Заложница в академии
Шрифт:
Восемь:
— Да твою ж мать, Масон… — рычит ей в губы Рейв. — Почему ты меня не слушаешь?
— Ты сам…
— Знаю. Знаю.
И снова считалочка с самого начала.
Раз. Губы.
Два. Языки.
Рейв испытывает острый приступ экстрасистолии, когда Брайт запускает руки ему под водолазку и царапает спину.
— Нет, нет, нет, — рычит ей в губы, а всё равно они в четыре руки эту водолазку стягивают, и всё становится совсем паршиво, потому что
— Так прекрати если нет, ну? — она подначивает, совершенно бесстрашно сжимая его в объятиях ещё крепче.
— Глупая. Какая же ты глупая, Брайт Масон, — губы так идеально сталкиваются, что оба срываются на стон. — Ты делаешь только хуже.
— А ты позволяешь, — мурлычет она.
— Знаю, — обречённо шепчет Рейв, подхватывает Брайт под бёдра и несёт к письменному столу. — Знаю… Сопротивляться будешь?
Момент слишком искрящийся, чтобы оба позволяли себе хотя бы дышать. Брайт даже не кажется, что она сейчас должна о чём-то думать. Всё потом, потом.
Она тянется к Рейву и не успевает сама поцеловать, а он уже на неё набрасывается и тянет вверх бесполезную футболку. Юбка задирается и оголяет бёдра, по ним тут же пробегают кончики слишком осторожных, трепетных пальцев. Следом за пальцами мурашки, будто гончие за лисицей.
Оказывается, что если расслабиться и откинуть голову, позволив губам Рейва целовать шею — будут новые уколы в сердце.
И ещё.
И снова.
Разной силы. Нежные и агрессивные. Осторожные и совершенно безжалостные.
Рычание из его горла как-то удивительно складно звучит со стоном из её.
Потрясающей красоты мелодия, и оба захлёбываются в её звучании, как в тёплом молоке.
Если прижаться чуть крепче друг к другу, тела сами всё сделают правильно, и будет хорошо. Просто нужно довериться. Это проще, чем Брайт думала.
— Последний шанс, — он кусает мочку её уха.
Тело Брайт простреливает от макушки до самых пяток, обливает горячей волной.
Хорошо. Как же это хорошо, до застрявшего где-то в глотке вдоха, до звёзд из глаз.
— Это только начало, — его шёпот греет изнутри, руки — снаружи.
Брайт совершенно не готова думать, она хочет ещё ощущать эти крошечные уколы, которые покинули сердце и теперь порхают по всему телу, ныряют в волосы на голове, щекочут пятки, ранят подушечки пальцев и концентрируются в губах.
— Хочу кульминации… — последнее, что она говорит более-менее осознанно.
Почему-то потом всё совершенно теряет смысл, а библиотека будто снова пылает.
Глава тридцать вторая. Доверие
|ДОВЕРИЕ, я, ср. Уверенность в чьей-то добросовестности,
искренности, в правильности чего-нибудь.
— Что ты чувствуешь? — вопрос касается макушки, скользит по шее, по плечу, а потом рассыпается на руке.
— Мм? — Брайт лениво поворачивает голову и приоткрывает глаза. — Что чувствую?.. Внутри или снаружи?
Рейв
смотрит на её лицо и не хочет отвечать. Хочет смотреть.Губы опухшие, искусанные. Щеки пошли красными пятнами, глаза блестят, ко лбу прилипла прядь волос. Шея покрыта следами его укусов, поцелуев.
В комнате пахнет Брайт. Подушки, одеяла и простынь пропитались пряной макадамией.
Всё случилось здесь, в спальне дома У-3, а не в грязной закопченной библиотеке, и Рейв этому невероятно рад. Теперь он может в деталях смаковать произошедшее, каждый раз засыпая на постели, где прошла его, пожалуй, лучшая и самая насыщенная на эмоции ночь.
Он сам остановил то безумие, что началось на пыльном столе. Молча натянул водолазку. Протянул Брайт футболку, а она отпрянула и стыдливо опустила голову.
Рейв практически видел, как стремительно остывает её тело, до этого пылавшее с такой отчаянной силой, что это сбивало с ног и мешало контролировать и без того сложную ситуацию.
Она оделась, спрыгнула со стола, натянула куртку, схватила рюкзак и бросилась к высоким дверям, но не успела дойти, как оказалась схвачена. В сгиб её шеи уткнулся Рейв и целовал так долго, шаря руками по животу, бёдрам и шее, что она опять потерялась. За секунду вернулась к прежнему состоянию.
— Не здесь, — шепнул он.
Она молча кивнула, коварно улыбнулась, словно сама всё решила и теперь манит его за собой, чтобы совершить как минимум страшный грех.
“Сирена…” — с горечью подумал он, чувствуя себя обезумевшим от её песни моряком, готовым идти на дно вместе с экипажем.
Они вышли на крыльцо, Брайт огляделась по сторонам и… исчезла чёрным туманом, только крылья зашуршали над каменным зданием академии.
Рейв еле держался, чтобы не бежать, а когда влетел в свою комнату, задохнулся восторгом. Она тут. Не обманула своей коварной улыбкой и правда пришла.
Вот она, стоит у окна, в этой огромной кожанке, в нелепых шипованных ботинках.
— Ты тут… — зачем-то выдавил он.
— Не верил?
Он засмеялся, запустил руки в волосы, прижался спиной к закрытой двери и склонил набок голову, изучая застывшую у окна фигурку. Длинные волосы, доверчиво опущенные плечи, искусанные красные губы, влажные, сверкающие глаза.
Иллюстрация доверия, соблазнения и нежности. Брайт скинула рюкзак, который почему-то остался при ней, и мысль “Как, чёрт побери, работает эта её магия?” была последней не относящейся к делу.
За спиной Брайт разгорался фиолетовый, как черничное мороженое, закат. Её волосы сияли розовым, совсем как тогда, под водой.
А она, глядя Рейву в глаза, скинула куртку, и та упала прямо к ногам.
Он стянул водолазку и дёрнул бровью, мол, что дальше?
У обоих на губах задрожала улыбка.
Брайт сняла ботинки и насборенные на икрах, сводящие Рейва с ума, бордовые гольфы.
Чертовски медленно её пальцы коснулись края футболки, Рейв задержал дыхание. В животе сладко заныло, в горле пересохло, онемел корень языка. Рейв запрокинул голову, прижавшись к двери затылком, глядя на Брайт сквозь полуприкрытые веки.