Закрытая информация
Шрифт:
«ТСМО-404», сконструированный немцами, позволял слышать чужой разговор на расстоянии до ста метров. Из-за ограниченности радиуса действия черноволосому пришлось загнать машину в подворотню заброшенного частного дома с окнами, заколоченными досками.
К его машине неизвестно каким течением прибило троих парней с наглыми физиономиями – дворовых хулиганов. Они выскочили из дома, как черти из табакерки. Предводитель, прыщавый юнец в линялой джинсовой куртке, поманил пальцем:
– Скокнул из тачки, ара! Мы черножопых в городе не любим. Проставляйся для братков.
Когда мужчина нажал на кнопки замков,
Освободив ухо от ободка наушника, черноволосый размял руки, снял часы и вышел из машины. Парни, вооружившись штакетинами, стояли, словно охотники с рогатинами у медвежьей берлоги.
– Резкий, ара, да? Давай хиляй отгребать… – Прыщавый достал самопальные нунчаки – две обрезанные лыжные бамбуковые палки, соединенные цепью.
Лицо черноволосого было непроницаемым, словно у робота. Такие лица бывают у игроков в покер и у людей, для которых риск давно стал повседневностью.
Он бросился к прыщавому, схватил за запястья и лбом ударил в переносицу. Синхронно коленом черноволосый саданул парня между ног.
Подхватив выпавшие нунчаки, он наотмашь, не выписывая киношных кренделей в духе голливудских мастеров восточных единоборств, стал дубасить прыщавого по голове, покуда бамбуковые палки не разлетелись в щепки.
Друзья паренька, ошеломленные жестокостью человека с орлиным носом, остолбенело наблюдали за избиением. Вступаться за друга они не отваживались, видя, как летят клочья кожи с его головы.
Черноволосый с трудом остановился. Он приподнял веки потерявшего сознание парня, проверил зрачки. Обернувшись к двоим трусам, сказал:
– Вот вам башли, – он бросил скомканные купюры. – Отнесите кореша к дороге, возьмите мотор и отвезите в больницу. Ему надо швы на башку наложить.
В горле у прыщавого заклокотало. Вырвался слабый стон. Мужчина пинком в подбородок вернул парня в бессознательное состояние.
– Удобнее тащить будет! – Он оскалился, под приподнятой верхней губой сверкнула полоса жемчужно-белых зубов. – Полный отруб. Забирайте дохлятину, а то и вам мозги повышибаю, – спокойным, ровным голосом пригрозил черноволосый.
Он проводил взглядом парнишек, которым не удалось покуражиться над человеком с кавказской внешностью и повадками прирожденного убийцы. Голова предводителя шайки моталась из стороны в сторону, как воздушный шарик на ниточке.
Черноволосый подумал, что перестарался с этой крысой пустырей, но, сев в машину, он вроде бы ощутил в салоне смрад мочи прыщавого, тут же пожалев, что не принудил его языком вылизать стекло и весь автомобиль. Черноволосый был чистоплотен…
Перемотав пленку в диктофоне, он прослушал пропущенный разговор.
«…полимерный материал, созданный химиками, непредсказуем… Марина могла шантажировать Хрунцалова?!» – немецкая техника сработала без сбоев.
Запись черноволосый стер. Шеф не нуждался в стенографическом отчете. Отрегулировав звуковые фильтры, человек, прежде чем вставить в ухо пластмассовую таблетку наушника, распечатал упаковку косметических палочек «Джонсон
энд Джонсон». Прочистив ушную раковину, он выбросил порыжевшую от серы палочку в пепельницу машины, размотал проводок с разъемом подключения и присоединил его к плоской коробке, бывшей одновременно подставкой для параболического стекла и главным узлом всей подслушивающей системы…– Алло, Анатолий Борисович? Это Солодник… – Горбоносый мужчина говорил по сотовому телефону.
Телефон работал на кодированной частоте. Его сигнал без дешифровального ключа при радиоперехвате был сплошным потоком накладывающихся друг на друга гудков и треска.
Черноволосый, назвавшийся Солодником, опустил сиденье автомобиля, чтобы вытянуть затекшие ноги.
– Рогожин переговорил с профессором! – он сказал это с некоторой ленцой человека, которому опротивели чужие тайны.
– Он получил информацию?
– Даже больше, чем нужно, – ответил Солодник, свободной рукой снимая крышку с бутылки молока.
– Профессор собрал досье на Хрунцалова?
– Нет. Но он досконально просек махинации с перевалкой спирта через институт.
– Чепуха… – откликнулась трубка. – Рогожин завелся?
– Я не психиатр, – ответил Солодник, поднеся бутылку к губам.
Он сделал глоток. Молоко было скисшим. Белая струйка стекла по щетинистому подбородку.
– Время не ждет… – Голос в трубке был требователен. – Пора завершать бодягу. Рогожина-младшего скоро заберут в Москву. Предварительное дознание закончено. Им хотят заняться важняки из областной прокуратуры.
– Дату перевозки сообщишь? – Черноволосый подобрался, стал похожим на кошку, готовящуюся к прыжку.
– Нервничаешь, Солодник? Идиотские вопросы задаешь! – Ехидные интонации зазвучали в голосе говорившего. – Устал? С автозаком без помощников справишься?
– Слишком много вопросов, командир! Анкету перешли по почте. – Черноволосый беседовал с тем, кого он называл своим шефом, на равных. – Я работаю в одиночку. А помощников можешь себе в задницу воткнуть… – Он помолчал, ожидая реакции на оскорбительную тираду.
Ответа не последовало. Трубка молчала.
– У меня все на мази. Если ваш офицерик не взорвет следственный изолятор, мы разыграем партию как по нотам. Я пасу Рогожина и остальных скотов. Баксы за медсестру и мусоренка-следователя Штеер перевел на мой счет?
– В венский «Острейхкредит», как условились, – подтвердил собеседник черноволосого. – Не крохоборничай… Плата в твердой валюте по полному тарифу. Хватит воду в ступе толочь. – Голос стал властным и жестким. – Действуй по обстоятельствам. Руки у тебя развязаны. – С прорезавшейся ненавистью говоривший добавил: – Ветрова, тупорылого недоумка, в расход без колебаний. Вышиби из него бараньи мозги…
– О’кей, командир! – кивнул Солодник. – Незачем повторять. Что с армяшкой? Профессор ковыряется в делишках покойного.
В трубке раздался сухой кашель заядлого курильщика:
– Профессора нейтрализуй. Меня любознательные стариканы раздражают. Только работай чистоплотно, без зверств.
– О’кей! – красноречием черноволосый не отличался.
– Успеха тебе, Солодник, – говоривший произнес пожелание медленно, значительно. – Не напортачь…
Солнце, словно тусклый медный тазик, катилось на запад, уступая город вечерним сумеркам.