Закон - тайга

— Я ее возьму, — подошла к девчонке Дарья.

Но та отвернулась. Обхватила Филина, воткнулась в живот бугра нечесаной головенкой.

— Не хочу к ней! Я к тебе пойду! — полились слезы на ботинки и брюки фартового.

— К соседям бы отвел, — посоветовал Тимка вконец. расте- рявшемуся бугру.

— Так в соседях — мы. Она рядом с нашим бараком живет. И как не пофартило — недавно в Трудовом. Ни

они, ни их никто не знает. Обжиться не успели. Черт! Во влип! Как последний фраер!

— Пойдем ко мне, — попыталась догладить девочку Дарья, но та отвернулась. Цепко ухватившись за руку Филина, не выпускала ее.

— Ни к кому не похиляла. А ко мне — враз! — похвалился бугор и вздохнул, не зная, что ему теперь делать.

— Придется тебе к ней хилять. До матери пожить в их доме, — подсказал Тимка.

— Я в чужой хазе, сам знаешь, с чем засветиться могу. Не- ет, это не пойдет.

— Тогда к участковому отвести надо, пусть определит ребенка. Ну куда ты с ней, в самом деле? — вырвалось у Дарьи.

Бугор глянул на нее так, что у бабы язык замер. Ухватив ребенка под мышку, вышел, не попрощавшись.

Тимофей сник. Он знал: «закон — тайга» карает каждого фартового, если он обидел ребенка или не накормил брошенного, не пристроил его дышать…

Придумали фартовые иль так совпадало, но ребятня, попадавшая к законникам, приносила с собой удачу, жирные навары.

Но это в больших городах. На материке. Здесь же, в Трудовом, кто из законников возьмется растить девчонку? Хотя бы и несколько дней. «Придумает что-нибудь и Филин. Отмажется», — решил Тимка и, повернувшись к Дарье, обнял ее. Выключил свет в доме.

— Тимоша, ты не уедешь? Это правда?

— Куда же я от тебя, Дарьюшка? От тебя, как от судьбы, зачем линять мне? Вместе будем. А если и надумаем, то и уедем вместе.

— Я никуда не хочу. Привыкла здесь. Не смогу уехать. Всякое было. А вот держит это Трудовое за душу и все тут. Как цепями.

— А меня не Трудовое. Ты здесь удержала… И уж, видно, хана, навсегда застрял, приморился…

Утром Дарья пошла на работу.

На виду у всех. Не прячась, не прижимаясь к заборам, чтоб понезаметнее. Не торопясь. Шла из Тимкиного дома хозяйкой. Знала, там ее любят и ждут…

Тимофей решил удивить Дарью. И, закатав рукава и брюки, мыл полы, стол и двери. Оттирал каждую доску.

Порывшись в сундуке, нашел скатерти. Выволок из рюкзака оленью шкуру. Над койкой вместо ковра прибил. Прочистил стекла в окнах. В доме натопил так, что в исподнем жарко стало.

А тут и Дарья на перерыв пришла. Ожидала, что застанет в доме фартовых, обмывающих откол кента в семейную жизнь. Но едва открыла дверь, глазам не поверила. Тимка чистил картошку.

— Да я уже готовое взяла. В столовой. Бедный ты мой! Отдохни, — пожалела баба.

Дарья рассказала Тимофею о новости, облетевшей сегодня все село.

Филин не отдал девчонку в сельсовет, не отвел к участковому. Сам перешел в дом девчонки на время болезни матери.

Законники, приняв это за дурь, принесли бугру бутылку, чтобы время быстрее шло. Филин рассмеялся. Грев принял. Но пить не стал. Устыдился ребенка.

Водил девчонку в столовую харчиться. И все узнавал в сельсовете у секретаря, как там баба, мать Зинки. Скоро ль вернется в село?

— Операцию ей сделали. Сложную. Быстро не получится. Отведите ребенка в детсад. Няни присмотрят, — советовала пожилая женщина.

Но Зинка, едва услышав, что ее хотят отдать кому-то, начинала плакать, цеплялась за Филина обеими руками и никуда не собиралась уходить от него.

Бугор злился и радовался. Злился, что мешает ребенок вернуться к кентам, к привычной жизни в бараке. Даже возвращение не смог обмыть с фартовыми, спрыснуть свое спасение, помянуть покойных кентов.

С другой стороны, радовался, что вот такого — лохматого, небритого, немытого, которого даже звери в тайге обходили за десятую версту, признал и выбрал для себя ребенок. Девочка! И ни за что не хотела отпускать его от себя.

Зинка смотрела на Филина большими глазами, и в них играл смех, радость, счастье, словно он — не махровый уголовник, прошедший все северные зоны, а самый родной для нее человек.

Никому в своей жизни он не был нужен, кроме кентов. Те с ним в дело ходили, а обмыть навар умели и без него. Другие в сторону бугра и не оглядывались. Кому нужен?

Сявки со страха от него отскакивали. Знали: за любое ослушание так наподдаст, так взгреет — жизни не обрадуешься.

В его сторону даже бродячие псы брехать не решались: таким матом обложит, что ни одна сучка к себе после этих комплиментов до конца жизни не подпустит. Сельские старухи, завидев Филина, шмыгали в первую же калитку. Знали: этот с возрастом не считается. Попробуй задень его. Всю биографию, с самых пеленок, вывернет наизнанку. Обложит грязно со всех сторон так, что ни суд, ни милиция до гроба не очистят. А вот село до смерти потешаться станет.

Слышал Филин: когда к фартовым прибивались дети и воры их не отталкивали, это все равно что сама фортуна протянула к ним руки и сердце.

Конечно, милиция поспешила навести порядок. Предложила фартовому освободить дом. Но Зинка так закричала, покусала милиционеров, попытавшихся забрать ее в детсад, что участковый, отпустив девочку, сплюнул зло:

— Звереныш какой-то! Недаром и в отцы фартового взяла. Черт с вами. Выйдет мать, как-то образуется. А пока — живите так…

Законники, посмеявшись вдоволь над бугром, через неделю привыкли к девчонке. И, приведя в дом двух сявок, велели им выдраить хазу до полного ажура.

Филин, раздосадованный и угрюмый, все же начал привыкать к ребенку, которого подарила судьба, не испросив согласия.

Как-то вечером заглянул участковый в окно дома. Как там девочка? Не обижает ли ее бугор?

Филин ползал по полу на четвереньках. У него на спине сидела Зинка. Вцепившись в волосы бугра обеими ручонками, она погоняла Филина, как коня, пришпоривала босыми пятками.

— Так его! Объезди подлеца! За все наши муки дай ему чертей! Дергай, чтоб у него глаза на лоб полезли! За всех нас отплати! — смеялся участковый, радуясь звонкому хохоту девчушки, невольным слезам в глазах Филина.

Участковый, как и все селяне, немало удивлялся превратностям судьбы. И этому случаю…

Как забыли люди и он девочку, оставшуюся в одиночестве в доме? Ясно, что только голод мог привести ее на крыльцо магазина в столь позднее время. И никто, кроме Филина, протянувшего девчонке баранку, не обратил на нее внимания. А та вместо лакомства ухватилась за руку законника. Да так и не выпускала.

Милиция давно сделала запросы по прежнему адресу. Но у Зинки с матерью не было родных на материке. Отец девочки не был расписан с матерью. Кто он? Установить не смогли. Девочка его не помнила или вовсе не знала. И никого, кроме Филина, не захотела признавать.