Заморозь мне Маргариту

– И где ты сейчас выставляй?

– Галерея "Уэллингтон".

– Но это же здорово!

– Знаю, - уныло согласилась я.
– Может, конечно, я с жиру бешусь, но беда в том... Салли, ты помнишь Ли Джексон - она вела у нас скульптуру? Я знаю, ты только на первом курсе у нее занимался...

– Как не помнить такую женщину?
– вскричал истинный южанин Салли, на миг забыв о своей ориентации.

– Она как-то сказала, что у скульптора, работающего на заказ, есть два пути, если не клеится работа: либо соорудить нечто огромное и выкрасить в красный цвет, либо наделать побольше и загромоздить ими весь зал.

– Значит, ты красить красным?

– Нет, я пошла вторым путем. И вот я смотрю на свои пятнадцать подвесных скульптур и просто не понимаю, нравятся они мне или нет. Скопом мои мобили смотрятся потрясающе. Но, знаешь, что угодно будет смотреться классно, если помножено на пятнадцать и свисает с потолка: аквариумы с золотыми рыбками, тавровые балки, даже вот такие бокалы с коктейлем... Эй, ты чего вылупился?

Сквозь прорези маски казалось, что глаза у Салли вот-вот выкатятся из орбит. Он вдруг стал похож на Людовика Железная Маска, страдающего базедовой болезнью. В какой-то части мозга, не занятой горестями творческого кризиса, мелькнула мысль: интересно, как Салли умудряется застегивать свою кожаную щель, чтобы его роскошные сицилийские ресницы не застревали в молнии. Все-таки жалко такую красоту выдергивать.

– Говоришь, ты мобили строить?

– Ну да.

– Guarda bene<Здесь: "смотри-ка!" (итал.)>, нам надо встречайся и говорить об это. Если я заглянуть к тебе в студия? У тебя там есть такие скульптуры?

– Да, но...

– Я хорошо помни твои работа. Мне жутко нравиться то, что ты делай, жутко!

– Ну, сейчас все по-другому, - быстро проговорила я.

Я не отношусь к тем, кто хранит свои юношеские творения. Наоборот, мне нужно двигаться вперед. Причем лучше - как грузовик с цепями на колесах, сокрушающий все старые работы. В художественной школе преподаватель живописи однажды попросил нас принести то, что мы считаем своими лучшими работами, а потом объявил, что мы разожжем во дворе костер из этих картин. Я тогда единственная подпрыгнула от счастья. Иди вперед или умри. Слава богу, есть галерея, куда можно сдавать свои скульптуры. Некоторые хранят работы годами, не в состоянии ни продать их, ни выставить. С таким же успехом могли бы жить в склепе среди разложившихся трупов.

Салли пожал плечами и воздел руки. Этот жест я помнила хорошо: "И что с того?"

– А зачем тебе на них смотреть?
– осторожно спросила я.

– Я теперь работай в театре, и у меня неплохо получайся.
– Салли не смущали английские запреты на хвастовство. Что ж, отрадно слышать.
– Я только начать... вот-вот начать, - поправился он, - работай над постановка "Сон". Я хочу сказай "Сон в летнюю ночь"...

– Спасибо, что разъяснил. Я и не думала, что ты имеешь в виду "Сон о Джинни"< "Мне снится Джинни" - телевизионный комедийный сериал, начатый в 1964 г.>.

– Cosa?<Почему? (итал.)> Ну, короче, мы хоти, чтобы все был современно, современно, современно. И у нас есть деньги, большой красивый театр с авансценами, и мы позволяй себе актеров. Я уже давно размышляй, как все это делай поинтереснее, как Питер Брук<Знаменитый английский театральный режиссер (Р. 1925).> с его трапециями. И тут появляйся ты и говори, что делай мобили, и эта идея просто взрывайся у меня в голова... Они большие, да? Ты ведь всегда делай крупная вещь.

– Довольно большие. Но, Салли, даже если мои мобили тебе понравятся, в театре работать мне сейчас меньше всего хочется. Честно говоря, я собираюсь в отпуск. Куда-нибудь в теплое место, где красивые мальчики и холодная выпивка.

– Я ехай с тобой! Я знай такое место. А потом мы ставить спектакль.

– О, бога ради...

В этот момент поводок Салли изъяли из моей руки.

– Он хорошо себя вел?
– осведомилась хозяйка. Помада у нее на губах была цвета перезревшего чернослива и липко поблескивала даже в полумраке. Либо дамочка минуту назад ее подправила, либо только что отведала свежей крови юных девственниц.

– Плохо!
– мстительно ответила я.
– Прицепился как репей.

Хозяйка резко выдохнула и так сильно дернула Салли за ошейник, что он чуть не упал с табурета.

– Я вижу, ты по-прежнему отказываешься подчиняться дисциплине! заорала она и поволокла его за собой.

Она его так и впрямь задушит - сдавленный стон Салли не был притворным.

– К ноге!

– Я тебе звони!
– прохрипел Салли, ковыляя на четвереньках и через шнуровку купальника выставив на обозрение задницу.

Я смотрела на Салли и понимала, что он действительно позвонит. У Салли не было моего номера, но его это не остановит: мерзавец станет названивать всем знакомым, пока не добьется своего. Что ж, на этот раз ему придется смириться с отказом. Ничто не заставит меня столько времени возиться со скульптурами для того, чтобы типы, называющие себя Душистый Горошек или Горчичное Зерно<Эльфы из комедии Уильяма Шекспира "Сон в летнюю ночь">, болтались на моих творениях, как на цирковых трапециях. У меня есть своя гордость.

* * *

– Кто это был?
– поинтересовалась Джейни. Я кратко описала ей Салли и его последнюю великую идею. К моему удивлению, Джейни тут же заявила, что не видит абсолютно ничего дурного в таком предложении.

Я непонимающе уставилась на нее:

– Ты серьезно? Ты же знаешь, в каком я состоянии! Меньше всего мне сейчас хочется уродовать свои работы на потеху кучке вампиров из театра. Вообще-то я мечтаю свалить отсюда куда подальше...

– Где теплые мальчики и холодная выпивка. Знаю, ты постоянно об этом твердишь. У тебя тысячу лет не было парня, с тех пор, как ты послала того совершенно нормального...

– Он был слишком правильным, - угрюмо пробурчала я.
– Пытался даже затащить меня к своим родителям в Сассекс на воскресный обед, а его отец священник, черт подери. Ну да, он отличный парень, но, кроме секса, у нас не было ничего общего. Да, да, - упредила я возражения Джейни, - сначала все шло отлично, но через несколько месяцев отношения всегда скисают, сама ведь знаешь. К тому же я все время работала. У меня не было времени думать о чем-то другом. Так что сейчас мне требуется только отпуск.

– Но ты все равно пока не можешь. Сама же говорила, что тебе нельзя уезжать из Лондона в ближайшие два месяца, потому что надо закончить работу и написать текст для каталога. А так ты смогла бы вырваться из рутины. Ты же счастлива, только когда работаешь.

Со старыми друзьями вечно одно и то же: они абсолютно точно знают, как ты должна жить. (Кроме того, друзья гораздо лучше тебя в мельчайших подробностях помнят всю историю твоей сексуальной жизни. И им просто неймется заполнить пробелы информацией, которую тебе не хотелось бы делать достоянием потомков.)

– А что ставят?
– поинтересовалась Джейни.

– "Сон в летнюю ночь", в театре "Кросс".

– Серьезно?
– Ее голубые глаза расширились до размеров блюдец.
– Хелен прошла туда пробы! Представляешь, как было бы здорово, если бы вы могли работать вместе!

Джейни - вечная оптимистка. Она никак не может понять, что ее подружка Хелен питает ко мне глубочайшее отвращение, естественное по отношению ко всякому, кто не поддается чарам ее силиконового обаяния. Я тоже не сильно симпатизирую Хелен, но для моей неприязни есть куда более серьезные основания, особенно после того случая, когда Хелен изменила Джейни с неким телепродюсером Куртом (мужчиной, заметьте!), посулившим ей главную роль в своем сериале. Роль Хелен так и не дали, и она вернулась к Джейни, ничуть не печальнее и не мудрее, зато источая раскаяние и клятвы в вечной верности. Подозреваю, что "верность" для Хелен - понятие более растяжимое, чем резинка трусов Мика Джаггера, но свое мнение держу при себе, поскольку дорожу дружбой с Джейни. Не так давно я по глупости вдрызг разругалась с одним своим приятелем, а потому не собираюсь наступать на те же грабли.