Замена объекта
Шрифт:
Целую,
Море.
Одалиска - Морю, 7мая 2004 года
Море, я сделала так, как ты советовала. Знаешь, получилось очень странно. Когда я об этом заговорила, Костя как-то весь дернулся, помрачнел, обнял меня, поцеловал и сказал, что я у него самая лучшая. И ничего не рассказал.
Как ты думаешь, что это означает?
Одалиска.
Море - Одалиске, 8 мая 2004 года
Я думаю, Костя просто благодарен тебе за готовность проявить участие. Ну и ладно, пусть он ничего не рассказал, но зато теперь он будет знать, что ты всегда рядом, что ты готова
Извини, что пишу коротко, но здесь, в Интернет-кафе, обстановка не располагает к длинным излияниям.
Целую тебя,
Море.
Игорь Дорошин
Я люблю бывать у родителей, потому что, когда нахожусь в их доме, меня словно плотным облаком окутывают и ласково баюкают сразу три радостные мысли: как я люблю своих родителей и какие они у меня хорошие, несмотря на имеющиеся в ассортименте недостатки; какой хороший у них дом, просторный, красивый, уютный, отделанный и обставленный по их вкусу, который в данном случае (что вообще-то странно) полностью совпадает с моим собственным; как хорошо, что я живу отдельно от них.
Но сегодня я ехал к ним в Некрасовку с тяжелым сердцем, ведь мне предстояло объяснение с отцом, и избегать его я не намерен, хотя к этому есть все возможности. Я могу просто молча слушать упреки в свой адрес, кивать и не говорить ни слова. Однако, если сыновняя любовь угодливо предлагала возможность устраниться от скандала, бодрствующий во мне милиционер настоятельно требовал решительного разговора. Мне необходимо было задать папе ряд вопросов об Алле и ее водителе, а сделать это невозможно без обнародования своей осведомленности об их романе.
– Ты один?
– Увидев, как я вылезаю из машины, мама огорченно всплеснула руками.
– Как видишь.
– А Катя? Я думала, ты приедешь с ней. Ну как же так, Егорушка? Мы с папой приглашали вас обоих, я приготовила изумительную рыбу по-каталонски.
– Мамуля, Катя работает на телевидении, у нее ненормированный рабочий день и очень напряженно с выходными. Сегодня она занята. Не огорчайся.
– Ой, Егор, - мама сокрушенно покачала головой и горячо расцеловала своего неудалого сынка, - ты совершенно не умеешь строить отношения с приличными девушками. Боюсь, внуков мне не увидеть. Ну, пойдем в дом, папа тебя ждет.
– Он все еще сердится?
– Папа очень расстроен тем, что ты ослушался его и не приехал на банкет, он считает, что ты проявил неуважение к нему, - строго сказала мама.
– Несколько дней он пролежал в своем кабинете, у него была жуткая депрессия, впрочем, ты все это знаешь, я же тебе каждый день рассказываю о наших делах. Но теперь он немного отошел и готов тебя простить, если ты поведешь себя правильно.
– Правильно - это как?
– ехидно осведомился я.
– Я должен биться головой о стену и рвать на себе волосы? Или молчать, как рыба, и не затрагивать больную тему?
– Егор!
– воскликнула она с упреком.
– Ладно-ладно, - я ласково обнял маму, - я все понял. Постараюсь, чтобы все было в лучшем виде. Где отец? Все еще лежит в кабинете?
– Он плавает.
Это хорошо. Значит, папа в настроении. Может, не в самом лучшем, но уж точно не в депрессии, уж я-то своего папочку знаю. И потом, мама, как всегда, драматизирует: если с отцом разговаривал следователь или кто-то из оперов, то ему пришлось так или иначе с ними встречаться, а значит, вставать с дивана и выходить из кабинета. Интересно, он ездил для этого в Москву, что-то солгав маме? Или они приезжали сюда, и папа выдал их за журналистов или еще за кого-нибудь, с кем нужно вести деловые переговоры без посторонних? Или ему пришлось признаться во всем маме, а уж она сама решила не посвящать меня в подробности, которые могут уронить папин авторитет в моих глазах?
Раздевшись, я заскочил в столовую и схватил со стоящего на столе старинного фарфорового блюда неземной красоты тарталетку, наполненную чем-то соблазнительно благоухающим.
Это оказалось крабовым салатом, но каким-то особенно вкусным. Моя мама всегда умела придавать давно знакомым традиционным блюдам новое незнакомое очарование.– Егор!
– маминому негодованию не было предела.
– Ну зачем ты кусочничаешь! Сейчас придет папа, и мы сядем за стол.
– М-м-м, - ничего более внятного с набитым ртом я произнести не сумел и принялся энергично жевать, - я хочу сказать: где мои плавки? Пока папа плавает, пойду составлю ему компанию, оздоровлюсь.
– Вот это правильно, - одобрила меня мама, - это очень полезно для здоровья. Я давно тебе говорю: приезжай к нам каждый выходной, плавай, парься в бане, гуляй в лесу по два часа - и будешь здоров до глубокой старости. Плавание, баня и ходьба - это самое главное для спины, для позвоночника, а позвоночник - это самое главное для здоровья…
Ну, понеслось. Лекцию о важности позвоночника я слушал по меньшей мере раз пятьсот. Да я что? Разве спорю? Конечно, позвоночник - это важно. Но сейчас для меня куда важнее совсем другое.
– Мамуля, папино здоровье - национальное достояние, и о нем следует заботиться по всем правилам, а мое здоровье как-нибудь перебьется, ладно?
Мама поджала губы и вышла из столовой. Я быстро схватил еще одну тарталетку, но уже с другого блюда. Тоже вкуснятина.
– Вот, держи свой плавки.
Мама вернулась, держа в руках полный набор принадлежностей для бассейна: плавки, два полотенца, махровый халат и резиновые шлепанцы.
Я быстро прошел узким коридорчиком в пристройку, где находились бассейн и сауна. Отец сильными неторопливыми движениями рассекал голубую водную поверхность. Бассейн в родительском доме неширокий, примерно на две дорожки, но достаточно длинный, двадцать метров, так что папе с его хорошо поставленным брассом есть где размахнуться.
Он плыл, сосредоточенно и заметил меня только тогда, когда я спустился по лесенке и оказался возле него.
– Привет, - весело поздоровался я.
– Сколько тебе осталось?
– Четыре, - ответил он, уплывая от меня.
Это означало, что ему нужно проплыть туда и обратно четыре раза, чтобы получился километр, который папа проплывает, если есть возможность, каждый день. Я не спеша шевелил руками и ногами, мотыляясь от бортика к бортику и изображая плавание. Не то чтобы я не любил плавать, отнюдь, у меня вообще со спортом отношения более чем доброжелательные, дома даже тренажеры стоят, и я на них регулярно занимаюсь, но сейчас мне хотелось сосредоточиться и подготовиться к разговору, который легким быть не обещал.
Папа наконец остановился, вылез из воды и потянулся к лежащему на шезлонге халату. В свете последних событий я невольно окинул его оценивающим взглядом. Таким взглядом мы иногда смотрим на своих соперников, пытаясь понять, чем они лучше нас. Ничего особенно привлекательного я не увидел, обычное тело почти шестидесятилетнего мужчины, ведущего здоровый образ жизни, то есть не дряблое, плотное, крепкое, на талии и животе - приличный слой жирка, но благодаря очень широким плечам и мощной грудной клетке отец все еще кажется стройным. В меру волосат. Ноги коротковаты и кривоваты, да и волос на голове не «до фига и больше». Что в нем нашла красавица Алла Сороченко? А если она была не первой и не единственной папиной любовницей, если он и раньше изменял маме, то что в нем находили другие женщины? Деньги? Славу? Это объяснение годилось бы, если бы папа, как это принято, например, в Голливуде, выводил своих подруг на официальный уровень, появлялся бы с ними всюду, ездил в круизы, открыто тратил на них деньги и фотографировался на обложки модных журналов. Но здесь же все иначе: если женщины получали от отца деньги, то очень небольшие, потому что расход больших денег невозможно было бы скрыть от мамы, а о славе и вовсе говорить нечего. Зачем им мой отец? Что в нем есть такого необыкновенного? Но ведь что-то же есть, иначе не было бы в его жизни Аллы Сороченко. Наверное, я действительно совсем не знаю своего отца. И почему нам всегда кажется, что мы своих близких знаем наизусть и видим их насквозь? Ничего мы не видим и ни черта не знаем.