Замена объекта

Никто из нас, конечно, так не думал. Но все-таки… Хотя если дело было в маленьком провинциальном городке, то там и цены на липовые справки невысокие. С другой стороны, в маленьком провинциальном городке на ремонте машин не больно-то разживешься, народ там небогатый, и иномарок, требующих дорогого ремонта, раз-два и обчелся. Но это уже зацепка. Чтобы детдомовский мальчишка, не имеющий ни родных, ни связей, сумел откосить от армии, он должен быть или серьезно болен, или иметь деньги. О болезни Кузнецова ни его хозяин Анташев, ни подружка Валечка ничего не знали. Так что же это могла быть за болезнь, которую выявили военкоматовские врачи, но которую вполне успешно можно было скрывать на протяжении почти двух лет и при этом тренироваться в спортзале? Сильная близорукость? Исключено. Ни очков, ни контактных линз Кузнецов не носил, да и о физических нагрузках в этом случае не может быть и речи. Может, у него обнаружили ВИЧ? Или психзаболевание? Или Кузнецов был гомосексуалистом? Да нет, не похоже, ведь есть Валечка, а в супермаркете на кассе работает еще Ниночка, которую мы пока не видели. Или он был наркоманом, но с тех пор успешно вылечился? Ой, что-то я сомневаюсь. На лечение нужны большие деньги, одной силой воли тут не обойдешься. И на липовую справку нужны деньги. Все упирается в деньги, которые непонятно откуда взялись у восемнадцатилетнего одинокого детдомовского парнишки. Вот здесь и нужно копать. Возможно, именно отсюда, из этой истории с деньгами, и тянется ниточка, приведшая в конце концов к убийству.

С парафиновым компрессом сидеть пришлось долго, около получаса, и за это время мы с Сашей успели выяснить много чего интересного, но, к сожалению, не о Кузнецове, а о самой Валечке. Она, оказывается, мечтает разбогатеть и начать путешествовать. Жизнь ее складывалась так, что она мало где бывала, кроме Москвы, лето проводила в основном с родителями на шести дачных сотках, выросла в небогатой семье, и дальние поездки были не по карману.

–  Вот как попаду на вокзал, так - поверите?
– все внутри дрожит от волнения, до того хочется поездить, мир посмотреть, да просто в поезде прокатиться. Я однажды в Шереметьеве была, подругу встречала, она из Турции прилетела, так я там чуть в обморок не упала от переживаний. Выходит человек из самолета, а я думаю: он три часа назад был ТАМ, дышал ТЕМ воздухом, видел ТОТ город. Понимаете?

Я понимал, но чисто теоретически, потому что благодаря папиным бесконечным гастролям и маминым периодическим Кошмарным Ужасам, случающимся в день спектаклей, объездил всю Европу, и ни малейшего волнения эти поездки у меня не вызывали. Да, я уже говорил, что мама не требовала моего непременного присутствия на зарубежных премьерах, но Кошмарному Ужасу ведь не прикажешь, он приходит, когда захочет, и если мамуля не могла справиться с ним в одиночку, я запасался больничным и в пожарном порядке мчался на выручку на один-два дня. Хорошо еще, что благодаря нужным знакомствам и энной сумме денег мне ежегодно проставляли в загранпаспорт годовую шенгенскую визу, так что вылететь к маме на помощь я мог в любой момент. Посему за десять лет я успел много где побывать.

–  А на вокзале что делаете?
– спросил я из вежливости, для поддержания разговора.
– Тоже подруг встречаете?

Ну в самом деле, что ей там делать, если она никуда не ездит? Не подрабатывает же чистенькая деловитая Валечка вокзальной проституткой.

–  Нет, я туда как раз с Колей ездила. Примерно раз в месяц.

Вот тебе и здрасьте! А говорила, что нигде, кроме как в кино ив ресторанах, вместе с Кузнецовым не бывала. Правильно говорят, что один вопрос и один ответ - это только малая часть информации, надо спрашивать неоднократно, под разным углом, в разное время и в разном контексте.

–  На какой вокзал?

–  На Казанский.

–  И зачем вы туда ездили?

–  Не знаю, - Валя начала аккуратно разворачивать мои руки.

–  Как это - не знаете? Что вы там делали-то?

–  Ну я же говорю: не знаю, - нетерпеливо повторила она, - Коля меня в баре оставлял, заказывал кофе, пирожные или коктейль и уходил. Потом возвращался, и мы уезжали.

–  И вы у него не спрашивали, что он делал на вокзале?

–  Он говорил, что у него небольшое дело.

Ничего не скажешь, откровенность у этой парочки была как-то не в ходу. А может, дело не в откровенности, а в отсутствии интереса к личности партнера? Кто их разберет…

–  Как долго он отсутствовал?

–  Минут пятнадцать-двадцать.

–  Каждый раз?

–  Ну да.

–  Может быть, он встречал какие-нибудь посылки? Не обращали внимания? Может, он уходил с пустыми руками, а возвращался с пакетами или сумками? Или наоборот, уходил с сумкой, а возвращался без нее.

–  Нет, что вы, такого не было. Вот какие ручки у вас стали чудесные - прямо загляденье! Смотрите! Нравится?

Я посмотрел, но ничего особенного не увидел. Руки как руки, какими были - такими и остались. Ну, правда, кожа стала помягче, гладкая, почти бархатистая, а то была как наждачная бумага. Но мои собственные руки интересовали меня сейчас меньше всего. Куда любопытнее были сведения о вокзальных похождениях Николая Кузнецова.

–  В какое время вы туда приезжали? В одно и то же или в разное?

–  Часов в одиннадцать вечера.

–  Всегда?

–  Да.

–  А день недели тоже был один и тот же?

–  День недели?
– Валя задумалась.
– Нет, дни недели разные были, это точно.

–  Почему вы так уверены?

–  Ну, там один бар есть, где меня Коля оставлял, однажды мы приехали, а он закрыт. Коля сначала удивился, потому что раньше он всегда в это время работал, а потом прочитал расписание, а там написано, что бар по средам не работает. Значит, раньше мы в другие дни недели приезжали, не в среду, иначе он бы всегда был закрыт. Правильно?

–  Правильно, - я по достоинству оценил ее способность к логическим умозаключениям.

Выйдя из салона, мы с Сашей сели в машину.

–  Ну что, рванем в супермаркет?
– предложил я.
– Ниночка заступает в десять вечера и будет работать до утра, магазин круглосуточный. Или тебе спать пора?

–  Поехали, - сухо бросил журналист, и я понял, что мои последние слова его обидели. Ну и зря. Я же пошутил.

Шикарным словом «супермаркет» именовался маленький по площади, но до отказа набитый разными вкусностями и полезностями магазинчик, имеющий всего два кассовых аппарата, так что Ниночку мы увидели сразу. Та самая юная блондинка, хорошенькая - прелесть. На мой вкус, Валечка была лучше, но у мастера по маникюру было на этот счет другое мнение.

Разговор с кассиршей много времени не занял, она была последней подружкой погибшего охранника-водителя и смерть его переживала куда сильнее, чем Валечка, все время плакала и прямо на глазах теряла все свое очарование. Справедливости ради замечу, что блондинкой она была натуральной, в этом была ее сила, но и слабость одновременно: настоящие блондинки имеют обыкновение ужасно дурнеть, когда плачут. Лично я предпочитаю брюнеток, на них, в отличие от блондинок, бывает приятно смотреть даже по утрам, когда они заспанные и ненакрашенные. Но это так, к слову.

С Ниночкой Николай встречался пять месяцев, ни с кем ее не знакомил, водил в кино и в рестораны, словом, все происходило в точности так же, как с Валечкой. И на вокзал ездил. В разные дни недели, но строго около двадцати трех часов, отсутствовал минут пятнадцать-двадцать. Ни сумок, ни пакетов, ни объяснений, кроме лаконичного: «одно небольшое дело».

–  Нина, как вам показалось, он ездил на вокзал только с вами или он там бывал и один?

–  Конечно, он и без меня ездил, - кивнула она, всхлипывая.
– Несколько раз было, что он меня провожал домой или сюда, на работу, когда у меня ночная смена, и все на часы посматривал, говорил, что ему еще на вокзал надо успеть.

–  Именно «успеть»?
– переспросил я.
– Это его слова? Или он говорил «съездить»?

–  Нет, он говорил «успеть» и на часы смотрел.

***

Я повез Вознесенского домой. Жил он на противоположном от супермаркета конце Москвы, так что времени для обсуждения ситуации у нас было более чем достаточно.

–  Ну и как тебе все это нравится?
– спросил я.

–  Похоже на наркотики, - не раздумывая ответил журналист.
– Небольшие партии, которые можно положить в обычную сумку вроде моей. Килограмма три, объем маленький, а деньги приличные. Кузнецов встречал один и тот же поезд, который приходит на Казанский вокзал из Средней Азии около одиннадцати вечера.