Заложники темпорального ниппеля [СИ]
Шрифт:
Там свои властители, именуемые шадами, которые не всякий раз слушают голос правителя. Они — для кагана кыргызов являются данниками, кыштымами, но в пределах своих владений — полновластны. Так вот, чтобы эти разумники не вздумали воспользоваться подчинением центрального удела чужой власти, и оставить все доходы себе, дальновидный Джучи прошел копытами конницы по их землям, штурмуя крепостицы, прилаженные на вершинах возвышенностей.
Если центральный район присоединённого монголами Кыргызского государства организован по принципу военного округа — тумена, разбит на тысячи, сотни и десятки и не является ничьим феодом, то в землях, расположенных севернее — сплошные уделы и вотчины, володетелей которых кроме как силой ничем не вразумить.
И дошли монголы,
— А скажите, Сергей Анатольевич, почему людей здешних называют кыргызами, а страну — Хакасией, — интересуется Лёшка.
— Это из-за китайцев. Они тут неподалеку от нас издавна живут и про всех всё записывают. Из сохранившихся архивов кое-какие документы дошли до наших дней, — улыбается историк. — А звуки китайцы произносят на свой манер, да ещё и записывают иероглифами. Из-за этого учёные нередко путаются, кого это они каким словом нарекли.
А вообще, средневековое население Енисея в греческих источниках именовалось «херкис» или «хирхиз», в арабских и персидских — «сяцзасы», «цзилицзисы» — очень похоже на вариант китайского произношения. В древнетюркских и уйгурских, а также в согдийских текстах — «кыргыз». Последний термин был, пожалуй, самой точной передачей самоназвания народа.
Поэтому Хакасия — то же самое, что Киргизия, только в Китайском представлении. Ты не морочь себе голову, тут вообще народ разный обитает. Так что ремесленники или, скажем, землепашцы, могут быть и некиргизских корней. Просто мы оказались там, где много пастухов, а среди них, похоже, в основном именно эта этническая группа преобладает. Хотя, и тут я, наверное, погорячился. По всей здешней земле один язык, письменность, сходные обычаи. Так что в этой Минусинской котловине смешение народов в одну нацию происходит, считай, уже лет восемьсот.
— А как нам дальше поступать? — продолжает интересоваться Лёшка. — Раз спрятаться не получилось, так значит надо вести себя так, чтобы здешних обычаев не нарушать. А что мы о них знаем?
— Сами-то обычаи вряд ли отличаются, так уж сильно от тех, какими все люди пользуются испокон веку, с тех пор, как начали совместно трудиться, — историк на минутку задумался. — Хотя ворам здесь, кажется, рубят голову. И, отрубленную, подвешивают на шею отцу преступника, чтобы носил он её до самой своей смерти. А вот с монголами сложнее. У них в Ясе — ну, это вроде конституции, запрещено гасить костры по-пионерски, и погружать руки в воду. Извольте, милостивый государь, посудой зачерпывать. И еще, когда ешь, всяк кто рядом оказался, хоть бы даже мимо проезжал, должен поесть вместе с тобой. Ну, и ты тоже так обязан поступить. А остальное, вроде бы, все, как и у нас.
А что нам делать? — да то, что и собирались. Строить жильё, налаживать хозяйство, дружить с соседями. Если приедет кто-то, не по-доброму к нам расположенный — или подружиться, или другого места для жизни поискать. Хотя, переезжать отсюда совсем не хочется. Или драться.
Чаще всех помогает Нюте Сашка. Наталья с Лешкой и Григорий Иванович работают на строительстве — готовят венцы для терема. Обычно по вечерам мужчины общими усилиями перекатывают куда надо несколько могучих брёвен, а потом уже малая группа их приделывает на свои места, а затем снимают и складывают рядом с нижней частью сруба верхнюю. Так легче работается — не надо моститься на верхотуре. Каждый такой фрагмент состоит из четырёх венцов. Когда верхний готов — его переносят на поверхность стройплощадки, чтобы уже над ним надстраивать дальше, а те три, что были ниже — укладывают в общую постройку сразу на мох и на деревянные штифты.
Здание делается просторным и складывается из толстых кондовых сосновых стволов. Так что перемещения часто приходится производить ручной лебёдкой, или используя катки, рычаги и блоки.
Среди тех, кто
приходит в поместье часто, но к доктору не обращается, Сашка сколотил маленькую бригаду. Три подростка чуть старше Мууса стали в усадьбе завсегдатаями. Один — сирота. Он привез к врачу дедушку. Нюта знает, что старик умрёт, скорее всего, зимой, а до тех пор может несколько месяцев пролежать парализованным. Увы, не все болезни лечатся, хоть здесь и сейчас, хоть в двадцать первом веке.Дед с внуком кыштымы — то ли рабы, то ли слуги — это тут общее определение для всех зависимых от воли другого человека. Когда со стариком приключилась хворь, хозяин не заставлял их работать и продолжал кормить, позволяя внуку ухаживать за больным. А потом, когда прошел слух о Богине Исцеления, привез обоих на своей арбе. И пару мешков зерна затащил туда, куда указала Лидия Васильевна.
Так что паренёк помаленьку осваивает научные методы ухода за лежачими больными вместе с остальными учениками доктора. Помогает собирать травы и вообще, делает всё, что велят. Ещё один парнишка сын всадника, что живёт северо-восточней и его слуга-ровесник. Они тоже ведут себя как ученики, хотя ночуют здесь не каждый раз. Раз в несколько дней отлучаются домой и обязательно привозят угощение, то муки, то творога, то ещё чего-то. А еще они вместе с Сашкой месят саман и выкладывают помаленьку наружную стену. Четвертым в их компании Муус, самый младший. Но остальные его не обижают. Некогда им.
Присматривать за подростками или занимать их в момент, когда выдаётся свободная минутка, не приходится. Они, хотя и шалят иногда, но это скорее по привычке. Манеры их больше похожи на поведение взрослых. А, помещение для этих ребят они же сами и сложили из того самана, что просох под навесом, пристроив его к одной из наружных стен, дверями, ясное дело, внутрь ограждённого участка. Лиха беда начало. Теперь такие же кельи возводятся рядом. Выстраивается рядок помещений на разные случаи. И армируются они прутьями, вымоченными в известковом молоке. Ими готовый участок стены протыкают сверху, пронизывая сразу несколько рядов кладки. А на верхние кромки стен уложили деревянные брусья, Лёшка с Григорием Ивановичем никак не придумают, чем эти клетушки перекрывать, так что временно вместо крыши натянули тент. Пока лето — только от дождя укрыться нужно.
Мальчишки-ученики почему-то просто благоговеют перед хлебом. Выпекается он редко, выдаётся только к супу по два кусочка на едока. Иногда чёрный, иногда белый. Муки у них не очень много. Так вот эти недоросли едят его с таким видом, будто причащаются к великим таинствам.
Сегодня как раз день хлебопечения. Лидия Васильевна достала квашню. Эта глубокая деревянная чаша, в деревнях их ещё называют дежами, выдолблена из липы, срубленной ещё осенью и просохшей как следует. Она и является главным помощником при закваске и замесе теста.
Завести опару — дело нехитрое. Дело в том, что каждый раз замешав тесто, она отщипывала небольшой колобок, который хранила в прохладном месте. Это и есть простейшая закваска, ведь за дрожжами здесь в магазин не побежишь. Да и выпеченный таким образом хлеб, не имеет дрожжевого привкуса. Добавив в квашню муки, теплой воды до густоты сметаны, стала вымешивать до полной однородности, чтобы хлебная корка не отошла, а сам хлеб поднялся, как ему положено. Затем добавила закваски, тмина к чёрному хлебу, или кунжута к белому. Тмин тут просто растёт, а из кунжута в этих местах давят растительное масло.
Печку Лешка с Григорием Ивановичем сложили уже в новом тереме из самодельного очень ровного кирпича. Настоящую русскую с просторной сводчатой топкой. Вот Лидия и печёт хлеб простой ковригой на поду, укладывая его туда деревянной лопатой, смазывая будущий каравай яичным желтком. Хлеб получается красивым, с гладкой корочкой. И на вкус хороший. Когда его ароматы разливаются по усадьбе, ученики лекаря теряют покой до самого обеда, пока не отведают.
Лешке любопытно узнать, откуда у мальчишек такое отношение к этому обычному продукту, а ещё интересно, отчего хмурится тёща.