Заложники темпорального ниппеля [СИ]
Шрифт:
Эпизод своего спасения Муус изложил кратко, оснастив описание массой незнакомых Нике терминов, вероятно, означающих восхищение произошедшим чудом. Позабавила рекомендация, которую мальчик дал своим спутником. Что-то вроде того, что они служат духам или богам. Как всегда, когда имеешь дело с иной культурой, затрудняешься точно перевести все оттенки понятий, связанных с верованиями.
Потом последовала демонстрация заживающей раны. Яркий рубец, перечёркнутый следами стежков — да уж, наштопала Нюта. Крупная работа, выразительная. На зрителей она произвела сильное впечатление.
За этим последовала церемония представления гостей и хозяев. Спокойный неторопливый
— Это бабушка Ызырга, что переводится как «сережка», а это дед, Пычахтай, что значит — «имеющий нож».
Ника убедилась, что диктофон работает, и выслушала имена остальных родственников, каждый раз исполняя жест вежливости — прикладывая к груди правую руку. Сашка просто повторял всё за ней, и внешне это выглядело учтиво.
Гостей пригласили в юрту.
Впервые попав в жилище древних хакасов, Ника глаз не могла отвести от убранства жилья. Кожаные сундучки, вероятно с одеждой или утварью. На решётчатом каркасе стен — мешки и сумки. С каким наслаждением она бы во всём этом поковырялась! Ведь то, что удаётся накопать археологам — лишь бледная тень этого огромного богатства!
Всё ей интересно. Очень хотелось запечатлеть интерьер на фотокамеру, но боялась, что вспышка может напугать людей. Девушка решила выждать. В это время, Пычахтай пригласил Сашу на улицу и стал осматривать лошадок. Разглядывая седло и уздечку, стремена и подковы, он что-то толковал и, ничего не понявший Сашка поклялся себе что, как следует, поднажмёт на «древнехакасский». Ясно ведь, что дед обсуждает с ним какие-то особенности монгольского лошадиного снаряжения, вероятно, сравнивая их с местным вариантом, но точно также он мог бы разговаривать об этом с самой лошадью.
Кстати! Подковы! Ведь их же, кажется, ещё нет. Или есть? У монголов — точно есть. А у хакасов?
Подошёл к лошадкам, что стояли у этой же коновязи и также внимательно осмотрел убранство нерассёдланой кобылки, на которой только что приехал брат матери Мууса. Точно, масса отличий. И, кроме языка он обязательно выучит названия всех этих ремешков, колечек и карабинчиков. И подковы тоже имеются, хотя и выглядят иначе. Наверное, в той книжке, которую он читал, писали о другом месте, или времени.
Дедок одобрительно закивал, видимо решив, что они прекрасно поняли друг друга. В том смысле, что да — отмечаются во всей этой сбруе важные отличия.
А жизнь в маленьком стойбище била ключом. Хлопотали женщины, внося в жилища прямоугольные брусочки кизяка и сосуды с водой, подростки, к которым присоединился и их спасённый, обсуждали ремённую плеть, по очереди выполняя ей удары по воздуху. В недавно пустынном и сонном селении все двигались и не позволяли Сашке себя пересчитать. А ведь их тут всего-то с десяток человек.
Справа сквозь войлочное покрытие юрты донёсся детский плач. Ребёнок заходится — вот как это определяет его мама. Одна из женщин заторопилась на призыв чада и скрылась из виду.
Он постарался переключить внимание на собак. Стал расспрашивать о них, ведь он вырос в доме, где на правах домашнего любимца жила мудрая овчарка. Жаль, что уже умерла от старости. Собачий век короче человеческого. Сашка с удовольствием наблюдал за вознёй толстолапых хвостатых подростков, треплющих друг друга за уши и бесстрашно подкатывающихся к нему под ноги.
Месяца четыре на вид собачатам. Уже не сосунки, но до обретения мудрости взрослых псов, держащихся поодаль от людей, им пока далеко. Впрочем, их матушка приблизилась
и не спускала глаз с незнакомца. Понятно. Ещё опекает юную поросль.Пычахтай бросил в свалку мясной обрезок, и вся толпа разом сменила приоритеты. Особенно выделялся один щенок, отталкивающий остальных, рычащий и кусающийся. Дед взял его за шкирку и протянул Сашке.
Жест благодарности.
Жест отказа.
И Сашка сам взял из кучи другой экземпляр. Явный флегматик, умудрившийся, тем не менее, просунуться сквозь сутолоку голов и лап и урвать себе часть угощения. Пыхчатай выглядел озадаченно, но выбору гостя не перечил.
Жест благодарности.
Ответный жест благодарности.
В юрте Ника осталась одна буквально на пару минут. Двустворчатая дверь сама собой затворилась, и цифровой фотик был приведён в действие быстрее, чем ковбои в вестернах выхватывают Кольт.
Через отверстие в середине крыши проникали лучи бледного, затянутого дымкой солнца, что позволяло не только перемещаться, не натыкаясь на предметы, но даже кое-что разглядеть. Разгоревшийся в прямоугольной яме, обложенной низким кирпичным барьером, кизяк выпускал короткие редкие язычки пламени, больше похожие на искры. Только не роящиеся в воздухе, а перебегающие по поверхности искусно сложенного маленького штабеля. Его вклад в освещённость визуально не фиксировался. Поэтому фотовспышка заметно резала глаз, да и наведение на объёкт производилось почти наугад. А ещё и спешка.
Всё! Успела! А вот и угощение.
То, что готовится мясо, причём жареное на каком-то добротном пищевом жире, Сашка унюхал давно. Потом манипуляции с котлом тоже не утаились от взоров разведчика. В общем, он рассчитывал на плов и буквально захлёбывался слюной от вожделения.
А это оказалась просто пшённая каша и просто жареное мясо. Скорее всего — баранина, он не был готов к тому, чтобы на основании органолептических данных сделать квалифицированное заключение. Кушать хотелось сильнее, чем знать правду. Беседа за едой не велась — таков обычай. Деловито поели, вежливо рыгнули — Муус предупредил, что так надо — и засобирались. Гостей никто не удерживал, не уговаривал погостить или хотя бы переночевать и дождаться утра, чтобы ночь не застигла их в дороге.
Нике подарили плащ из войлока. Жёсткий и неудобный, он совершенно не годился для того, чтобы скатать его и уложить в седельную суму. Щенка для Сашки уже держали, чтобы подать, когда он взгромоздится в седло, и на сворке три замечательных барана, предназначенных в подарок Нюте, готовы в дорогу. Вот по их поводу и произошла короткая дискуссия между его спутницей и хозяевами, лица которых сначала опечалились, а потом озарились радостью.
Баранов увели, и принесли длинный овчинный жилет, который свернули в плотную скатку и укрепили за седлом. Сказаны слова прощания, и копыта лошадок негромко забарабанили по поверхности земли. Хорошо, до темноты они успеют вернуться домой.
Лобастый смешной щенок, глядя печальными, почти человечьими глазами, долго мостился на Сашкиных коленях, а потом нашел удобное положение и затих, засопел, казалось, заснул, тихо поскуливая.
Лошадки шли коротким галопом, что, кстати, довольно тряско, и Сашке, не вполне освоившемуся с эти транспортом, оставалось только пожалеть о том, что в это путешествие поехал он, а не Лёшка. От тряски, в голове его рождались полусны, полумысли-размышления. Некстати вспомнилась Татьяна, и сердце предательски заныло.