Заложники любви

— Ну, как иначе, я ж мужик! Это и ты знаешь, по-моему, даже не обижалась!

— Дурачок лопоухий! Да коли б обижалась на это, разве бы пришла сама?

— Дарья! Ты слишком дорогую цену ломишь за свои утехи, мне они не по карману!

— Да никакой цены, Федя! Ну, разве отремонтируешь стиралку и утюг по-соседски. А я поесть приготовлю. . Скооперируемся на ужин, завтра выходной, а впереди целая ночь. Поодиночке и холодно, и скушно,— подошла

к человеку вплотную, и тот не выдержал, обнял бабу.

— Давай делами займемся. А уж когда отделаемся, спокойно оторвемся на всю катушку. Я ж помню тебя неугомонного, тебе ночи мало, за это терпела тебя, что мужик отменный,— отошла на шаг и предложила командным тоном:

— Иди ко мне шустрей, справься с поломками, а я пока ужин приготовлю!

Человек отремонтировал стиральную машину, закрепил три розетки в стенах, взялся за утюг и вспомнил, как Дарья гналась с ним раскаленным, чтобы огреть по спине. Но не успела. Вовремя увернулся. Зато теперь чинить его надо.

— Ну да, роняла тебя беспутная баба. Спираль отвалилась, закрепить нужно! — думает человек.

До сумерек, осмотрев дом бегло, починил звонок, у двери, закрепил ножку кухонного стола, дверную ручку!

и табуретку. Телевизионную антенну поставил правильно, чтоб не рябило изображение. Спинку дивана в зале закрепил намертво, чтоб не раскладывался сам без воли хозяина.

— Кажется, все! На первый случай с лихвой хватит. Пусть за это рассчитается,— усмехался Федя и думал:

— Ну, кто я ей теперь? Ни муж, ни хахаль, так, сосед! Зачем стараться? Слегка помог, пусть ценит стерва! Почаще обращаться будет, куда денется, прибежит,— и тут же удивляется:

— А разве сам не дурак, тут же уговорился! Как умеют эти задрыги нас, мужиков, охмурить? Вот ведь ничего не сделала, погладила по плечу, а все нутро зашлось и отозвалось на ее тепло, заныла душа, запросилась к ней. Небось к шалавам не рвется ничего. А к этой, все из порток выскакивает. Хотя, что в ней особого? Ни красы, ни молодости и в помине нет. Вот и сам становлюсь таким же облезлым пнем. А и ладно, в сумерках и старый конь сойдет за жеребца! — вышел во двор и направился к своему дому, услышав, как соседские старухи затарахтели вслед:

— Гля, бабы, а эти малахольные Федька с Дашкой опять блудят, што два шалых кота! Оне сызнова помирились. И друг к другу на случки бегают. Она у него, а ен у ней в доме управляются, а на ночь в одну постель сигают.

— Не могут без сраму жить! То матюкались, нынче сызнова голубятся и воркуют, не-ет, в наше время до такого позору не доходило!

— Мужиков мало, девки! Вот и кланяются в ноги кому попало. Что поделаешь? От того и мы одинешеньки по завалинкам киснем. Где взять стариков, коль наши поумирали? Любому рады были б! Так и Дарья! Ить и она опрежь всего только баба!..

Федька нетерпеливо распахивает дверь.

— Ну, как починил? — встретила баба.

— Если б только то, о чем просила, давно бы вернулся,— перечислил сделанное, у Дарьи глаза округлились:

— И это ты столько успел?

— Да что особого? Обычное дело! — глянул в вырез кофты, запустил руку, баба, вздрогнув, словно опомнилась, прильнула всем телом.

— Давай поужинаем. Посмотрим, чем ты порадуешь,— с трудом взял себя в руки хозяин.

Дарьину готовку он любил и ценил, часто вспоминал добрым словом. Вот и теперь дорвался. Только борща две тарелки умолотил, котлет и картошку, чай с блинами, пока живот не взбунтовался и не отказался принимать больше ни капли.

— Спасибо, Дарья!

— А хочешь, я тебе всегда буду готовить?

— Я бы с радостью, да одна загвоздка есть.

— Какая?

— Мы хорошо друг друга знаем.

— Ты это о чем?

— Не хочу, чтоб твоя еда снова колом в горле встала. '

— Эх-х, Федя! О чем ты теперь? Пусть не хозяином в доме, хоть изредка помощником будь. И на том спасибо великое! Вон на прошлой неделе полезла на чердак, дверь с петли слетела, да не удержалась и упала вниз. А рядом никого, как до койки доползла, вспоминать неохота.

— А где твой сын?

— Он в военном училище, далеко отсюда.

— Что ж соседей не позвала?

— Кому нужна? Не дружу с ними! Чем помогут старухи? Себя еле носят. Но знаешь, как больно было! . Я даже ревела всю ночь,— призналась тихо.

— Чего ж не позвонила?

— Не пришел бы ко мне...

— Я уже жил здесь, в доме!

— Переехал. Уже занавески повесил. Отгородился от всех любопытных и от меня,— проговорилась Дарья,

— А ты видела все?

— Подсматривала, как и другие! Любопытством болеет каждая. Только я позднее других приходила.

— Чего ж не зашла ни разу?

— Прогнал бы или не открыл бы двери.

— Но ведь пришла!

— Так сколько времени прошло! А я к тебе каждый день приходила. Тогда ты еще не остыл и злился на меня.

— Откуда знаешь?

— Баб не водил. А когда они стали у тебя появляться, поняла, отлегла на меня обида.

— Дарья, мы уже не будем верить друг другу как раньше,— признался Федя.

— Наоборот! Теперь мы ничем не обязаны и не связаны. Встретимся, как любовники, расстанемся, как друзья. Так многие соседи живут. И я в том ничего плохого не вижу,— погасила свет Дарья и уверенно легла в постель под бок к Федьке. Тот заснул лишь под утро счастливым и безмятежным сном младенца.

Не спалось в эту ночь лишь Егору Лукичу. Ему с самого утра позвонили из райотдела милиции и сказали, что его разыскивает старая знакомая — Раиса Чинцова. С нею Титов познакомился, когда работал участковым. Девчонке в то время было тринадцать лет.

...Райка... Не было во всем городе девчонки труднее, чем она. Самый скверный характер, самая вредная и хулиганистая, она была заводилой большой дворовой кодлы, ее предводительницей и главарем. Она курила с семи лет, выпивала, а потом пристрастилась к наркоте.

Райка была из очень обеспеченной семьи и никогда ни в чем не нуждалась. Родители щедро давали ей деньги и никогда не контролировали дочь, куда и на что тратит, с кем дружит, как проводит время? Родители работали. Они были преуспевающими людьми, и времени на воспитание дочери катастрофически не хватало. Когда Титов пришел к ним вечером и, приведя домой Раису, рассказал где, как и с кем проводит она время, отец мигом схватился за ремень. А уже на следующий день девчонка ушла из дома. Она не оставила записки, не позвонила.