Замок Дор. Прощай, молодость (сборник)

– Чирикают, как пара воробушков.

– Почему так рано?

– Потому что сегодня Мэри исполняется четырнадцать лет, и Джонни разбудил ее, чтобы вручить свой подарок – хорошенький молитвенник, который я купила, в переплете, украшенном слоновой костью, с духовными гимнами Уэсли!

Миссис Бозанко отправилась в Трой в двуколке и вернулась, когда еще не было трех часов. Таким образом, у нее осталось достаточно времени, чтобы упаковать корзину для пикника по случаю дня рождения, которую Амиот и Зилла отнесли на место, выбранное детьми, – у подножия виадука, под лиственницами.

Она послала Зиллу на конюшню, а сама поднялась наверх, чтобы принарядиться. Это заняло совсем немного времени, и, когда вернулась служанка, миссис Бозанко уже поджидала ее на пороге черного хода.

– Он сейчас придет, – сообщила Зилла.

– Что за женщина беседовала с ним? Я заметила ее из окна спальни.

– Это была служанка мистера Льюворна, из Троя. Я видела ее раза два, однако узнала, когда она шмыгнула прочь. «Шуры-муры», – сказала я себе, хотя и не знала, встречались ли они раньше. Ну что ж, лето – самое подходящее время для таких дел. И я в свое время слушала кукушку. Но он ушел в море и сгинул там зимой.

– Сейчас конец июля. «В июле он готовится сбежать», – процитировала хозяйка.

Семья устроила праздничное чаепитие под виадуком. Дети занялись костром, беспрерывно споря и стараясь убрать пепел от костра, кем-то разложенного здесь раньше.

– Но что это такое? – спросил Джонни, поднимая кусок обуглившегося дерева.

– Это моя скрипка, – признался Амиот. – Я понял, что никогда не смогу играть на ней правильно, и сжег ее здесь.

– Значит, мелодий больше не будет?

– И историй не будет?

– О, истории будут, много-много, я надеюсь.

Дети начали к нему приставать, и он рассказал им бретонский вариант истории о Рудольфе и леди из Триполи – одну из тех легенд, которые странствуют по миру. Голос его звучал взволнованно, он раскраснелся и жестикулировал больше, чем обычно. Миссис Бозанко пристально за ним наблюдала. Взгляд ее мужа был устремлен на берег реки и на пшеничное поле.

Потом показались грачи, летевшие в Пенквайт, и Амиот, пересчитывая птиц, говорил, кто из них родители, а кто – птенцы; юные грачи учились летать, с каждым днем все выше и дальше.

Когда чаепитие закончилось и все было упаковано в корзину, миссис Бозанко тронула юношу за рукав:

– Задержись-ка, Амиот. Я хочу сказать тебе пару слов.

Вздрогнув, Амиот посмотрел на нее:

– Что-то случилось, мадам? Я сделал что-нибудь не так?

– Надеюсь, нет – уверена, что нет; а если это так, то я как раз вовремя.

– Если у хозяина есть какие-то жалобы на мою работу…

– Жалоб нет. Как раз сегодня утром он хвалил тебя.

– Тогда, если я ненароком вас обидел и вы не можете мне простить…

– Нет, Амиот, ничего такого. Ты же знаешь, что все мы – и мистер Бозанко, и я, и дети – очень тебя полюбили.

«Да поможет мне Бог, – подумала она про себя. – Ведь я отсылаю его как раз в тот вечер, когда у Мэри день рождения. Это разобьет ребенку сердце».

– Тогда я понимаю, в чем дело. Вы и хозяин не так богаты, чтобы позволить себе и дальше быть со мной столь щедрыми. Мне следовало бы об этом подумать. Но если дело только в этом, то хозяин может не платить – ведь это он сам великодушно предложил мне плату. И все эти деньги лежат в верхнем ящике комода в моей комнате – в носовом платке, завязанном узелком. Для чего мне здесь деньги? А что до еды, то в последнее время я обнаружил, что мне нужно совсем мало.

При этих словах миссис Бозанко чуть не рассмеялась. Конечно, она это заметила – ей ли, такой рачительной хозяйке, этого не заметить! Но – увы! – она знала, из-за чего он потерял аппетит.

– Амиот, – сказала она, – это совсем тут ни при чем, совсем. Я сказала, что мы тебя любим, но в последнее время я за тобой наблюдала, как мать за собственным сыном. И я говорю тебе, точно так же как сказала бы своему сыну, будь он твоего возраста: «Ты должен с этим покончить!»

– Да, вы были мне самым лучшим другом из всех. Я не спрашиваю почему, так как знаю это. Только из-за вашего доброго сердца вы так отнеслись ко мне, чужаку, лишенному друзей. Но разве я не отплатил всем, что было в моих силах?

– Отплатил.

– Тогда скажите мне, по крайней мере, в чем моя вина?

– Ты влюблен.

Он потупился, а потом взглянул ей прямо в глаза:

– Да, влюблен. Это преступление?

– Амиот, ты влюблен в замужнюю женщину, Линнет Льюворн. Она передает тебе послания через свою служанку. Сегодня она тоже послала тебе записку. Не так ли?

– Так, мадам. Но вы сказали «замужняя»?

Миссис Бозанко поморщилась:

– Что она тебе сказала?

– Вообще-то, она ничего мне не сказала, мадам. Но у меня, конечно, есть свои мысли, как и у вас – ваши. Вы мудрее меня. Что же думаете вы?

– Она и ее муж едины пред ликом Божьим, – ответила миссис Бозанко.

– Я очень мало знаю о Божьем лике, – сказал Амиот. – Как вам известно, я попал на исландское рыболовное судно, толком не поучившись в школе. На борту моего первого судна я слышал много грязных разговоров. Но это другое, совсем другое!

– Послушай, Амиот. Я действительно говорю с тобой как с собственным сыном. Ты должен уйти сегодня вечером, покончив с этой ребяческой любовью, ты еще станешь взрослым мужчиной.

Однако миссис Бозанко все время сознавала, что, беседуя с ним как с мальчишкой, она обращается к мужчине, – он внезапно повзрослел, и это любовь сделала его взрослым.

– Сегодня я ездила в Трой, – продолжала она, – и завтра утром ты можешь взойти на борт пакетбота «Дауншир», там тебе будут хорошо платить. Ты можешь отнести свои вещи на судно сегодня вечером. Сейчас его грузят, а завтра оно отплывает на Рио-Гранде. Ах, мальчик, поезжай, посмотри мир и забудь все!

– Забыть? Вы имеете в виду – в объятиях другой женщины? Это будет – ведь я еще только учусь! – это будет угодно Божьему лику?

– Ах, Амиот, не делай этого! Никогда не делай! Вот уж никак не думала, что с тобой будет так трудно говорить!

– Вам не нужно бояться этого. Ничто не может меня соблазнить, заставив забыть грех, которого боитесь вы, никогда в жизни – как ничто не может стереть память о вашей доброте ко мне. Пожалуй, я побегу собирать вещи.

Подхватив корзины, он растаял в сгущающихся сумерках.

«Теперь уж и не знаю, – подумала миссис Бозанко, – правильно ли я поступила!»