Залив Полумесяца

Как она не пыталась в самом начале своего брака сохранить свою независимость, ей это едва ли удалось. В мужья ей достался человек огромной силы воли, который все-таки сумел подавить ее собственную волю, да еще ужасно жесткий и не способный на сочувствие. Возможно, размышляла Нилюфер Султан, она заслужила такого мужчину в качестве своего спутника жизни. Она же сама всегда утверждала, что презирает слабость и не выносит излишней сентиментальности. Была безжалостна к сестре, которая, если рассуждать здраво, не заслуживала такого отношения хотя бы потому, что никогда не делала ей ничего плохого. Она сама была жестока к тем, кто был слабее, а теперь познала это на своей шкуре.

Гнев в ее душе давно остыл, оставив после себя лишь пепел сожаления и разочарования. Нилюфер Султан научилась жить с Коркутом-пашой, став делать то, чем раньше брезговала – подстраиваться под другого человека. И, стоило ей понять, что ей не победить в этой битве характеров, как муж стал в разы сдержаннее и спокойнее. Она перестала со временем доводить его до бешенства и всячески провоцировать своими непокорностью и намеренным непослушанием. И тут же скандалы прекратились, а жестокость паши уступила место холодному уважению. В этой семье не было ни любви, ни нежности – они с мужем просто сосуществовали рядом, исполняли супружеские обязанности и растили дочь.

Мерган Султан родилась спустя год после их свадьбы, но, увы, не смогла стать весомой причиной для сближения ее родителей. Коркут-паша, для которого дочь была уже далеко не первым ребенком – его дети от предыдущих браков остались с матерями в Египте – оказался неожиданно преданным и любящим отцом. Однако любовь свою он демонстрировал по-своему. Она не выражалась в ласках, нежности или доброте. Он просто был рядом и терпеливо, мягко учил дочь всему, что знал сам, став для нее наставником и самым близким другом.

Свой первый шаг Мерган Султан сделала, держась за руку одобрительно смотрящего на нее отца. Первым ее словом было слово «папа», услышав которое, Коркут-паша гордо улыбнулся. И, конечно, первая пущенная ею из лука стрела вонзилась в мишень под его зорким взглядом. Вместе с отцом Мерган Султан училась ездить верхом, в чем весьма преуспела, вместе с ним она ездила на охоту, отправлялась пару раз в длительные поездки – в Египет, к ее единокровным братьям и сестрам. Они всегда были неразлучны. И Мерган Султан, пусть и похожая внешне на мать, во всем брала пример с отца, которого попросту боготворила.

Разумеется, в силу этого Нилюфер Султан была в семье третьей лишней. Она, увы, не смогла стать для дочери хорошей матерью – доброты в ней не было заложено от природы, а ласковой она быть не умела. С дочерью ее никогда не связывали теплые отношения, и Нилюфер Султан приняла один очень болезненный, но нерушимый факт: Мерган – дочь ее мужа, не ее. И сколько бы она не пыталась это изменить, все было без толку. Мерган Султан не желала оставаться в ее обществе надолго, а говорила с матерью отрывисто и прохладно, и в этом беря пример с отца. Наверно, думала султанша, дочь все-таки была похожа на нее, ведь эта нелюбовь к демонстрации своих чувств, к нежности, которую любая другая дочь ждет от матери, она взяла именно от нее.

Пока длился поход, во дворце царило напряжение. Дочь томилась по любимому отцу, что уехал на войну, и избегала ее общества, как и Нилюфер Султан в юности, сбегая от матери в лес, на охоту. Сама султанша не составляла ей компанию потому, что понимала – ни к чему хорошему это не приведет. Они снова поссорятся. И вот, наконец, Коркут-паша вернулся, и теперь они с дочерью, конечно же, были неразлучны весь день с тех пор, как встретились в этом самом холле. Наблюдая за тем, как Мерган преданно заглядывает отцу в глаза, рассказывая ему, каких успехов в езде верхом и владении луком добилась в его отсутствие, а он довольно слушает ее с тенью гордой улыбки, Нилюфер Султан стояла у окна и задумчиво за ними наблюдала, чувствуя себя совершенно неуместной в собственной семье.

Наверное, именно эту боль чувствовала ее покойная матушка, когда она резко отвечала ей что-то вроде «я сама разберусь» или «оставь меня в покое». Неужели это ее кара? Всевышний заставил ее пережить то же, что она сама заставила пережить собственную мать. Да, это было справедливо. И Нилюфер Султан теперь горько сожалела о том, как была не права. Но было уже слишком поздно для сожалений… Мать лежала в могиле, в которую сама и выбрала путь, потому что чувствовала себя такой же ненужной и брошенной собственными детьми, которые от нее отвернулись в «благодарность» за ее любовь и заботу.

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась на открывшиеся двери холла, в который вошел Коркут-паша в мокром от дождя плаще и снял с черноволосой головы глубокий капюшон. Он коснулся жены привычно равнодушным и жестким взглядом темных глаз, а после уверенно зашагал прямиком к ней и, небрежно бросив мокрый плащ на пол, зная, что слуги его уберут, сел рядом с женой, широко расставив ноги.

– В мое отсутствие, как я убедился, за лошадьми смотрели хорошо.

– Разумеется, – сухо ответила Нилюфер Султан, снова отвернувшись к окну. – Обязательно было ходить в конюшню в такой дождь? В октябре дожди холодные, можно и захворать.

– И почему вместо беспокойства я слышу в твоем голосе злорадство? – ухмыльнулся Коркут-паша, посмотрев на нее с насмешливостью. – Как ты здесь? – они говорили впервые с тех пор, как паша приехал во дворец утром.

Нилюфер Султан повернулась к мужу с хмурым лицом и посмотрела ему в глаза пустым, уставшим взглядом

– Ты же не ждешь, что я стану жаловаться на свою судьбу?

– Не жду, – подтвердил Коркут-паша. – Может, потому и уважаю тебя.

– Спасибо и на этом, – съязвила султанша, а после, ощутив толику любопытства, спросила деланно небрежно: – Ну, как поход? Много было сражений?

– Твой драгоценный друг разве не поведал тебе об этом? – пронизывающе смотря на нее, с мрачной иронией отозвался паша.

Нилюфер Султан знала, что муж не любил ее, но, видимо, по своей природе он был собственником и ужасно ревновал ее к шехзаде Мураду, ее давнему хорошему другу, с которым они никогда не теряли связи и поддерживали ее регулярными письмами. Однажды он увидел, как султанша, читая очередное письмо от шехзаде, ласково улыбается, и, конечно же, не забыл этого. Стоило ей в разговоре упомянуть имя друга, как взгляд мужа недобро темнел. Сейчас у него был именно такой взгляд, который, однако, Нилюфер Султан нисколько не тронул.

– Нам было некогда поговорить, – раздраженно ответила она. – Шехзаде Осман толком не дал братьям поприветствовать семью. Совершенно наглым образом выпроводил нас из покоев, заявив, что он желает обсудить с братьями поход и столичные дела.

– Хорошего сынка повелитель заделал со своей предательницей-женой, – презрительно хмыкнул Коркут-паша. – Пьет, не просыхая, да наложниц меняет каждую ночь. Я уже обсудил с пашами, как шли дела в столице во время похода. Оказывается, государством все это время управлял гарем в лице Фатьмы Султан, а этот увалень даже не снизошел до того, чтобы хоть раз на совет явиться.