Замочная скважина
Шрифт:
– А куда ребенка?
– В детский дом.
– Как в детский дом? У него же мать есть.
– По документам у него нет матери. Только опекун – бабушка.
Никитку забрали в детский дом в связи со смертью опекуна. Сначала в один – он оттуда сбежал почти сразу же. Его нашли на вокзале, перевели в другой – он сбежал и оттуда. Нашли его или нет и где он – Ольга Петровна с Валентиной не знали.
– Вот была семья, и нет семьи, – сказала Валентина, когда они с Ольгой Петровной отмечали год со смерти тети Раи.
– Кто бы мог подумать, – ответила Ольга Петровна. – Кто ж знал, что так жизнь сложится?
– И не говорите…
– А скольких уже нет. Только мы с вами и остались.
– Да…. Вот вы все на здоровье жаловались,
– А кто сейчас здоров? – Ольга Петровна решила защищаться. – Я с детства болезненная, знаю это про себя. И что мне, тоже в гроб ложиться и помирать?
– Да я ж ничего не имела в виду! Дай бог вам здоровья! Просто к слову пришлось, – пошла на мировую Валентина. – Как ваши-то? – спросила она после того, как они с Ольгой Петровной выпили еще по две рюмки.
– И не спрашивайте, – отмахнулась Ольга Петровна, – ничего хорошего. Таня опять беременная.
– Ой, да вы что! – удивилась Валентина. – А я и не заметила!
– Срок еще небольшой.
– Давайте за это выпьем!
– Плохо у них все с Валеркой. Не знаю, зачем она еще одного рожать будет… – не поддержала тост Ольга Петровна.
– А Светланка? Замуж не собирается?
– Нет.
– Пора бы уж.
– Да пора. Давно пора. Кто бы спорил. Но, думаю, так одна она и останется.
– А может, и к лучшему? Пусть одна, чем как вы или как я.
– Не знаю, не знаю. Я уже ничего не понимаю.
Ольга Петровна глотнула еще водки, зажмурилась, выдохнула. Валентина молчала – вспоминала что-то свое. Наверное, Петьку.
Нельзя сказать, что Таня ничего не чувствовала. Конечно, чувствовала. Валерка ее давно разлюбил, если вообще когда-нибудь любил. Домой его ноги никогда не несли, разве что к Наташке, когда та грудная была. И то, что женщина у Валерки появилась, Таня тоже знала. Он особо и не скрывал. Таня не спрашивала, где он, почему на работе допоздна задерживается. Молчала, как в детстве, когда Валерка с другими целовался, а она терпела. Страдала, но терпела. Вон сколько девчонок у него было, а женился он на ней. Так и с любовницей будет. Он же к ней, к жене, возвращается. Таня по привычке тихо всхлипывала.
– Не могу больше на тебя смотреть! – сказала как-то Светлана, вернувшись с работы. – Опять ревешь? Что случилось?
– Валерка… – всхлипнула Таня.
– Что – «Валерка»? Опять Валерка? – Светлана была уставшая и раздраженная. Домой она тоже возвращалась через силу. А что дома? Вечно заплаканная сестра, недовольная мать. Одна радость – Наташка – колокольчик, звенящий на весь дом.
– Мне кажется, у него кто-то есть, – вдруг призналась Таня и опять заплакала.
Ей нужно было с кем-то поговорить. Светлана – не самый лучший вариант, но других не было. Таня ни с кем особо не дружила, да еще так близко, чтобы такие вещи рассказывать. А держать в себе совсем сил не было.
– В каком смысле? – Светлана остановилась.
– У него есть женщина. Другая, – плакала Таня.
Светлана подошла и села на диван к сестре.
– И что? Ты давно знаешь?
– Давно.
– Ты с ним поговорила?
– Нет, ты что? Нет, конечно.
– И не собираешься…
– Нет. Не могу.
– Почему? Боишься, что твой ненаглядный Валерочка ее предпочтет, если ты поставишь его перед выбором? Совершенно этому не удивлюсь. Я сто раз тебе говорила, что Валерка твой как был бабником, так и остался. А ты клуша. Села дома и рыдаешь целыми днями. Возьми себя в руки наконец.
– У нас будет ребенок.
– Какой ребенок? – опешила Светлана.
– Пока не знаю. Может, мальчик.
Светлана замолчала, потом спросила:
– Скажи мне только одно: ты это специально сделала? Чтобы его удержать?
– Ты что? Нет, конечно!
– Отлично. Просто с ума с вами сойти! А мама знает?
– Нет, я ей не говорила. Может, ты скажешь? Я боюсь.
– Тебе сколько лет? Десять? Ты
двойку из школы принесла? Неужели ты не понимаешь, что это всех нас касается? А как мы будем здесь все жить? Еще один ребенок! Ты совсем головой не думала?– Не думала, – согласилась Таня, заливаясь слезами.
– А папаша-то знает?
– Нет!
– Ну ты даешь!!! У меня слов нет.
– Я боюсь…
– Чего? Чего ты боишься?
– Что он уйдет. Что я ему не нужна. И ребенок не нужен.
– Ну и пусть идет на все четыре стороны. Не пропадем.
– Нет. Я его люблю. Пусть гуляет, только не уходит. – Таня забилась в истерике.
– Ты совсем ненормальная какая-то. Прекрати немедленно, выпей валерьянки, тебе нельзя нервничать. – Светлана встала и пошла на кухню.
– Свет, что мне делать? – крикнула ей вслед Таня.
– А я откуда знаю? Сама разбирайся со своим Валерочкой. Маме я скажу.
Ольга Петровна после разговора сначала со Светой, а потом с Таней слегла с мигренью. И плакала, и пила таблетки, и пыталась подумать о том, что ничего удивительного – семья есть, ну будет второй ребенок. Надо радоваться. Но радоваться не получалось.
Ольга Петровна еще раньше Тани поняла, что у зятя есть другая женщина. Услышала несколько телефонных разговоров, посмотрела рубашку, брошенную в стирку, – в следах пудры. Заметила она и то, что Валерка почти не ест дома – значит, его кто-то кормит. И если не голодный, то кормят хорошо. Да и взгляд у него изменился. Все-таки Ольга Петровна знала зятя как облупленного, с самого детства, у нее на глазах мальчик вырос. Валерка как будто ожил, словно в него кто-то вдохнул кислород, энергию. Он стал улыбаться своим мыслям, шутить, иногда приносил бутылочку вина, заходил в комнату к Ольге Петровне, и они подолгу сидели вместе – или молчали, или она рассказывала ему про Лиду, про то, как они переезжали в этот дом, как встречали Новый год, про Израиля Ильича. Валерка слушал, не перебивая, впитывал, запоминал. И когда в нем стали происходить перемены, Ольга Петровна в глубине души не могла за него не порадоваться.
Мальчик отходил душой и телом, почти забыл весь пережитый ужас. А то, что это случилось благодаря другой женщине, а не Тане – так что поделаешь? Ольга Петровна не переживала за дочь. Считала, что та сама виновата. Надо было найти подход. Поговорить, послушать, а не смотреть на мужа влажными от слез глазами коровы, которую ведут на убой. Наверное, Валерке нужна была другая женщина. Другая по внутреннему устройству. Что ж поделаешь? Винить его за это? Ольга Петровна была убеждена, что она не имеет на это права – осуждать зятя за измену. Мальчику нужна была любовь, он исстрадался, потеряв мать, и не нашел любви с женой. Ему нужно было чувствовать, жить, дышать. Ольга Петровна любила Валерку если не как родного сына, то почти как родного. Он ей был ближе, чем Таня, хотя даже самой себе Ольга Петровна ни за что бы в этом не призналась. Как мать она должна была защищать интересы дочери, но сердце радовалось за Валерку. Он заслужил чувства. Должен был проснуться после долгой многолетней комы, в которую впал после самоубийства Лиды. Будь она на месте дочери, то отпустила бы, не держала. Нельзя удержать то, чего нет. И не было. А Таня не пропадет. Была замужем, дети в браке рождены, все как у людей. Но не сложилось, бывает.
Нельзя удерживать Валерку, нельзя. Даже ребенком. Пусть идет, пусть живет.
– Танюш, а может, аборт сделаешь? – совершенно искренне, исключительно движимая заботой, предложила Ольга Петровна.
– Мама! – заорала Таня. – За что ты меня так ненавидишь? Опять? Света! Скажи ей! – Таня заорала, забилась, Света побежала капать валокордин и мочить полотенце, а Ольга Петровна стояла, недоумевая, – а что она, собственно, такого сказала? Надо было Тане позволить рожать в школе? И наплевать на аттестат? Нет, тогда все правильно сделали. А сейчас тем более. Наташа есть – и хорошо. Таня выйдет еще раз замуж, родит. Не выйдет, так и не надо. А куда сейчас ребенок?