Заложник
Шрифт:
Мы разошлись по своим сторонам круга и приготовились к отмашке-сигналу Императора. Её давал именно он, так как был самым старшим по статусу среди всех присутствующих — тоже, блин, заморочки поединочного этикета.
Я пригнулся, отставил одну ногу назад и даже постучал пару раз носком по земле, проверяя мышцы. Принял положение «высокого старта» и приготовился к рывку. Противник окинул мою стойку оценивающим взглядом и мерзко ухмыльнулся. Потом ещё какой-то свой, видимо, очень неприличный жест сделал. Разозлить, наверное, хотел. Вот только не получилось — я смысла этого жеста не знал. Да мне и плевать на него было — я не видел в нём сейчас человека,
Император ударил перед собой короткой злой молнией, подавая сигнал к началу, и мы оба сорвались со своих мест…
* * *
Глава 9
* * *
Грохот взрывающейся спрессованной воды у меня под ногой практически слился с треском сигнальной молнии, запущенной Императором. Всё ж, хоть расстояние и минимальное, но свет несколько быстрее звука — на вспышку я отреагировал раньше, чем услышал трескот молнии. И уже летел в этот момент. Летел значительно быстрее, чем ожидал того мой противник. От того и запущенный им навстречу мне воздушный серп — почти невидимое уплотнение-искажение воздуха, проскочил подо мной, не задев, поджатых мной после прыжка ног.
Вот только, эта скорость не была ещё моим пределом: я создавал и взрывал ступеньки воды, совершая ещё «шаги» и «прыжки» прямо в полёте, ускоряясь и ускоряясь от каждого нового взрыва. А ещё и непредсказуемо меняя траекторию своего движения, смещаясь то в одну, то в другую сторону, что мешало противнику прицелиться. И следом за первым серпом, «в молоко» ушли ещё три, долетевшие до границы очерченного нам круга и бесследно растворившиеся, разбившиеся о созданный двенадцатью Богатырями разных Стихий барьер.
Двенадцатью. Трое, плюс сам Император, в удержании барьера не участвовали. Отец, Борятинский и Тверской. Этого числа вполне хватало, чтобы контролировать действия «гостей». И, если те что-то выкинут, чтобы остановить это что-то… и продержаться несколько секунд до того, как освободятся от барьера все остальные. И тогда…
В общем, подлянок снаружи можно было не ожидать и не бояться. А значит: полностью сосредоточиться на своём бое и своём противнике.
Я не боялся. Правда — не боялся. Наверное, моя «крыша» «протекла» за прошедшее время гораздо сильнее, чем мне самому казалось. Я больше не боялся смерти. Точно так же, как и выживания с увечьем. Не после уроков Катерины бояться увечий!
Кстати, возможно, это именно её «уроки» сильнее всего и раскачали мою психику. Настолько, что я буквально сам напросился на этот бой. Хотелось… реванша, что ли? Ведь чувство бессилия и беспомощности, что поселяла в меня эта страшно-прекрасная женщина, отрубая конечности и кромсая тело, не давая и шанса увернуться, закрыться или ответить, было поистине противным, и так просто не уходило даже с возвращением конечностей обратно и заживанием нанесённых ран. А беспомощность порождает агрессию. Сознательную или бессознательную, не важно.
Я летел к объекту, выбранному для выплеска этой агрессии. К тому, кто сам не ведая того, назначил себя таковым. К тому, кому сейчас будет больно…
Однако, готовый к бою Ратник Воздуха — это тебе не расслабленно-самоуверенный наёмник, совершенно не боящийся пуль, так как знает, что они его «покрову» совершенно не
страшны. Готовый к бою Ратник Воздуха — это очень быстро! Очень!Не зря говорят: «Попробуй поймать ветер!». Он увернулся от моего удара, нацеленного ему в голову с левого кулака. Отпрыгнул влево. Но, кто сказал, что я остановлюсь на одном ударе? Зря что ли я отрабатывал «3D-маневрирование» в небе над Лицеем столько раз, рискуя и привлекая внимание властей грохотом?
Новая ступенька, в которую, мягко пружиня, влетает моё плечо и гасит скорость. А последующий взрыв отправляет вдогонку за ускользнувшим противником. Теперь уже правый кулак несётся ему в голову.
Снова ускользает. Снова поворачиваю и резко меняю направление. Ускользает. Бьёт воздушным тараном, но промахивается. Новая ступенька, и новая…
Со стороны это, должно быть, смотрелось, как непонятное мельтешение под аккомпанемент грохота тракторного мотора, настолько часто происходили взрывы, что звук их сливался в одно урчание.
А ещё снежная пыль, брызги и порывы ветра. И постоянные вздрагивания барьера, в который что-то всё время влетает.
Расстояние между мной и воздушником неуклонно продолжало сокращаться. Медленно (для меня), но верно. Я подбирался с каждым разом к нему всё ближе и ближе.
И это понимал не только я. Это чувствовал и он сам. Оттого всё больше и чаще пытался меня атаковать разными воздушными техниками, от «серпов», «копий» и «таранов» до «волн» и «вихрей», призванных замедлить, остановить, оттолкнуть… Вот только моё тело, заключённое в «стихийный покров» из спрессованной Воды и взрывы «ступенек» рвали и пробивали эти останавливающие и замедляющие техники, словно пуля паутину.
Да и… постоянные взрывы создавали ударные волны. Волны, которые порождали волны воздушные. То есть, возмущали Стихию моего противника, мешая ему свободно и точно ей управлять. Не настолько, чтобы он действительно не мог ей пользоваться, но достаточно, чтобы ему это было делать тяжелее. И… совершать ошибки.
На одной такой я его-таки догнал и от всей души вмазал с левой по черепу. Его «покров» почти выдержал. Но его всё равно снесло в сторону. Не туда, куда он рассчитывал. И я догнал его снова. Снова. И снова.
Удар за ударом. Не важно куда. По-всякому: руками, ногами, локтями, разок даже головой вмазал.
И с каждым новым ударом крепло намеренье… не останавливаться. Бить его до тех пор, пока не убью. Просто и тупо забить поганца до смерти…
Но… я совершил ошибку: совместил один последний удар с техникой «водного кулака-кастета». Ту самую, которую я придумал ещё в карцере. Применил бездумно, просто, чтобы усилить свой удар и пробить, наконец, «покров» противника.
Вот только, забыл, что взрыв «кастета» имеет импульс. Импульс, который откинет меня самого в непредсказуемом направлении. Точнее, в направлении, которое я не додумался предсказать. Что позволило противнику разорвать-таки дистанцию и сбежать от меня.
Мы замерли друг напротив друга. Он — тяжело и часто дыша, ссутулившись. Я — красиво затормозив сзади себя ногой по полностью избавленной нами от снега поверхности двора, в боевой позиции с поднятыми перед собой кулаками.
— Тварь!.. — стерев с разбитой губы кровь и посмотрев на неё, прошипел он. Причём, не знаю, на каком языке он это сделал, но в том, как он меня ругал, сомнений у меня даже не возникло. Я понял его без переводчика. Но даже не стал улыбаться. К чему улыбаться пустому месту? Трупу? Это уже извращение какое-то.