Заметки о любви
Шрифт:
– Ты уверена, что хочешь уехать на неделю раньше? – спрашивает па, и Мэй прямо-таки физически ощущает исходящие от него волны разочарования.
Девушка смотрит за окно. Солнце садится, и все вокруг переливается золотым, словно это уже воспоминание, и даже старые здания с облупившейся краской придают их городку очаровательный и уютный вид, и он уже не кажется душным и маленьким.
– Да, – тихо отвечает Мэй, снова повернувшись к своим отцам. Их плечи соприкасаются, и она знает, что они держатся за руки под столом, и от этого на сердце еще тяжелее. – Но это не значит, что я не буду чертовски по вам скучать. К тому же бабуля тоже скоро возвращается в город, так что нам все равно придется
Ее родители переглядываются.
– Вы все время будете вместе? – спрашивает па. – Днем и ночью? Будете присматривать друг за другом?
Мэй проглатывает ком в горле.
– Да.
– И если она окажется плохим человеком или будет дурно влиять на тебя, – говорит папа, – ты проявишь здравомыслие?
– Да, – пряча улыбку, отвечает Мэй.
– И ты будешь связываться с нами три раза в день? – спрашивает па.
– Четыре, – встревает папа. – Нет, пять!
– Ну конечно.
Па долго смотрит на нее.
– И ты перестанешь терзаться из-за своего фильма?
Девушка медлит с ответом.
– Вот этого не могу обещать.
– Тогда, может быть, подумаешь о том, не снять ли новый?
– Обязательно.
– Тогда, полагаю, – удовлетворенно кивнув, говорит он, – правильным ответом будет «да».
Хьюго
Хьюго стоит посреди Пенн-Стейшн, который оказывается не только худшим вокзалом из тех, где ему довелось побывать, но еще, возможно, и худшим в мире местом. Здесь темно, все какое-то серое и грязное, людей слишком много и слишком шумно.
Рядом с ним останавливается полицейская собака и нюхает его рюкзак. Хьюго хочет погладить пса, но офицер рявкает на него:
– Руки!
Парень отшатывается, остро осознав в этот момент, что он находится в Америке, и сейчас, посреди этого переполненного вокзала, в его голове проносятся не мамины многочисленные предупреждения о том, что нужно следить за своими вещами, а единственное папино, которое он повторял им год за годом: нужно быть предельно осторожным, когда ты наполовину афроамериканец.
Все это совсем не похоже на многообещающее начало путешествия.
Мэй пока не появилась. Хьюго прислоняет свой рюкзак к стене и старается держаться как можно ближе к нему. Будет совсем неудивительно, если его украдут еще до того, как они сядут в поезд. Пока что у него получалось не заблудиться, не стать жертвой грабителя и избегать чего похуже. Прошло всего каких-то двадцать четыре часа, но Хьюго даже это казалось настоящей победой.
Без Маргарет Кэмпбелл он не смог попасть в отель, где у них был забронирован номер на прошлую ночь. Но ему удалось найти место в задрипанной сетевой гостинце в конце Таймс-сквер. Стены там были тонкими, как лист бумаги, и он слышал, как ругаются соседи. Но едва ли это его беспокоило. Хьюго и вспомнить не мог, когда в последний раз жил один в целой комнате, и был слишком возбужден, чтобы спать.
Он проснулся рано, чувствуя себя разбитым из-за разницы во времени, но готовым следовать маршруту, который Маргарет наметила для них. Но Хьюго вдруг понял, что без нее может делать все, что захочет, и эта мысль вызвала в нем странную радость. Он был один в чужой стране, без родителей, без братьев и сестер, без девушки; по сути, ни одна живая душа не знала, где он находился в этот самый момент.
Хьюго был свободен, целиком и полностью.
Вместо музея искусств Метрополитен он отправился в Хай-Лайн [7] . Вместо обеда в дорогущем ресторане, где у них с Маргарет был заказан столик, он съел хот-дог,
купленный у одной из маленьких тележек с зонтами. Вечером он отправился выпить пинту в старый паб в Вест-Виллидж, где ему было в этом отказано.7
Хай-Лайн (англ. High Line) – парк в Среднем и Нижнем Манхэттене, разбитый на месте закрытой ветки надземной железной дороги на высоте 10 метров.
– А то, что я англичанин, не считается? – с надеждой в голосе спросил Хьюго.
– А мы что, в Англии? – спросил его в ответ хмурый бармен, и в этом заключалась суть: нет, он был не в Англии. Все было удивительно, поразительно, до боли в сердце новым. И ему это очень нравилось. Все это. Даже голуби.
На экране телефона высвечивается сообщение от его мамы: «Ты по-прежнему цел и невредим?»
Хьюго вздыхает. И словно она слышит этот вздох, появляется следующее сообщение: «Я всего лишь спрашиваю. Никаких татуировок? Ничего такого?»
Хьюго: «Никаких татуировок. Но вчера вечером я проколол себе нос».
Мама: «Хьюго!»
Хьюго: «Я просто подкалываю тебя. Не волнуйся так».
Мама: «Сделаешь для меня фото океана, не забудешь?»
Хьюго: «Слишком поздно. Я уже отправляюсь на запад».
Мама: «Я имела в виду Тихий океан. Всегда мечтала его увидеть».
Объявляют номер платформы его поезда, и толпа оживает. Хьюго, прищурившись, всматривается в гигантское табло – буквенно-цифровую смесь из времени и пунктов назначения.
Хьюго: «Мам, мне пора. Поезд уже подали. Люблю тебя».
Мама: «Тоже тебя люблю».
Хьюго: «И не волнуйся, паспорт при мне».
Мама: «И в мыслях не было спрашивать».
Он засовывает мобильник в задний карман и оглядывается в поисках Мэй, пытаясь вспомнить ее внешность из видео, но девушки нигде не видно. Уже десять минут четвертого, а значит, она серьезно опаздывает. Поезд должен отправиться ровно в тринадцать минут, и Хьюго, встав на цыпочки, снова всматривается в толпу. Он так занят этим процессом, что до него лишь через секунду доходит, что она уже здесь, стоит всего в паре шагов от него.
Опешив, Хьюго моргает. Мэй одета в черное хлопковое платье и джинсовую куртку, волосы небрежно собраны в высокий хвост. На ногах поношенные красные кроссовки, а за спиной зеленый рюкзак почти с нее ростом.
– Хьюго, – произносит девушка, хотя звучит это не совсем как вопрос.
Когда Мэй ответила на его второе письмо, Хьюго отправил ей свою фотографию, чтобы она знала, что он не какой-то псих из интернета. (Хотя, может, он в него уже превратился? Трудно сказать наверняка.) Какое-то время Хьюго даже не называл Мэй свою фамилию, опасаясь, что она найдет в сети кучу статьей о его семье или, боже упаси, блог его мамы, сокровищницу позорных историй из его жизни. Он хотел начать это путешествие как Хьюго Уилкинсон, а не как один из «Шестерки Суррея».
Но в переписке Мэй стала настаивать на том, чтобы он назвал фамилию, и Хьюго не мог винить ее за это. Если бы одна из его сестер слетела с катушек и решила бы отправиться в путешествие в компании какого-то парня, с которым познакомилась в интернете, он бы точно хотел, чтобы она узнала о нем все подробности. И тем не менее парень приготовился к ее потрясению, которое испытывал каждый, узнав, что он один из шестерняшек. Но Мэй отреагировала вполне спокойно. К его облегчению, в своем следующем сообщении она лишь попросила его выслать ей полное описание их маршрута.