Залив ангелов

«Не мечтай о том, что тебе не по статусу» — так говорят всем девушкам. Но что может быть плохого в мечтах?

ГЛАВА 17

Как только я поела, Мэри отвела меня в спальню. Там ждала горничная, чтобы помочь мне переодеться.

— Шикарно! — воскликнула она, когда меня увидела. — Эти волосы! Они прекрасны! Где вы ее нашли? Мсье маркиз будет счастлив заполучить такую Нелл Гвин!

— В парке отеля, — сказала Мэри. — До сих пор не могу поверить, что мне повезло на нее набрести. Вот, Хелен, примерьте костюм.

Горничная сняла с меня платье и неодобрительно зацокала языком:

— Мадемуазель не надела корсет.

— Она еще очень молода, и корсет ей пока не нужен, — ответила Мэри. — Только погляди, какая у нее аккуратная тонкая талия!

— Тело нужно тренировать смолоду, пока оно в талии не расплылось. — Горничная помогла мне надеть платье и слишком туго, по моим ощущениям, зашнуровала его спереди.

Посмотрев в зеркало, я увидела, что платье сидит на мне прекрасно, будто его шили по моим меркам. Оно было синее, с отливом, с пышными рукавами-фонариками. На юбки пошли многие и многие ярды ткани. Но взглянув на себя более критично, я нашла, что декольте у платья слишком большое.

— Разве здесь не должно быть еще крючочка или пуговицы? — Я попыталась показать, где именно, ткнув себя между грудей.

— Конечно нет, — сказала Мэри. — Вы же Нелл Гвин, торговка в Ковент-Гарден. Или дело было на Стрэнде?

Горничная одобрительно кивнула:

— Хорошо-то как! Грудки у нее твердые, круглые. Гляньте, как их обтянуло платье. Господа от нее глаз отвести не смогут!

От такого замечания мне стало неловко. Я никогда не посещала подобные вечеринки, но мне было хорошо известно, что принц Уэльский и некоторые другие аристократы — настоящие ловеласы. Неужели меня заманили сюда не только для участия в живой картине и хотят сперва показать публике с безопасного расстояния? А после того, как представление закончится, я стану чьей-то законной добычей?

«Наверняка нет! — сказала я себе. — Мэри Крозье производит впечатление доброго человека, она не допустит…»

— Ну, мадемуазель, — сказала французская горничная, — теперь накрасим вас, причешем — и вы совсем преобразитесь. Сядьте сюда, перед зеркалом.

Я уселась на стоящий перед великолепным туалетным столиком табурет с обитым бархатом бордовым сиденьем. Чтобы защитить платье, его укрыли накидкой, и горничная занялась моими волосами. Она закручивала их и подкалывала шпильками, пока не получилась высокая прическа с двумя зазывными локонами, которые сбегали вдоль щек к декольте.

— Кожа у вас хорошая, — заметила она, втирая крем мне в лицо и в шею. — И вы ее не сильно попортили, слишком долго гуляя на солнце.

Я засмеялась:

— В Лондоне трудно слишком долго гулять на солнце.

— Ничего-то эти англичане не понимают, — продолжала она, румяня мне щеки. — Приезжают и начинают прогуливаться по Променад-дез-Англе без зонтиков от солнца. А потом ходят загорелые, как крестьяне.

Мои щеки стали ненатурально красными, а когда горничная вдобавок накрасила мне веки и нанесла на губы пунцовую помаду, я решилась спросить:

— Это не слишком ярко?

— Конечно нет, — снова вмешалась Мэри. — Вы будете на сцене, под ярким светом. И в конце концов, вы — куртизанка!

Я чувствовала себя все неуютнее и все сильнее жалела, что пришла сюда без сопровождающих. Если какой-нибудь лорд захочет затащить меня за кулисы, кто встанет на мою защиту? Потом я сказала себе, что это сделает Джайлс Уэверли — у меня тут есть союзник. Мэри провела меня по явно предназначавшимся для слуг коридорам, и мы оказались в тускло освещенной бальной зале. Перед отгороженным красным занавесом помостом полукругом выстроились ряды стульев. Тут и там разговаривали какие-то люди. Все они были одеты по моде времен Карла Второго: в парики с длинными локонами и широкие юбки.

— А вот и мы, дорогой, — сказала Мэри, подведя меня поближе. — Видишь, я нашла для тебя Нелл. Разве она не идеальна?

На ее слова обернулся высокий смуглый мужчина. Он был в образе Карла Второго, с лежавшими на плечах длинными локонами и в парчовом сюртуке.

— Здравствуйте, Нелл. — Он взял мою руку и поднес к губам. — Она совершенна! Ты гений, ch'erie [23] !

— Но помни, Франсуа, что это всего лишь представление, — сказала Мэри, слегка шлепая его по руке. — Не дай твоим фантазиям тебя унести.

23

Дорогая (фр.). — Примеч. пер.

— Как-будто такое возможно, когда у меня есть ты. — Он помолчал, а потом добавил: — И следишь за мной, как ястреб.

Мэри засмеялась. У них, похоже, был хороший брак, основанный на любви.

Нас отвели за сцену. Я ахнула, увидев, как потрудилась Мэри, готовя живую картину. Тут оказалась настоящая театральная декорация, изображавшая улочку старого Лондона. С одной стороны стояла тележка, полная предназначенных для продажи фруктов. От всего этого исходило сильное ощущение подлинности. Нас расставили по своим местам, наверное, руководствуясь какой-то картиной. Мне дали корзину с апельсинами. Ее нужно было повесить на сгиб локтя, а другой рукой я протягивала апельсин королю Карлу Второму, пока его свита наблюдала за всем происходящим.

Когда все было готово, Мэри сказала:

— Как только зрители соберутся, я дам вам знак.

Король Карл подмигнул мне, явно желая подбодрить.

— Только не чешите нос и не чихайте, — прошептал он. — Мы должны будем стоять как статуи.

Раздался скрип стульев: это гости вечеринки заполняли бальную залу, оживленно беседуя по-французски и по-английски. Потом нам дали сигнал. Я подняла свой апельсин и переступила с ноги на ногу, словно проверяя, насколько устойчиво держусь на ногах. Занавес стал подниматься, и в глаза ударил яркий свет, заставив меня моргнуть. В зале раздались шумные аплодисменты. Я подумала, что лучше бы маркиз не говорил ничего о том, что нельзя будет почесать нос, потому что он немедленно начал чесаться. Я заставила себя стоять не шевелясь. Рука, в которой был апельсин, не дрожала. До меня доносились фривольные комментарии, которые отпускали зрители, но я делала вид, будто не слышу их. Сцена все тянулась и тянулась, и я задумалась, сколько уже стою с апельсином в руке. Наконец Мэри вышла на сцену и попросила аудиторию поблагодарить нас за великолепное выступление.

— Разве это не лучшая живая картина, которую вы видели в этом году? — спросила она.

Яркий свет погас. Опустился занавес. Меня проводили обратно в гардеробную, где горничная Мэри смыла с меня грим, распустила прическу и помогла снова влезть в мое платье.

— В следующий раз не надевайте бархат, — сказала она. — Уже почти весна — не годится его носить.

— Боюсь, я привезла единственное вечернее платье, — призналась я. А потом вспомнила о своей гинее и жалованье, из которого пока не было потрачено ни гроша. — Вы, случайно, не знаете хорошей недорогой портнихи?

— Знаю. Это моя мать. Она лучше всех. Сейчас дам вам ее адрес. Она живет в старом городе. Выберете ткань, которая вам по душе, и приходите к ней. Скажите, что это я вас послала, — и она возьмет с вас недорого.

Мне не хотелось спрашивать, хватит ли моих скудных сбережений на оплату услуг портнихи, особенно после того, как придется потратиться на ткань, поэтому я просто кивнула:

— Замечательно! Спасибо вам.

Я вышла из гардеробной. Мэри не было видно. Я не знала, как поступить: вернуться на вечеринку или воспользоваться случаем и незаметно ускользнуть. У меня был соблазн снова увидеть Джайлса Уэверли и, может быть, выпить бокал шампанского. Полночь еще не пробило, и Золушка пока не была готова покинуть бал и вернуться на кухню, а потому я поспешила на яркий свет большой гостиной и тут заметила Мэри и Франсуа (все еще в костюме Карла), которые болтали с крупным мужчиной, стоявшим спиной ко мне.