Замок Фрюденхольм

Оскар считал, однако, что бороться против врага надо не охотничьими ружьями. Следует тщательно подготовить и организовать сопротивление. Можно создать подпольные группы по пять человек под видом шахматных кружков. Мы должны действовать конспиративно, сказал бывший испанский доброволец.

Мартин считал, что кому-нибудь следует срочно отправиться в Престё и установить связь с окружным партийным руководством. До тех пор ничего предпринимать нельзя. Он сам охотно поедет.

— И ты, вероятно, обнаружишь, что партийная контора занята немцами, — сказал Оскар.

— Неужели?

— Но ведь еще не известно, знают ли они адрес, — сказал Якоб Эневольдсен.

— И вовсе не известно, интересует ли немцев эта контора, — сказала Маргрета. — Что им там надо?

«В настоящее время достигнуто соглашение между правительством немецкого рейха и королевским датским правительством, — повторило радио. — Это соглашение гарантирует сохранение датского королевства, армии и флота, уважение свободы и независимости датского народа».

— Вы этому верите? — спросил Оскар.

Нет, никто не верил немецким заявлениям. Никто не верил, чтобы гитлеровцы уважали чью-нибудь свободу. Но вовсе не обязательно, чтобы Дания стала Чехословакией или Австрией, во всяком случае, на первых порах. И по датскому и по шведскому радио передавали, что Стаунинг остается премьер-министром, а король — королем. Да, социал-демократический премьер-министр пока еще на месте.

— А вы верите ему? — спросил Оскар.

— Нет. Но в Чехословакии и в Австрии нацистские захватчики не допустили социал-демократов к власти.

— Но наши социал-демократы особого рода. Чего нацистам их бояться!

Длинный Антон считал, что надо сжечь партийный билет до прихода немцев.

— Видно, твой партийный билет большего и не заслушивает, — сказал Мартин. — Кстати, наклеены ли на билете марки? Ты ведь не платишь взносов уже четыре или пять месяцев.

— Самое большее четыре. Ты всегда требуешь денег, как раз когда у меня их нет. Не очень-то легко приходится безработному.

— Прежде чем сжечь партийный билет, приведи его в порядок! — сказал Мартин.

Оскар считал, что нечего торопиться сжигать партбилеты. Нужно привести их в порядок и хранить в потайном месте.

— В потайном?

— Да, это значит не совать их в морду немцам и нашим собственным нацистам.

— Наши собственные нацисты, пожалуй, более опасны. Например, Нильс Мадсен или граф и его охранники. Что-то они теперь придумают?

— А Мариус Панталонщик?

— Черт с ним! Но что они сейчас делают там, в замке? Что они замышляют? Чего можно от них ожидать?

17

Дело историка бесстрастно наблюдать все происходящее и сохранять хладнокровие, пока вокруг развертываются события.

Профессор Прос, историк аккуратный и добросовестный, возвращался домой девятого апреля после утренней прогулки по Копенгагену и пытался составить себе представление о создавшейся обстановке. Он видел, что на улицах города заняли посты немецкие солдаты, видел изумление и любопытство копенгагенцев. Он побывал в редакции «Дагбладет», где поспешно перестраивали работу, как того требовали изменившиеся обстоятельства. Главный редактор Енс Ангвис был на своем посту, он спокойно и трезво комментировал последние события профессору истории.

— Мы можем получить все, что желаем, — сказал редактор. — Речь идет об образцовой оккупации с терпимыми условиями для прессы, а если мы глупо поведем себя, то у нас будет то же, что в Польше.

По пути домой профессор Прос. все еще встречал людей, которые не верили, что Дания оккупирована. Позавтракав и поразмыслив над событиями, профессор записал в дневнике, что немецкая оккупация Дании была неожиданностью.

Для некоторых людей оккупация не была сюрпризом. Например, графа в замке Фрюденхольм она не застигла врасплох. Точно так же и писателя Франсуа фон Хане. И для многих друзей Франсуа фон Хане, работавших в СИПО при государственной полиции, приход немецких войск явно не был неожиданным.

Государственная полиция поддерживала связи с немцами, жившими возле датской границы, и восьмого апреля в Копенгаген поступали с короткими промежутками Сведения о продвижении немецких войск из Гольштейна на север.

Сержант полиции Оттесен стоял в злополучную ночь на вахте в конторе начальника государственной полиции Ранэ. Он получил распоряжение, в случае если что-либо произойдет, поднять тревогу и сообщить инспектору полиции Лоллану. В мраморной нише были поставлены на ночь бутылки пива, и сержант нервно шагал взад и вперед по мозаичному полу. Античные, из потемневшей бронзы лампы освещали похожее на храм помещение.

В час двадцать минут утра зазвонил телефон, и сержант выслушал сообщение, из которого явствовало, что немецкие войска подошли уже к Фленсборгу и расположились бивуаком под городом. Площадь во Фленсборге заполнилась самым разнообразным транспортом, не только военными грузовиками, но и автобусами и туристскими машинами, как будто предполагалась экскурсия.

В час двадцать три минуты сержант передал это тревожное сообщение дальше, инспектору полиции Лоллану, который совершенно спокойно воспринял сказанное.

— Мне следует, вероятно, уведомить начальника государственной полиции Ранэ и заместителя начальника? — спросил сержант.

— Нет, — ответил Лоллан, — Не нужно! Начальник государственной полиции и его заместитель в курсе дела.

— Но как же быть, может, позвонить министру юстиции?

— Нет. Лучше не надо. У министра юстиции завтра будет напряженный день.

— А начальнику департамента Кнудсену в Министерстве юстиции?

— Да, ему можете позвонить.

Ошеломленный сержант полиции позвонил начальнику департамента Кнудсену и передал ему сообщение.

— Вот как, — ответил начальник департамента Кнудсен.

— Что вы сказали? — переспросил сержант.

Но начальнику департамента нечего было добавить к своему ответу, и он положил трубку.

Сержант полиции Оттесен дрожащей рукой записал этот короткий ответ в свой рапорт.

— Боже милостивый! — простонал он. — Они в курсе дела! Они ничуть не поражены! И говорят: «Вот как!»

Сержант так разволновался, что забыл про пиво. Непочатые бутылки так и стояли в мраморной нише, когда служащие пришли утром в СИПО.