Замена объекта

И вот тут она расплакалась. Она не рыдала, не билась в истерике, она сидела, не пряча лица, и слезы катились по ее еще гладким щекам и капали на темное платье. Она даже не всхлипывала, только в горле что-то судорожно подрагивало.

***

–  Что бы ты сделал на месте того мужика, который приезжал к Руденской?
– спросил я Сашу, когда мы в электричке катили из Новокуйбышевска назад в Самару.

–  Я бы начал с детского дома. То есть с интерната. Конечно, прошло больше десяти лет, но, может быть, там остались еще те, кто работал при Осипенко и Кузнецове. Они могут помнить, с кем еще Виктор был дружен, кроме Коли. Более того, они могут знать, где сейчас Кузнецов, а это важно.

Саша был прав, это действительно было важно. Кто сделал Виктору паспорт на имя Кузнецова? И почему именно на его имя, а не какое-то другое? Ответ напрашивался сам собой: Николай Кузнецов знал о проблемах друга и помог ему с документами. Может быть, он сам тоже впутался в какой-то криминал, живет по липовому паспорту, и настоящий паспорт ему уже ненужен.

–  Надо ехать в Сызрань, - решил я.
– Но я отпадаю сразу, завтра утром мне надо быть на службе. А ты как?

–  Да я - пожалуйста, - улыбнулся Саша.
– Я - птица вольная, мне достаточно позвонить и предупредить, что меня еще день не будет на работе. А могу и взять несколько дней за свой счет. У нас ведь как? Главное, чтобы полоса была в порядке, чтобы все материалы были подготовлены, а где ты проводишь рабочее время - никого не интересует. Давай я тебя провожу до аэропорта, сдам билет, переночую в Самаре и завтра прямо с утречка двинусь в Сызрань. Годится?

–  Годится. Спасибо тебе.

Хорошо, что Саша взял билеты на ночной рейс, на более ранний мы бы не успели: рассказывала Рудёнская долго и подробно, показывала фотографии, на которых запечатлены были Витенька и Коленька в семь лет, в десять, в двенадцать, на качелях, в пневматическом тире, в кафе-мороженом, на крылечке детского дома - маленькие, коротко стриженные и набычившиеся; перед входом в интернат - повзрослевшие, ухмыляющиеся подростки, обнимающие друг друга за плечи.

В аэропорт мы успели вовремя, до окончания регистрации оставалось еще полчаса, Саша пошел в кассу возврата сдавать билет, а я пристроился в уголке и позвонил Светке.

–  Ты котов проверяла?

–  Обижаешь, - фыркнула моя подруга, у которой постоянно хранились запасные ключи от моей квартиры.

–  И как они?

–  Чуть с ума не сошли от радости, - гордо сообщила она.

Все понятно, сердобольная Светка опять притащила им всякой вкуснятины. Ну как же, детки брошены на произвол судьбы, надо ж пожалеть несчастных.

–  Что ты им принесла?
– сердито поинтересовался я.

–  Сырую телятину и отварную курицу. Ну, Игорек, не злись, я совсем чуть-чуть…

–  Да я не злюсь. Просто ты их балуешь, а мне потом расхлебывать. Кошки не глупее нас с тобой, они прекрасно понимают, что вкусное лучше, чем невкусное. Они твоей телятины поедят и завтра от говядины будут нос воротить, подавай им телятину, а где я ее возьму? В нашем магазине ее не бывает, а ездить через день на рынок - я запарюсь.

–  Ну ладно, ладно, не сердись, я больше не буду.

Будет. Точно знаю, что будет. Эти разговоры в пользу бедных происходят у нас со Светкой каждый раз, когда я куда-нибудь уезжаю и оставляю котов на ее попечение.

–  Когда ты вернешься?

–  Да я уже в аэропорту, сейчас пойду регистрироваться.

–  Как съездил? Удачно? Удалось что-нибудь узнать?

–  Ты даже не представляешь, насколько удачно, - совершенно искренне ответил я.
– Завтра все расскажу подробно.

–  Когда?
– тут же спросила она.
– А хочешь, я спать не лягу, приду к тебе и буду ждать, когда ты придешь? И ты мне сразу все расскажешь.

Хочу, конечно. Светка - настоящий друг, она знает, как трудно мне молчать, когда меня буквально распирает. Мне обязательно нужно поделиться, но у меня хватает ума не делиться с первым встречным, и я терплю изо всех сил, пока не представится возможность рассказать человеку близкому и доверенному, такому, как мой дружбан, старший участковый Валя Семенов или моя давняя подруга-соседка Света. Но я тоже настоящий друг и понимаю, что у Светки муж и двое детей, и будет по меньшей мере странным, чтобы не сказать неприличным, если она среди ночи вылезет из супружеской постели, оденется и отправится ко мне.

–  Нет, Светик, давай лучше ты ночью будешь спать. Мне тоже надо подремать хоть пару часов перед работой. Пригласи меня завтра на обед, и я тебе все расскажу в обмен на миску похлебки.

–  Договорились. Да, чуть не забыла, Боря просил тебе передать, что твоя последняя песня - просто чудо, и ты будешь последний кретин, если отдашь ее кому-нибудь на откуп. Возьми себя в руки, потрать день, сделай партитуру как следует - и станешь миллионером. У этой песни есть все шансы стать хитом по меньшей мере на несколько лет.

–  Ладно, я подумаю, - пообещал я. Но думал я в самолете совсем о другом…

Итак, Виктор Осипенко. Был призван в 1994 году в десантные войска, в боевых действиях не участвовал, службу нес вполне достойно, хотя звезд с неба не хватал. Регулярно слал тетке письма из армии, из этих писем она узнавала о том, как идет служба, чему учат и как кормят в армейской столовке. Когда Витю в семнадцать лет впервые вызвали в военкомат, его, учитывая приобретенную в ПТУ специальность, приписали к автомобильным войскам и тут же дали направление в автошколу, чтобы учился водить машину и получил права. Витя сначала ходил на занятия добросовестно, но ближе к окончанию курсов закрутил роман с какой-то девушкой и плюнул на навыки вождения. Его вызвали в военкомат и строго спросили: «Будешь учиться? Будешь ходить на занятия?» Витя грубо и честно ответил: «Нет!» Девушка в тот момент была для него куда важнее. В военкомате почесали репу и махнули рукой: ну и черт с тобой, пойдешь, в воздушно-десантные войска.

Вите было все равно. В десантники он не рвался, романтика парашютов и кульбитов была ему чужда, но службы он не боялся, был рослым, проворным и сильным. Его направили в разведроту. Лидии Павловне он как-то написал, что любимая поговорка их сержанта: «У нас не обсуждают, у нас выполняют». Тетка в ответном письме попыталась что-то объяснить племяннику насчет условности и относительности этого постулата, но по последующим Витиным письмам поняла, что такая постановка вопроса его более чем устраивает. Он не любил вникать, рассуждать и оценивать, он стремился получать четкие указания и умел их добросовестно выполнять. Он был не лишен чувства юмора, и Лидия Павловна хохотала до слез, читая снабженное подробным чертежом описание «ротной Мани» - специального валика, набитого войлоком с опилками и снабженного двумя палками. Этим валиком натирали полы в казармах.

Служил Витя Осипенко в показательном полку. К ним ежемесячно приезжали проверяющие, смотрели уровень подготовки солдат, которые демонстрировали высокому начальству групповые прыжки на ходу из автомобиля с переворотом через голову и подготовку к огневому контакту, снятие часового, разминирование. В принципе, этому должны обучать каждого солдата, на самом же деле основное внимание уделялось спортсменам и тем ребятам, у кого была хорошая физподготовка. Нельзя же обучать всех поголовно, такие тренировки занимают много времени и должны проводиться ежедневно, а кто же будет полы мыть? А плац кто подметет? Спорт в полку, как выяснилось, - не основное. Основное - уборка и всяческая писанина, одним словом, много рутины и мало романтики.

Из писем племянника Руденская видела, что это его нисколько не огорчает, за романтикой он не гнался, быть первым и лучшим не стремился и вполне удовлетворялся той жизнью, которой жили «не спортсмены». Несмотря на отличные природные данные, физподготовка у него хромала, потому что какая такая особенная физподготовка может быть у детдомовского мальчишки? В спортивные секции его мама за ручку не водила, и папа над душой с секундомером не стоял. Какие железки находил вокруг себя, те и «кидал», да и то не систематически.