Замок на песке. Колокол

Он все время оглядывался. Тьма. Нет, свет есть. За окнами учительской столовой все еще горит свет. Наверное, там убирают. В такой час? Он не знал, что ему делать. Потом побежал к дверям, оглушенный топотом своих ног. Дверь не заперта. Он стремительно взлетел по ступенькам и ворвался в комнату. Там было темно. Он пробежал по комнате и распахнул вторую дверь.

Оголенная электрическая лампочка освещала комнату, которая выглядела теперь очень странно. Все, что напоминало о званом обеде, давно убрали. В первую секунду ему показалось, что в комнате никого нет. Потом он увидел Рейн. Высоко у себя над головой. Она стояла на стремянке около камина и что-то делала с холстом. В левой руке держала большую палитру. Цветные брызги виднелись не только на ее белом нарядном платье, но и вокруг, даже на ступеньках стремянки. На то, что кто-то вошел, она внимания не обратила. Работа над картиной захватила ее.

– Рейн! – позвал Мор. Он подошел к стремянке и дернул ее так сильно, будто хотел сбросить девушку на пол.

И тут увидел, что она плачет.

– Рейн… Это все неправда. Это Нэн придумала. Ты не виновата.

– Нет, правда. Я спросила у Демойта.

– Ну что ж, у меня когда-то и в самом деле была такая мысль, но Нэн все переврала. Мы с ней никогда ничего не обсуждали, и никакого согласия между нами не было. Поверь мне.

– Это не имеет значения. – Она сквозь слезы смотрела на картину.

– Все не так! Клянусь, все не так. Я от всего отказался, навсегда.

– Да. Из-за меня. – Она отложила кисточку и повернулась к нему. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, и крохотные каблучки едва виднелись из-под платья. Мор протянул руку.

– Нет, нет, – произнес он и, обняв ее ступни, прижался головой к стремянке. Как же убедить ее? – Ну хорошо, пусть так. Но разве это так уж важно? Я тебе давно бы сказал, только не хотел усложнять дело. Если бы я сам тебе сказал, все было бы по-другому? Тебя огорчило, что это сказала Нэн. Ну, какие пустяки. Я люблю тебя, и все остальное не важно. Все остальное – не имеет значения. Я люблю тебя… ты понимаешь? – Он страстно хотел убедить ее, хотел, чтобы она поверила.

– Ты мне делаешь больно, – сказала она. – Я только теперь поняла. Я просто не осознавала, что разбиваю твою жизнь. Теперь я вижу то, чего раньше не замечала. Я вижу твоих детей. Я вижу твои устремления. Ты говоришь, что любишь меня. Но на самом деле ты никогда полностью не простишь мне, что я всего это не заметила. И я сама себя за это не прощу. – Она говорила бесцветным, слегка плачущим голосом, и слезы не переставая текли по лицу.

– Нет, нет, все не так! – выкрикнул Мор. Нэн победила, мелькнула мысль, теперь Рейн видит все именно так, как ей хотелось. – Нет, я не позволю тебе так думать!

– Не надо, Мор. Кто я в твоей жизни? Ты похож на дерево с длинными корнями. А я всего лишь птица. Ты не сможешь вырвать свои корни из земли, чтобы улететь со мной. Отовсюду, где бы мы ни оказались, тебя со временем все равно позовут твои дети, твоя работа, к которой ты призван, и ты сам это знаешь. Я представляю, как бы я чувствовала себя без моего творчества. Я бы умерла, если бы его у меня отняли. Я бы умерла…

– Я люблю тебя, Рейн, – сказал Мор, – и больше ничего сказать не могу. После встречи с тобой все остальное утратило для меня смысл. И меня больше не интересует парламент. Я больше этого не хочу. Я хочу тебя. Не уничтожай меня, Рейн. – И он схватился за нижнюю ступеньку.

– Какое-то время мы были бы счастливы, но что дальше? Это как сухой песок, текущий сквозь пальцы. Я путешествую по миру и везде, где могу, рисую. Если бы мы оказались вместе, я все равно продолжала бы свое дело. А что осталось бы тебе? Просто быть возле меня? Но понравилось бы это тебе? Смог бы ты продолжать сочинять? Если бы тебе нравилось сочинять, как мне нравится рисовать, ты бы не бросил и сейчас, ты бы продолжал, тебя ничего не могло бы остановить.

– Я буду писать. Или открою свою школу. Я же не тупица. Я и об этом думал тоже. Мы начнем новую жизнь вместе. Что за жизнь у меня сейчас, ты же не знаешь. И что бы изменилось, стань я депутатом парламента? С тобой я впервые почувствовал себя живым человеком. С любовью к тебе для меня открылся мир, впервые, прекрасный мир, полный новизны, никогда прежде мною невиданной. И что со мной будет, если ты оставишь меня! Не оставляй меня. Не будь жестокой. Прошу!

Он простер к ней руки. Она склонилась и крепко сжала их. И так они и стояли какую-то секунду. Но пожатие рук их не утешило. Они оба это почувствовали. Рейн забрала свою руку.

– Ты любишь меня? – Он снизу смотрел на нее. – Если нет, то скажи, не терзай.

– Я люблю тебя, люблю. Но какой в этом смысл? Может, это все и в самом деле произошло… из-за отца…

Она положила палитру на колени и потерла лицо обеими руками. Следы красной и голубой краски остались у нее на щеках и на лбу.

– Рейн, ради бога, не надо. Я тебя не отпущу, я не позволю. Ничего ведь не случилось сегодня вечером. Мы любим друг друга по-прежнему. Моя жена сказала глупость. Верь только мне.

– Мор, Мор, – чуть не плача, сказала Рейн. – Если бы ты только знал. Ты стал для меня всем. Целым миром. Но теперь я вижу, что ты просто увлек меня… вот я и увлеклась. Решила, что все так просто – ты уходишь от жены, которую больше не любишь и которая больше не любит тебя. Но все оказалось гораздо сложнее. Из-за меня может разрушиться слишком много вещей.

– Если ты любишь меня…

– Это слово нам больше не поможет.

– Давай забудем то, что сегодня случилось.

– Мой дорогой… мой дорогой, – и с глазами, полными слез, она вновь повернулась к картине.

– Забудем…

– Мой дорогой…

Вот и все. Мор отступил от стремянки. Он не мог произнести ни слова. Но потом сделал над собой усилие.

– Я не верю, что все кончено. Мы ведь еще поговорим?

Рейн не ответила. Она взяла палитру и начала смешивать краски, хотя слезы мешали ей. Мор пошел к двери. Он сказал:

– Тебе не надо сейчас этим заниматься. Тебе нужно отдохнуть. Хочешь, я тебя подвезу?

Но она покачала головой.

– Нет. Я должна закончить. Переписать голову. Я наконец поняла, что надо делать. Мне надо работать. А ты иди.

Но он не мог сделать ни шагу. Что-то ему подсказывало: если сейчас уйдет, то больше никогда ее не увидит. А это же невозможно. Они увидятся завтра. И поговорят. Он убедит ее в своей правоте. Иначе и быть не может.

– Мы оба сейчас слишком устали. Поговорим завтра.

– Да, да. Пожалуйста, иди, мне надо работать. Будь добр, иди.

Мор стоял, глядя на нее. Она вновь взялась за работу, смахивая слезы.

– Рейн…

Она не ответила.

– Завтра, – произнес он.

– Да… да…

Она продолжала писать. Мор еще постоял немного и вышел, прикрыв за собой дверь.

Глава 20

Мор проснулся. Было прохладно. Приподнявшись, глянул в окно. Тусклый, белесый свет. Еще очень рано. Можно еще поспать. Он лег, и тут, подобно удару, в его сознание ворвались события минувшего вечера. Он сел и закрыл лицо руками, словно удерживая рвущийся наружу отчаянный крик. Рейн. Он должен ее увидеть, как можно скорее, сразу после завтрака, даже раньше. Вчера она была в отчаянии. А он слишком много выпил и не понял, что ей лучше побыть одной. Он посмотрел на часы. Без десяти шесть. Снова откинулся на подушку. Придется подождать еще несколько часов. Затем понял, что не может лежать. Это мучительно… надо что-то делать. Он встал и, натыкаясь на предметы, стал искать свою одежду. Голова раскалывалась от боли.