Заложники

— Добрый вечер, барышня! О, да мы в самый раз, на горячие блины подоспели! — оживленно воскликнул бородач.

— Не ждала гостей, испекла бы побольше, — будто извиняясь, сказала Довиле и поспешно поставила на стол тарелку.

— Хватит и этих, — успокоил ее чернобородый, расстегивая полушубок и сдвигая за спину висящий на плече автомат.

Плакали мои оладьи, огорченно подумала Довиле, Пятрас Жичкус в этом случае сказал бы: не смей подкармливать врагов народа! Что поделаешь. Как говорится, эта ласка от опаски.

Она поставила рядом с тарелкой баночку с вареньем, разложила вилки.

— Признаюсь, ужасно соскучился по горячим блинам, — облизнувшись, сказал высокий. — Нам такое угощение редко перепадает.

Не дожидаясь приглашения, гости сели за стол и принялись за еду. Довиле неловко суетилась, не зная, что делать дальше, о чем говорить.

— Странно, почему же это я вас не услышала? — удивленно спросила учительница, чтобы хоть как-то завязать разговор. — А потом так испугалась…

— Это почему же? — удивился бородатый, жуя блин. — Неужели мы такие страшилы?

— Вооруженных обычно боятся. Тем более тех, кто из леса. Для вас ведь законы не писаны! — храбро выпалила девушка. Она подошла к печке, прижалась к ней спиной.

Мужчина поглядел через плечо в ее сторону.

— Да, большевистских законов не признаем, у нас есть свои, — поддержал он беседу.

— Странной вы жизнью живете, непонятной.

— У вас еще будет повод ее понять.

— Вы это о чем?! — испугалась Довиле.

— Командир отряда Папоротник дал нам поручение — сообщить лично учительнице Мажримайте, что тридцать первого декабря вечером приедет на санях человек и скажет: «Тетя зовет вас на крестины». Так что будьте готовы. Папоротник хочет встретить вместе с вами Новый год.

Бородатый перестал жевать и пристально посмотрел на девушку.

Довиле хотела было сказать что-то, но спохватилась. Помолчав немного, она неуверенно произнесла:

— А я хотела на Новый год родителей проведать..

— Еще успеете, — перебил ее гость.

Съев оладьи и варенье, мужчины продолжали сидеть за столом. Они уставились в пустую тарелку, будто надеясь на добавку, затем нехотя поднялись. Крепыш, который за весь вечер не проронил ни слова, как бы желая доказать, что он все же не немой, посетовал:

— Съел и даже не заметил…

— Хватит, и на том спасибо, — не поддержал товарища бородатый. — Важно, что поели вкусно.

Попрощавшись, мужчины ушли. Было слышно, как громко скрипит снег под их сапогами.

На следующий день Леокадия, прибравшись в классах, поднялась на второй этаж к учительнице.

— Чего этим полуночникам у вас понадобилось? — поинтересовалась она. — Я им вчера задала жару. Не морочьте голову нашей учительнице, говорю. Еще беду накличете!

— Разве с ними поспоришь? — миролюбиво возразила Довиле. — Оставили меня без ужина. Все блинчики умяли…

— Это такая публика — им сколько ни подай, все мало! — возмутилась сторожиха. — Я с ними обычно не церемонюсь. Убирайтесь, говорю, сшибайте куски у тех, кто побогаче.

— Лишь бы серьезнее беды не было, а это пустяки..

— И то верно, — согласилась женщина. Покрутив на пальце связку ключей, она неуверенно спросила: — У вас, видно, кто-то есть в лесу, да? Уж не брат ли?

Довиле подозрительно посмотрела на собеседницу: ей-то какое дело? Догадавшись, что означает ее взгляд, тетушка Леокадия стала оправдываться:

— Да вы не подумайте ничего плохого. Зря я, видно, любопытствую. Ведь и сама не люблю, когда суют нос в чужой огород. Просто вы стали мне такой родной, как дочь… Я к вам и со своими бедами, и вообще… Оттого и…

Довиле разволновалась, обняла женщину, прижала к груди ее седую голову.

— У меня ведь тоже все так плохо сложилось, — тихо сказала она. — Да, есть в лесу дорогой мне человек, только не брат, нет! Одноклассник бывший… Мы любим друг друга. Как подумаю, что и он когда-нибудь… вот так же… на городской площади…

— Ох, горюшко-горе! — всплеснула руками тетя Леокадия. — Я — несчастная мать, а ты, оказывается, тоже несчастна, хоть и такая молоденькая… Ох, горе, горе… Бедная девушка…

Не раз потом Довиле вспоминала ее слова — «бедная девушка»… Ну почему именно ей суждено было полюбить человека, затянутого жизненным водоворотом в пучину, где есть только ожесточение и рознь? Ведь мог же Шарунас, как другие, уехать учиться или работать в соседней школе? А теперь вот вздрагивай каждый раз при мысли, что в последний день года во дворе появится незнакомый человек и отвезет ее в санях невесть куда…

Довиле пока не могла определенно сказать, как она поведет себя в тот решающий день: поедет, куда приказано, или сбежит к родителям? Ее раздирали сомнения, и они мучили, как болезнь. Утром тридцать первого декабря девушка поднялась ни свет ни заря, и первой мыслью было: отказ поехать будет равносилен предательству. Выходит, Липка не на шутку перепугалась и сбежала — иначе Шарунас и не подумает. Грош цена, значит, их любви. Эти мысли придали девушке решимости. Скорей, только бы поскорей увидеть любимого — больше Довиле ни о чем не могла думать. Раз уж на его долю выпало столько лишений, она не может, не должна выбирать в жизни лишь безопасные тропы. Будь что будет…

С самого утра пошел легкий снежок, а после обеда не на шутку разыгралась вьюга. Учительница все чаще подходила к окну, смотрела во двор. Пушистые снежинки прилипали к стеклу и, сбившись в комья, соскальзывали на подоконник. Казалось, в этом беснующемся мареве не места живым. Выйдешь наружу — и пропадешь: облепит тебя с ног до головы снегом, укутает стихия холодной периной. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. А что, если это предзнаменование? Если сама природа хочет предупредить об опасности, удержать девушку дома? Может статься, что таинственный незнакомец собьется в этакую непогоду с дороги и не приедет. Не успела Довиле подумать об этом, как увидела во дворе красивого буланого коня, который тащил за собой сани. Грива и спина коня, возница и облучок были белыми от снега. Конь остановился возле забора и отряхнулся. Человек, казавшийся издали заснеженной копной, продолжал неподвижно сидеть на месте. Наконец он зашевелился, повернулся боком и посмотрел на школьные окна. Учительница отпрянула в сторону. По спине пробежал неприятный холодок. И все-таки она продолжала наблюдать из-за занавески. Вот возница неуклюже выбрался из саней: не поймешь, стар он или просто неповоротлив, оттого что слишком тепло укутан. Суконная хламида, наброшенная, по-видимому, поверх тулупа, путалась у него в ногах, капюшон целиком скрывал лицо. Мужик пошарил в санях и вытащил мешок с овсом, подвесил его к морде животного. Нагнув голову до самой земли, конь принялся жадно есть. Хозяин же, судя по всему, не торопился идти в дом. Он топтался возле саней, сметал с них снег и, поправив попону на сиденье, принялся разглядывать школьный двор — не иначе давал роздых коню.

Отойдя от окна, Довиле сунула ноги в зимние ботинки, надела легкое осеннее пальто — другого у нее не было — набросила на голову огромную материнскую шаль. Во двор, однако, она не спешила, стала прибираться на кухне, подметать веником щепки под печкой. И только тогда пробежала пальцами по пуговицам — проверила, все ли застегнуты, постояла, послушала, что делается во дворе, и, сделав над собой отчаянное усилие, нажала на дверную ручку…

Возница продолжал суетиться возле саней, однако на приветствие все же обернулся, поздоровался.