кто отшатнется, будет чуток времени, чтоб проскочить. Бабу эту брось лучше, не таскай за собой. И беги, дуй во весь дух, меня не дожидайся, в тот конец, дальний от нас.
— Ну что ж, — «охотник» взвел курки пистолетов. — Согласен.
Клещ тем временем достал из кармана глиняный шарик размером с небольшое яблоко. Вместо черенка в «яблоко» был вставлен смоляной фитиль. Клещ щелкнул кресалом, фитиль закоптил. «Охотник» с волнением взирал на эту процедуру.
— Смотри, чтобы в руках не взорвалась.
— Не боись, сынок, не прозеваю… — Фитилек догорел
«Охотник» с силой двинул пяткой по засову как раз в тот момент, когда на дверь обрушился очередной удар. Шарик в это время уже лежал на полу, и едва дверь распахнулась, как Клещ легким пинком пробросил свой снаряд между ног солдат. Одновременно он нажал на курки сразу двух пистолетов, и тут же грянули выстрелы «охотника». Получился почти залп в упор.
— Жми! — взревел Клещ, и «охотник» сиганул в дверь, перелетев через тела убитых, раненых или просто бросившихся на пол. Следом неожиданно, забыв о хромоте, кинулась Крошка, и последним, совершив невероятный для своего возраста прыжок, в следующую комнату перескочил Клещ, дико вереща:
— Увага, панове! Бомба!
Поскольку как раз в этот момент шарик, брошенный Клещом, пшикнул и, испустив струю дыма, завертелся на полу, в это поверили. Никто не решился вскочить или выстрелить вслед Клещу. Пронесшись через комнату, он захлопнул следующую дверь. Впереди грохнул еще один выстрел, но кого именно подстрелил «охотник», Клещ не понял, потому что на протяжении всего пути от одного конца этажа до другого видел не менее пяти убитых улан. У двух он даже успел снять пороховницы. Сзади истошно вопили, кашляли и чихали, суматошно долбя в двери кулаками и ногами. (Убегая, Клещ заложил дверь комнаты, смежной с лакейской, карабином, подобранным с пола.)
Бомба, примененная Клещом, называлась «вонючкой». Заряжалась она смесью пороха и серы, давала при горении избыток сернистого газа, который на некоторое время выводил преследователей из строя, заставляя тереть глаза, кашлять и чихать.
— В подвал! — Клещ вбежал в комнату, где днем Крошка и Палабретти обнаружили дверь.
Вниз сбегали быстро, только лестница гудела и лязгала под ногами.
Засветился огарок, который Клещу был, в общем, не нужен. Но при свете он сразу увидел разбитый сундук…
— Где этот негодяй? — вскричал «охотник».
Ни Палабретти, ни двух бочек с золотом в подвале не было.
РАБОТА ДУРАКОВ ЛЮБИТ
Агап взял кирку и, размахнувшись, ударил. Крепкий клюв оставил на кладке едва заметную щербину. От второго удара чуть-чуть побольше откололось, маленький кусочек кирпича да крошка посыпалась. Крепко ладили стену! Не взяла ее ни подземная сырь, ни время. Видно, кто-то умелый, в своем деле мастер, по своему секрету сготовил для кирпича глину, ладно отформовал и обжег кирпичи. Может, тот же человек, а может, и иной, опять же по секретам своим мастерским, намешал раствор, чтоб те кирпичи соединять, а после сложил из них стенку. На века укладывал, потому что работу свою любил и не хотел, чтоб каждый дурак, навроде Агапа, стенку эту раздолбил. Плотно легли кирпичи, да не в один ряд, а в несколько. Кирка только ковыряла поверхность стены, царапала, отламывала заусенцы цемента да маленькие осколочки кирпича. При каждом ударе она пружинисто отскакивала назад, отраженная неколебимой кладкой. Долбанув раз десять в одно и то же место, Агап вдруг решил, что надо попробовать постучать поближе к боковой стене. Но кладка там тоже была неподатлива. Попробовал с другого бока — то же самое. Решил Агап, что, может быть, ловчее пойдет, если ломом потюкать. Куда там! Как ни пырял тяжелым инструментом в кирпич, ни острой, ни сплюснутой частями, ни сверху, ни снизу — ничегошеньки не вышло.
«Да ее ни в жисть не пробить!» — решил Агап и сел на корточки, усталый, вспотевший, в полном упадке духа.
Хотелось есть. Агап вспомнил, что от горбушки, которой его угостил на Пресне дедушка
Клещ, вроде бы что-то осталось.Оглодок нашелся в кармане армяка, черствый, как камень. Однако как есть черствый хлеб, Агап был с детства научен. Послюнил, вонзил зубы, благо молодые еще, крепкие, — и отгрыз.
Однако сухарь-то он разжевал все-таки, а стена — стоит. И тут до Агапова ума дошло: мокрое-то легче поддается! Кабы найти ведро воды да полить тую стенку, может, она б и легче пошла?
Ведро не ведро, а кой-какая жидкость у Агапа была. При себе, внутрях, тем более что как раз приспело малую надобность исправить. Полил середку стены, да и за кирку. Дал по мокрому раз — вылетел кусочек намного крупнее, чем прежде. Еще разок! Еще! Еще! Появилась уже заметная выбоина. Агап скинул армяк и стал изо всех сил, наотмашь кувалдычить клювом кирки по выбоине. Грюк! И выпал из стены почти что целый кирпич.
— Ага! — прошипел Агап. — Поддаешься, зараза!
Повернул кирку мотыжной стороной, тюкнул в шов верхнего кирпича, зависшего над пустым местом… Трак! Отвалился и этот — аж целиком.
— Пошло! — завопил Агап с азартом. — А ну! А ну еще!
Он дубасил с такой яростью и упорством, что даже перестал замечать время. Кирпичная пыль садилась на лицо, налипала на пот, марала и без того грязную Агапову рубаху — он ничего не замечал. Даже забыл думать про дедушку Клеща — так увлекся! На полу перед стенкой лежала уже солидная грудка выбитого кирпича. Агап снес почти треть переднего ряда кладки, а местами выбил кирпичи и из второго. Присел отдохнуть и только тут глянул на свечку. Фитилек укоротился почти вдвое, и стеарин, плавясь, растекся по дну фонаря.
Сразу выпало несколько кирпичей из третьего ряда. Снова расширять надо дыру — за третьим рядом четвертый пошел.
Свечка горела еще, хоть и превратилась в лужицу стеарина, посреди которой маленькой черной мошкой горел фитилек. Уже пшикало пламя, металось, дрожало. Но Агап, увидев это, только сильнее лупить стал, будто надеялся, что прорубится прежде, чем свеча погаснет. Вывалил пару кирпичей из четвертого ряда — а за ним пятый…
И тут свечка погасла. Тьма свалилась глухая, тугая, крепче стенки кирпичной. У Агапа сразу руки опустились. Распалился от работы, а тут сразу холодно стало. Нашарил армяк и подумал: «Неужто от одной малюсенькой свечки так светло было? Теперь и бить не знаешь куда». Стала работа.
Что ж делать? Сидеть да Клеща дожидаться? А придет ли он? Вон уж сколько времени Агап долбит, а его все нет. Идти искать ощупью в темень? Ну, эдак и уйдешь неведомо куда. Дед-то настрого запретил, да и правда: куда идти, коли в темноте ладонь не увидишь, хоть к носу поднеси!
Сел Агап на выбитые кирпичи, запахнул армяк поплотнее, обнял коленки, ткнулся в них бородой и носом да задремал ненадолго…
И тут услышал Агап: гу-гу-гу-гу! Не то катится что-то, не то грохает, не то брякает… Потарахтело — примолкло. Потом опять. Чуть-чуть тихо было, и еще раз: гу-гу-гу-гу! Только уже ближе. Примолкло, но зато послышалось топанье, шаги, словно бы уходит кто-то. Утихли — и сразу: гу-гу-гу-гу! Как затихло, минуты не прошло: гу-гу-гу! И громко, очень громко уже. Топ-топ-топ-топ… — вроде опять уходит. И еще раз — гу-гу-гу-гу! А потом далеко в конце хода мелькнул свет.
«Дедушка идет! — Мысли у Агапа в голове путались, страшные мешались с обнадеживающими. — А он ведь без фонаря пошел… Господи, спаси, только б не нечистик!»
Свет поярче стал, а потом высветил силуэт человека. Вот они и шаги: топ-топ-топ! Человек нагнулся, поставил фонарь на пол и куда-то пошел. Послышалось знакомое «гу-гу-гу», и человек появился снова, катя перед собой неясный большой предмет, вроде бы бочку. Докатил до фонаря, оставил и назад пошел. Опять затарахтело, и человек прикатил вторую бочку. После того пришелец взял фонарь, прошел вперед шагов на двадцать, откуда еще шагов сто было до Агапа, поставил фонарь на пол, вернулся к бочкам и покатил одну из них к фонарю, оставил бочку у фонаря и опять вернулся ко второй.