Замерзший

Эмма до сих пор в Таеме. Или еще хуже - умерла. Девушка, стоящая передо мной, выглядит также как она. Я был глупцом — таким глупцом — предполагая, что Копия будет создаваться только на основе Похищенного.

– Я могла бы это все это прекратить еще тем утром на «Кэтрин», - добавляет она, - но нет, тебе нужно было ворваться ко мне, заставляя меня сбросить мой вызов в тот самый момент, когда я была в состоянии выйти на контакт. Я была так близко, но мне просто пришлось прекратить. Сделать из себя застенчивую и смиренную барышню с опущенными ресницами, как я всегда делала в твоем присутствии.

Она выглядит чувствующей отвращение от этой идеи. Это выражение инициирует определенные моменты, которые сейчас кажутся до боли очевидными. Как она не пролила ни единой слезинки, когда как я спас ее в Таеме, несмотря на то, что она пережила. Ее раздражение, когда я позволил Джексону пообщаться с Орденом в Бон Харборе вместо нее, и ее небрежное замечание по поводу его скорости, когда он открыл Внешнее Кольцо, потому что, возможно, это действительно можно было сделать быстрее. И ее глаза. Они казались такими безжизненными и мертвыми в последнее время, такими безэмоциональными. Такими отличными от Эммы. Она даже рассказала нам о признаке, как определить свой собственный вид, и я был слишком слеп, чтобы увидеть это.

Я чувствую, что из меня вышибли весь воздух.

– Но ты ни разу не сдала нас, когда мы были в Долине Расселин, - говорю я.
– И для тебя было бы не трудно проникнуть в Технологический Центр и выяснить, как связаться с Орденом.

– Я не собиралась связываться с ними, когда я была там, и они были бы глупы, думая, что я бы это сделала. Зачем мне охотно давать координаты моего расположения — расположения Повстанцев — и позволить им прикончить меня бомбами, которые я уверенна они бы скинули? Насколько тупой они меня считают?

Она ведет себя так же, как и Джексон в Стоунуолле: ставит свою собственную жизнь выше своей миссии. Самосохранение - сильнейшее из мотиваций.

– Так что теперь мы здесь, - говорит она, - и я, наконец, смогла достучаться до них. Согласись, Долина Расселин - это всего лишь название и я не знаю, что мне сообщать и как именно найти ее, не имея никаких непосредственных координат. Я сказала им проверить, откуда мой маячок передал последний сигнал. Этого должно быть достаточно для них, найти твою драгоценную штаб-квартиру, но ничего, если что мы подождем. Как только Орден не будет так занят, — она поворачивает голову к Стене и в это мгновение взрыв освещает небо — ты можешь в этом убедиться, Грей.

Мне становиться плохо. Из-за потери крови. Из-за всего.

– Эмма, я не могу просто ждать и позволить тебе выдать нас. Ты должна понимать это. Но если ты опустишь оружие, мы что-нибудь придумаем.
– Я придвигаюсь к ней с опаской.

– Ни одного шага больше.

Я все равно делаю один.

– Ты думаешь, я не смогу этого сделать?
– Она крепче прижимает ствол к голове Ксавье.

– Я знаю, что не сделаешь, - еще один шаг.
– Потому что ты где-то там внутри. И ты лучше этого. Ты можешь помочь нам. Как Джексон.

– Если он помог вам, это значит, что он более старой модели. Я сильнее его.

Она находится на расстоянии вытянутой руки. Один шаг и я могу выхватить пистолет. Еще один шаг и все будет хорошо.

– Если ты сейчас же не остановишься, он покойник.

– Ты не убийца, Эмма. Я знаю тебя.

Она смотрит прямо на меня, и на какой-то момент, я думаю, что она меня слышит. Я хватаюсь за оружие, и признание на ее лице исчезает. Ее глаза сужаются, ноздри раздуваются, когда она говорит:

– Я не твоя Эмма. Ты ничего не знаешь обо мне.

И она спускает курок.

Раздается эхо.

И она направляет пистолет на мою грудь.

Раздается еще один выстрел.

Я падаю вперед.

Но я не истекаю кровью. Я... в порядке.

Эмма смотрит вниз и обнаруживает, что на ее куртке расплывается темное пятно. Она падает на колени, а потом на бок с подогнувшимися ногами.

Я переворачиваюсь, ища стрелка. Бри опускает винтовку. Ее глаза невероятно напряжены, когда они встречаются с моими, ее губы крепко сжаты, как будто они зашиты. Сэмми смотрит на трупы, как будто он увидел призрака.

Позади нас раздается шум. Отдаленные вспышки.

Копии.

Все несутся к машине, но я проверяю Ксавье. Он мертв. Он мертв и это ужасно, я хочу на это смотреть, но не могу поступить по-другому. Меня выворачивает на снег.

– Грей?
– кашляет Эмма.

И даже когда я знаю, что это не она, я направляюсь в ее сторону. Я иду к ней, потому что она произносит мое имя, и ее голос звучит так же, как и у Эммы и я не могу игнорировать это. Она тянется к моей руке, хватая ее, ее пальцы липкие от крови, и она улыбается. Она умирает, но она сияет, как будто это лучший день в ее жизни.

– Они приближаются.

Бри начинает стрелять, и этот звук заставляет меня вздрогнуть, но я не могу пошевелиться.

– Где она? - спрашиваю я наспех.
– Настоящая Эмма?

Она делает несколько медленных вдохов.

– Я не знаю.

Сэмми кричит мне из машины.

– Проклятье, Эмма, - я трясу ее за руку.
– Она по крайней мере жива? Скажи, что она жива!

– Я не знаю, - повторяет она.
– Но это было слишком легко, быть ею... притворяться, что я тебя люблю.
– Она откашливает небольшое количество крови.
– Ее воспоминания... эмоции... Я ощущала их так ясно, как день.

Я отрываю ее пальцы от моих.

– Не думай, что ты знаешь ее. В тебе нет ничего от нее. Ты просто обманула нас, вот что ты сделала сегодня вечером.

– Но ты никогда... не подозревал меня, - говорит она между вздохами.
– Ни разу.
– Улыбается.
– Может ты единственный... кто не знает ее.

И мне нечего сказать, потому что я боюсь, что это правда. Сначала Клон моего брата, а теперь и Эммы. Как я могу утверждать, что знаю этих людей, если я не способен почувствовать омерзительную неправильность в них?

Сэмми матерясь, как сумасшедший размахивает руками с места водителя. Я смотрю на Бо и Ксавье в снегу. Они даже не похоронят их достойно.

– Нет времени!
– кричит Сэмми, и я знаю, что он прав.

Я отворачиваюсь от Эммы и бегу к машине.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

БРИ ЗАБИРАЕТСЯ НА ПЕРЕДНЕЕ сиденье, а я сзади. Мы едва закрыли двери, когда Копии приблизились к свечению костра, Копия меня по-прежнему во главе них. Мы сматываемся, и он теряет нас. Кричит, орет, пинает снег. Его спина выгнута в гневе, руки раскинуты.