Замок на песке. Колокол

– Звук пропал, – прокричал сзади чей-то звонкий голос. И Школа, дав себе волю, просто покатилась от хохота. Рейн откинула голову назад, плечи ее тряслись. Мор тоже закатывался беззвучным смехом. Его переполняло сумасшедшее счастье.

– Мистер Хензман, дайте, пожалуйста, слайд, – попросил Бладуард.

Картинка наконец появилась. Это был «Смеющийся кавалер» Франца Хальса. Школа с бульканьем и вздохами затихала.

– Этот господин, конечно, вам всем хорошо известен. И если вы спросите, какова в данном случае связь между портретируемым… портретируемым и художником, то ответ будет – обаяние. Портретируемый хочет, чтобы его видели обаятельным, и художник охотно выполняет его пожелание. – Бладуард вновь постучал указкой.

Внимая Бладуарду, Школа на минуту притихла. Но тут же послышалось какое-то гудение, будто над рядами носился пчелиный рой.

На следующем слайде был изображен фрагмент мозаики из Равенны – голова императора Теодорика.

– А здесь что мы видим? Мы видим не портрет индивидуальности, написанный индивидуальностью, а абстрактную… абстрактную идею власти и величия, воплощенную в облике человека.

Он постучал указкой по полу. А Школа навострила уши, предвкушая нечто.

– А сейчас этот прославленный портрет… – Грянул хохот. Потому что «прославленный портрет» оказался изображением пищевода лягушки. Бладуард торопливо отступил от экрана, чтобы посмотреть, и едва не сшиб каких-то малышей.

– Кто-то подменил слайд, – шепнул Мор на ухо Рейн. Такое уже случалось. Теперь можно было ожидать чего угодно. Он подвинул стул чуть ближе и заглянул ей в лицо. Она ответила ему улыбкой. Мор вновь повернулся к экрану и прижал свою ногу к ее ноге. Лягушка все еще была на экране.

– Полагаю, тут какая-то ошибка, – слышался голос Бладуарда. Мор чувствовал себя на вершине блаженства.

Хензман перекрыл рукой источник света – лягушка исчезла. Но он замешкался со следующим слайдом. Прошла минута, прежде чем изображение появилось. Это был один из поздних автопортретов Рембрандта.

– Вот еще один портрет… если мы спросим, что связывало натурщика с портретистом, то ответ напрашивается сам собой – правда? – Аудитория молчала. Бладуард сделал паузу и посмотрел на картину. Огромная сократовская голова старого Рембрандта, закутанная в какую-то грязную тряпицу, выступала из света и тьмы. На краю освещенного пространства стоял Бладуард, неотрывно глядя на картину. Он, кажется, на минуту забыл, где находится.

– М-да, – пробормотал Бладуард и, отодвинувшись в тень, цокнул указкой об пол.

А на экране вдруг возникло цветное фото королевы в синем костюме, стоящей на ступеньках Балморала. Хорошо спевшаяся группа из задних рядов тотчас же затянула национальный гимн. Аудитория послушно вскочила со своих мест. И тут же грянул сумасшедший хохот. Несколько человек еще пытались петь, но недолго.

Мор приподнялся на своем стуле и расслышал, как Эверард говорит Хензману:

– Вряд ли сам мистер Бладуард мог придумать…

Хензман, нисколько не растерявшись, быстро изъял неуместную картинку и вставил другую.

– Наверное, мне пора уходить, – шепнула Рейн. Мор обнаружил, что держит ее за руку. Наклонившись, они прижались плечами друг к другу.

– Я тебя безумно люблю! – под гул голосов сказал Мор.

– Тшш! – шепнула Рейн.

Хензману удалось выдворить королеву. Появился следующий слайд – портрет Винченцо Морозини Тинторетто. Школа со вздохом замолчала.

– Перейдем к этому полотну, тоже находящемуся в Лондоне, – невозмутимо произнес Бладуард.

– Изумительный портрет! – прошептала Рейн. – Жаль, что…

Сзади раздался громкий шепот. Там задвигали стульями. Создалось впечатление, что кто-то один, а может, двое начали пробираться к выходу. Сидящие в первых рядах оглядывались, стараясь понять, что происходит.

– Будьте добры, не шумите, – обернувшись, попросил Эвви.

– …извлечь некую мораль из этих примеров… – тем временем говорил Бладуард.

– Что там за суета? – спросила у Мора миссис Пруэтт. Но Мор не знал. Он повернулся на своем стуле и коленом прижался к бедру Рейн. Несколько мальчиков стояли, переговариваясь вполголоса. Потом некоторые из них направились к дверям.

– …Будучи, как Шекспир, он определил это, творцами и владельцами наших лиц…

Пруэтт встал и вдоль стены начал пробираться к центру неразберихи.

– Где находится эта картина? – шепотом спросил Мор у Рейн.

– В Национальной галерее, – тоже шепотом ответила Рейн. – Мы туда…

Бладуард стоял в белом квадрате света, протянув вперед указку. Он напоминал алхимика, беседующего с призраком. В задних рядах переговаривались все громче. Большая часть учеников смотрела теперь именно туда, а не на экран. Все взволнованно перешептывались. «Что случилось?» – спросил кто-то в первом ряду.

Пруэтт вернулся и, наклонившись к Эвви, сказал обеспокоенно:

– Наверное, вам надо выйти. Двое мальчиков лезут на башню.

Мор похолодел. Все вокруг мигом куда-то исчезло. Он вскочил, сделал шаг и чуть не столкнулся с Эвви, который в эту минуту тоже поднялся… Он начал пробираться к ближайшей двери. На задних рядах тоже вскакивали, гурьбой устремляясь к дверям. Началась давка. Голоса звучали все громче и громче. Мор попал в центр водоворота. Прокладывая себе путь, он краем глаза видел происходящее в зале. Бладуард все еще стоит у экрана, подняв указку, а перед ним, в зале, мальчики дерутся, толкаются, взбираются на стулья. А самые младшие в первых рядах еще не поняли, что происходит, и спрашивают, им отвечают громко, взволнованно, и паника все нарастает и нарастает. Эвви тоже попал в водоворот. На секунду его лицо мелькнуло в свете экрана – разинутый рот, испуганный взгляд. Уже после того, как директор пробился к выходу, Мору удалось включить свет.

А потом он выбежал на средину игровой площадки. На дворе уже совсем стемнело. Толпа и без того уже собралась внушительная, но к ней все прибавлялись и прибавлялись школьники, высыпающие из двух дверей гимнастического зала. Мор поднял голову. Но ничего не смог разглядеть, будто завеса опустилась перед его глазами. Он с усилием всматривался. Хотя и без того уже знал, кто те двое на башне.

– Они там, – сказал кто-то рядом. Ригден. Он показывал вверх. Мор напрягал зрение. Но по-прежнему ничего не видел. Словно ослеп. Ему казалось, что кто-то схватил его за горло и душит. В ночном небе начали постепенно вырисовываться контуры башни.

Громада башни чернела на фоне безлунного неба. Строение состояло из двух ярусов. Нижнего, квадратного, где находилось книгохранилище, стоящее на крыше главной школы, с двумя небольшими оконцами. А из этого нижнего квадратного строения вырастала чрезвычайно высокая башня, пышно украшенная гротескным каменным орнаментом и увенчанная бронзовым шпилем. Квадратную часть отделял довольно заметный, на два-три фута шириной, выступ, нависающий над нижней частью сооружения. Основание башни доходило почти до краев этого выступа, то есть башня снизу была широкой и к верху сужалась, так что в целом имела вид некоего копья.