Замок
Шрифт:
Если бы наставник проведал об обуреваемых его мыслей, он бы осудил их самым резким образом, если бы даже не проклял. Для него это происки неизменные дьявола. И он, Николай, еще совсем недавно с этим бы согласился. Но ведь в образе дьявола выступает его отец. А ему точно известно, что он не дьявол, что, возможно, он ближе к Богу, чем некоторых церковники. Хотя его Бог совсем не похож на их Бога, более того, эти два Бога просто несовместимы между собой.
Николай вдруг почувствовал что-то вроде испуга: как это можно думать о существовании двух Богов. Это же самое настоящее святотатство, за такие мысли наставник наложил бы на
Николаю вдруг нестерпимо захотелось с кем-нибудь поговорить. В последнее время такое желание его не посещало, разве что беседовать с наставником. Впрочем, сейчас он не был до конца в этом убежден, возможно, он просто его подавлял в себе. Но сейчас он решил этого не делать, мысли и чувства его переполняли в такой степени, что требовали на кого-нибудь излиться.
Отца он сразу отверг; сейчас он не готов к разговору с ним. Все остальные обитатели замка для него чужие люди. Разумеется, кроме Майи. С его стороны было большой ошибкой, что в последние годы он мало общался с сестрой. Честно говоря, ему было с ней не очень интересно, уж слишком по-разному мыслили они. В какой-то момент они стали удаляться друг от друга, и с годами это удаление только возрастало. Может быть, теперь настало время попробовать снова сблизиться?
Майя находилась в своем номере, по ее виду можно было догадаться, что она скучает. При виде брата она удивилась.
— Ты, Коля?
— Не ожидала?
— Нет. Ты постоянно один. Мне кажется, тебе никто другой и не нужен.
— Если честно, я сам так думал.
— А теперь?
— Сомневаюсь.
— Что-то случилось? — встрепенулась Майя и пристально посмотрела на брата.
— Да, — кивнул он головой. — Я поговорил с отцом.
— А, — протянула она. — Понятно.
— Что тебе понятно?
— Что ты поговорил с отцом, и он все в тебе перевернул. Разве не так?
— Так, — признался Николай.
— И что теперь?
— Не знаю.
— Мама называла нашего папу человеком, порождающим сомнения в том, в чем никто не сомневается.
— Да? — удивился Николай. — Не слышал.
— Она несколько раз мне это говорила.
— Странно, что мне ни разу, — задумчиво протянул Николай. — Как ты думаешь, она была с ним счастлива?
— Да.
— Уверенна?
— Я видела. Когда я вошла в пубертатный возраст, то стала интересоваться, сам понимаешь, какими вопросами. И я стала наблюдать за родителями. Особенно, когда они выходили из спальни. У мамы всегда было счастливое выражение лица.
— Вот не знал, что ты наблюдала за этим, — покачал головой Николай.
Майя усмехнулась.
— Мне очень интересовало тогда, как они занимаются сексом. — Она посмотрела на брата. — А с тобой можно о сексе говорить?
— Сейчас можно, я еще не принял постриг.
— А потом будет нельзя?
— Нет.
— И как же ты будешь? Я о сексе думаю каждые пять минут. А может и чаще. Надо для интереса засечь.
— Можно научиться не думать о сексе. Есть специальные методики.
— И они работают?
— Я пока их еще
по-настоящему не опробовал.— Мне кажется, это очень скучно не думать о сексе.
— Когда думаешь о Боге, о многом забываешь.
— А может тогда лучше не думать о Боге, чтобы не забывать? Я хочу думать не о Боге, а своих детях. А без секса они как-то редко получаются. Мне известен всего один случай. Ты бы тоже подумал о детях. Мама очень хотела внуков, причем, твоих больше, чем моих.
— Откуда ты знаешь?
— Когда она заболела, то мы много с ней разговаривали. Ты появлялся периодически, ведь у тебя все время были гастроли. А находилась с ней все время. И она многое мне чего говорила.
— Например?
— О внуках. Она надеялась, что у тебя и у меня будет хотя бы по двое детей. Ее очень беспокоило то, что мы можем остаться бездетными. А к этому все как-то шло.
— Почему ее это так беспокоило?
— Она говорила, что в нас гены нашего отца, и они нуждаются в продолжении. Затухание нашего рода приводило ее в отчаяние. Она говорила, что если это случится, Бог тебя и меня накажет.
Несколько мгновений Николай ошеломленно молчал.
— Она так говорила? Я так много не знал о своей матери.
— Ты рано покинул дом. А я жила с мамой до самого ее конца. Это было ужасно. С тех пор я ненавижу смерть. И Бога за то, что Он ее придумал.
Николай встрепенулся, хотел что-то возразить, но промолчал. Вместо этого погрузился в размышления.
— Смерть нужна для обновления.
— Можно придумать другой способ для обновления, — пожала плечами Майя. — Почему именно этот? Ты можешь ответить?
— Глупо комментировать деяния Бога.
— Папа бы на это сказал, что комментировать можно и нужно все. А уж деяния Бога в первую очередь. Мы от них сильно зависим.
— Откуда тебе известно, что он сказал бы именно так.
— Я все же немного знаю своего отца. Я тоже не одобряю твоего поступка.
— О чем ты?
— Об уходе в монастырь. Я была в них, видела монахов, кроме отвращения других чувств я к ним не испытывала. От них веет каким-то убожеством, а не божеством.
— Ты плохо знаешь монахов.
— Ты прав, плохо. Я лишь передаю свои впечатления. Возможно, они совсем другие. Но у меня нет никакого желания их узнавать ближе.
— Это твое право. Хотя любое незнание рождает предрассудки.
— Пусть у меня будут предрассудки. Они мне не мешают жить. Коленька, не обижайся, — дотронулась Майя до его руки. — Мне будет грустно и будет тебя не хватать, если ты уйдешь в монастырь. По большому счету, кроме тебя, у меня нет близких людей.
— А отец?
— У него своя жизнь. Тем более он собирается снова жениться. Ему не до своих детей. Скажи, а зачем ты пришел ко мне?
Николай удивленно посмотрел на сестру.
— Захотелось поговорить.
— Нет, тут есть еще что-то. Не хочешь, не говори.
— Но это правда. Меня с невероятной силой потянуло с кем-то пообщаться. Я пришел к своей родной сестре.
— Вряд ли смогу тебе помочь.
— Почему?
— Мы слишком разные. Я полностью поглощена земной жизнью, я думаю о деньгах, о детях, о мужчинах. Без этого я не представляю своего существования. А все другое мне по большому счету по барабану. А ты решил от всего отречься. Что я могу в этом случае тебе сказать?
— Ты мне уже немало сказала.
— Да? — удивилась Майя. — Не заметила.